Четыре фигуры за спиной Марка. Округлившиеся глаза Фомы. Фома открывает рот. Марк немного поворачивает голову. Все очень медленно и в то же время мгновенно. Разные слои мира, плоские как даггеротипы. Тугая пуговка ридикюля. Марк поворачивается. Кто-то кричит, кажется, Фома. Холод металла в пальцах. Я выпрямляю руку, которая внезапно становится тяжелой. Шаг сервов — они уже стоят вплотную. Кто-то кричит. Выстрел — я вижу, как в руке Марка что-то вспыхивает. Звон металла. Кто-то кричит — может, я?.. Марк бросается к лестнице. Слишком далеко. Я вижу, как развеваются за его спиной полы пиджака — как маленькие серые крылья, не способные оторвать хозяина от земли.
Все происходит медленно, слишком медленно.
Марк минует трех сервов, но четвертый стоит у него на пути. Я все жму на спусковой крючок, но выстрела нет. Холод металла под пальцем. Марк пытается его обойти, но я понимаю, что серв успеет быстрее. Металл, не умеющий думать, но умеющий быстро действовать. Потом мою руку что-то подбрасывает, я слышу звук, похожий на хлопок вылетающей пробки. Потом вдруг оказывается, что Марк висит на лестнице, а серв лежит на боку, неподвижный, как остальные семеро.
Наконец все слои мира объединяются в один и я вижу, что Марк стоит рядом со мной. Растрепанный задыхающийся Марк с револьвером в руке.
— Ничего себе… — пробормотал он, — Ну и меткий же был выстрел! Таис, где вы научились так стрелять?
Я с опозданием сообразила, что диринжер все еще в моей руке. Просто небольшой кусок металла, оттягивающий кисть. Очень неудобный.
— Случайно, — сказала я непослушными губами и, покрутив пистолет, спрятала его обратно в ридикюль.
Адреналин, растаявший в крови, наполнил тело сотней тысяч покалывающих иголочек. Я почувствовала себя невероятно обессиленной, настолько, что едва не свалилась на пол. Но Марк был уже рядом. Он подхватил меня, придержал, от тепла его тела сразу стало легче, мир перед глазами перестал крениться, обрел объем, запахи, цвет.
К нам, изрыгая на ходу ругательства, половину из которых я не понимала, уже спешил Фома. Он казался одновременно рассерженным и напуганным.
— Бога ради, да вас же чуть в клочки не разорвали! — набросился он на Марка, — Четверо сразу!.. Я такого даже представить не мог! Что произошло?
— Что-то вроде недоразумения… Таис, вы спасли мою голову, вы в курсе?
— Не из-за содержимого, — огрызнулась я, пытаясь восстановить равновесие без помощи Марка, — Вы проклятый идиот! Тупица! Осел!
Марк встретил мою ярость без удивления. Так мол принимает удар океанской волны. Только желваки на скулах заиграли.
— Самоуверенный, ничего не замечающий индюк! Болван! Я предупреждала! Говорила!
— Таис… — попытался слабо возразить Марк.
— Упреки госпожи Таис вполне обоснованы, — заметил хмуро Фома, — Если бы она не угадала в голову тому серву, лежать бы вам сейчас в яме…
— В церебрус, — машинально поправила я, — Я попала ему в церебрус. А дьявол!..
— Вы вытащили пистолет еще до того, как я сообразил, что происходит. У всех работников Ласкариса такая блестящая реакция?
— Реакция — только у одного, — буркнула я, — У остальных — просто голова на плечах.
— Вы знали, да? Заранее знали, — Фома прищурился.
— Если бы знала заранее — не позволила бы ему лезть вниз. Слишком поздно сообразила…
— Сообразили что?
— Что все это время мы ошибались. Мы думали только об оболочке. О логике. И, конечно, все это время упускали самое важное. Нас сбили с толку цифры.
— Не вполне понимаю.
— Я расскажу — позже. Простите, мало времени. Спиритоцикл все еще у подъезда?
Фома растерялся. Я впервые видела его откровенно растерянным — и это мне понравилось.
— Да. Только зачем?
— Все потом. Пошли, Марк. Времени мало.
Марк тоже ничего не понимал. Он хлопал глазами как мальчишка, которому учинили взбучку, но который еще не сообразил, где прокололся. Проклятый безмозглый зеленоглазый мальчишка. Он никогда не изменится.
— Куда?
— Узнаете. Но позже. Сейчас у нас есть очень срочное дело.
Я схватила его за руку и повлекла к выходу.
— Стойте! — крикнул нам вслед Фома, — Но что мне делать с сервами?
Останавливаться я не стала, лишь крикнула на бегу:
— С сервами?.. Утопите их в море!
— Как?!
— От них уже не будет толку!
Спиритоцикл действительно остался у подъезда.
— Обратно в гостиницу! — крикнула я шоферу, — Залезайте, Марк, да скорее же!
— Куда мы спешим? — не выдержал он.
— В «Свистульку». Мы должны успеть до того, как прибудет гранд-трактус.
— Кир? — сразу сообразил он, — К чему он?
— К тому. У нас осталось одно незаконченное, но важное дело. И он нам понадобится.
— Ладно, сдаюсь, — Марк покорно поднял руки, — но ради всех святых и святого Константина в придачу — объясните же мне все! Вы ведь что-то поняли, пока я торчал в яме, полной сервов?
— Поняла раньше. Но тогда лишь сопоставила детали.
— Значит, вы знаете причину.
— Кстати, причину первым назвал именно Кир. Только вы ее не услышали. Как, впрочем, и я. Так что в некотором смысле мы оба остались в дураках. Не улыбайтесь, вы дурак куда более упрямый! Вас действительно могли убить — там…
— Контр-Ата? — недоверчиво спросил Марк, — И все равно не понимаю.
— Вы сказали, Кир больше не может работать. Помните? Кир утратил адекватность и не способен мыслить логически. Помните, а?
— Было, не спорю.
— Так вот — оказалось, что Киру не требуется логика чтобы сделать верный вывод.
— Тогда что же?..
— Женская интуиция, — сказала я горько, — Женская интуиция. Вот что включилось у него тогда, когда отказала логика.
— Вздор какой!..
— Вздор для нас — а ведь мы все еще носились со своими теориями. Вы искали несуществующий чаро-вирус, я пыталась разобраться в цифрах… Все было проще — но мы искали совсем в другой стороне.
— Оставим Кира, — нетерпеливо сказал Марк, — Я хочу разобраться. Почему Контр-Ата? Мы ведь обсуждали это и решили, что она не может стать причиной нападения!
— О, она сама в порядке. Я, конечно, не чародей, но это могу утверждать наверняка! Не в порядке было кое-что другое. А именно — сервы.
— Заводской брак? — быстро спросил он, — Но это практически невозможно.
— Не заводской. Вы помните про ниххонских сервов, Марк?
— Конечно, Кир же рассказывал…
— Про их обостренное чувство чести? Про комплекс самоубийцы? Помните?
— Да, — по его глазам я видела, что он начинает понимать, куда я клоню, но пока еще не может поймать мысль.
— Опозоренные сервы сводят счеты с жизнью, верно?
— Ну да. Вроде как. А блок Контр-Ата мешает им это сделать. Все равно пока не понимаю.
— А должны были бы, — я вздохнула, — Как только Фома рассказал, откуда они появились, эти сервы.
— Обычная контрабанда, что с того?
— Вот поэтому мы никогда не поймем ниххонцев, а они — нас. По сути сервов украли во время перевозки.
— В некотором роде.
— И что они, по-вашему, почувствовали?
— Сервы не умеют чувствовать, Таис.
— Бросьте уличать меня в очевидном! Ладно, что они поняли? Да соображайте же!
— Вы имеете в виду, — осторожно начал Марк, — Они поняли, что их украли?
— Да! Они функционировали, а их церебрус работал. Их украли у хозяина и поставили на службу чужим людям! Удар не просто по ним — удар по корпорации! Как по-вашему, они почувствовали себя опозоренными?..
— Оооо… — глаза у Марка в этот момент тоже напоминали две больших-больших «О». Сообразил.
— То-то, — я перевела дыхание, только сейчас почувствовав, что запыхалась — точно не ехала, утроившись на мягком сиденье спиритоцикла, а бежала по мостовой, — Вот что они почувствовали — позор! Опозорили их, их хозяина — что может быть страшнее? Чувство чести, будь оно неладно…
— Но совершить самоубийство они не могли!
— Точно. Контр-Ата. Как связанные руки у самоубийцы. Непреодолимая преграда. Ее делали настоящие мастера, я верю Киру, блок был надежен настолько, насколько это вообще возможно. Он полностью исключал самоубийство. Разбивший чашку серв не покидал хозяина. Они не подумали о другом — что будет, если степень позора гораздо, гораздо сильнее вины от разбитой чашки?..