Сэр Атель указал на стул и гость уселся, разглядывая хозяина.

Привлекательный молодой англичанин, казалось, был не в себе. На вид ему было лет двадцать пять. Немного запавшие глаза под высоким и выпуклым лбом светились умом и горели лихорадочным внутренним жаром, подавляемым усилием воли. Твердо очерченный рот, полные крепкие губы.

Все в этом человеке производило впечатление энергичности и мужественности.

Посетитель, высокий господин лет пятидесяти с довольно тонкими чертами лица, остро подстриженными кончиками усов и короткими седеющими волосами, вежливо снял шляпу, которую носил чуть набекрень, и сильной волосатой рукой отставил в сторону трость — такую толстую, что ее можно было принять за дубину.

Конечно же, это был не мистер Бобби.

Не успел сэр Атель заговорить, как гость извлек из кармана записную книжку, из книжки достал визитную карточку и протянул хозяину.

Сэр Атель прочитал: «Артюр де Лаберже». В левом нижнем углу было зачеркнуто какое-то слово и сверху приписано: «Le Nouvelliste, Paris».

Сэр Атель и глазом не моргнул.

— Я журналист, сэр. Специальный корреспондент парижского «Нувеллиста». Раньше работал в «Репортере», но ушел по причине, которая вряд ли будет вам интересна. Прошу уделить мне несколько минут…

— Это о вас писала мне мисс Редмор?

Лаберже счел за лучшее молча поклониться.

— Вы пришли поговорить со мной о человеке, чья фотография была послана мне в письме, сообщавшем о вашем визите…

Лаберже, несмотря на все свое самообладание, достойное специального корреспондента «Нувеллиста», вздрогнул от удивления. Прежде он действительно работал в редакции «Репортера», откуда ушел по очень простым соображениям, о которых мы расскажем позднее. Этим утром он выехал из Парижа и совершенно не понимал, как неизвестная молодая женщина могла сообщить сэру Ателю о его прибытии.

— Месье, — заговорил он, — думаю, всего несколько слов убедят вас, насколько полезен может быть мой визит для нас обоих. Позвольте в первую очередь сказать, что у нашей газеты миллион читателей; эта цифра свидетельствует об известности, какой пользуется «Нувеллист» во Франции и за ее пределами….

— Я никогда не читаю газеты, — мягко сказал сэр Атель.

— Жаль слышать, сэр! Пресса играет в мире великую воспитательную роль! Пойдем дальше… Не могли бы вы ответить на один вопрос: вы сэр Атель Рэндом, проживающий в Хайбюри, Лондон?

— Да, это я… Но прежде, чем вы продолжите расспросы, разрешите мне в свою очередь задать вам вопрос. Вы тот человек, о визите которого сообщила мне мисс Мэри Редмор?

— Заверяю вас…

— Можете ли вы что-либо сообщить мне о человеке, чью фотографию мне прислали?

Спокойно и совершенно хладнокровно сэр Атель протянул посетителю фотографию из конверта с письмом, продиктованным Бобби…

Сейчас, пожалуй, самое время вспомнить, что Лаберже был одним из героев парижского инцидента с Коксвордом и Бобби. Именно расследование, проведенное Лаберже в Лондоне совместно с адвокатом Эдвином Баттлвортом, помогло установить, что Коксворд в ночь с 1 на 2 апреля находился в английской столице. Благодаря собранным Лабер-же сведениям «Репортер» одержал полную победу над «Ну-веллистом» и сумел унизить конкурента.

Лаберже получал в «Репортере» очень щедрое жалованье, но всегда ставил деньги превыше лояльности. Он разыскал главного редактора «Нувеллиста» и предложил тому за плату, на какую не мог надеяться в «Репортере», стать верной ищейкой газеты. Он также обещал употребить все свои таланты на поиски способов чувствительно и болезненно отомстить «Репортеру» за поражение.

Моральная сторона этого шага была, безусловно, сомнительна; однако моральные нормы определенных кругов следует принимать такими, какие они есть, не вставая на котурны неподкупной честности.

Журналистские способности Лаберже были широко известны и признаны. Он славился тем, что не упускал из виду никакие подробности, всюду успевал и мог сделать самые неожиданные выводы из кажущейся незначительной мелочи.

Сэр Атель не испытывал в отношении его никаких подозрений: мисс Мэри не назвала фамилию посетителя, так почему ему не называться Лаберже?

Последний поглядел на фотографию. Необходимо помнить, что раньше он видел только изуродованный труп Кокс-ворда с заплывшими глазами и сломанной челюстью. Труп этот имел мало общего с изображенным на фотографии живым человеком со скотской и задиристой физиономией.

В невольном порыве чистосердечия, столь неподходящего для людей его профессии, Лаберже ответил:

— Я не знаю этого человека…

— В таком случае, сэр, — сказал сэр Атель, вставая, — мне не о чем с вами говорить, и я попрошу вас…

Его фразу прервал громкий звонок.

Сэр Атель с неожиданной силой схватил Лаберже за руку, заставил его подняться, подтолкнул к двери и пересек вместе с ним двор. Он уже открыл дверь и собрался было вытолкать Лаберже на улицу, когда одновременно раздались два возгласа:

— Мистер Бобби!

— Как! Писака из «Репортера»!

Мистер Бобби с первого взгляда узнал корреспондента газеты, вдоволь поиздевавшейся над ним. Детектив выставил кулаки и был готов угостить Лаберже хорошеньким свингом, но заметил сэра Ателя, взял себя в руки и, поклонившись, сказал:

— От мисс Редмор…

Удивленный вмешательством еще одного незнакомца, который произнес магическое «Сезам, откройся!», сэр Атель выпустил Лаберже. Последний смущенно прислонился к косяку.

Внезапное появление Бобби не слишком его обрадовало.

Бобби поглядел на него с подчеркнутым высокомерием и обратился к сэру Ателю:

— Вы получили фотографию?

— Значит, это вас я ждал…

— Да, сэр!.. А этот тип… не знаю уж, как он оказался у вас на пороге… но знаю, что он мерзавец и предатель… и призываю вас выгнать его вон…

— Эй, полегче! Что это вы там говорите? У меня прямо уши горят, — воскликнул Лаберже.

— Сэр, — холодно сказал сэр Атель, — попрошу вас успокоиться. Я вас не знаю и знать не желаю. Вы обманом… с неизвестной мне целью… проникли в мой дом… и я прошу вас уйти.

— Пусть так! — заявил Лаберже, успевший криво, как уличный хулиган, нацепить на голову шляпу. — Вы показали мне фотографию человека, которого я не узнал… я вам тоже кое-что покажу… и надеюсь, что вы это узнаете…

Он поспешно достал из бокового кармана обрывок бумаги — фирменного бланка с несколькими написанными от руки строками.

Сэр Атель глянул и воскликнул:

— Разумеется! Это фрагмент письма…

— Адресованного и отправленного вам и, как я понимаю, связанного с заказом химических препаратов…

— Совершенно верно. Но… — продолжал Атель дрожащим голосом, — каким образом это письмо очутилось у вас? Где вы его нашли?

— Я все объясню, сэр, когда вежливость возьмет в вас верх над горячностью, невольно заставляющей меня сомневаться в вашей рассудительности.

Сэр Атель на миг задумался.

— Вы правы, — сказал он. — Простите меня. Мистер Бобби, прошу вас пройти в мой кабинет. А вас, мистер Ла-берже, я попрошу дать мне полчаса… может быть, час… Вы можете подождать в лаборатории…

Настоящий репортер не должен руководствоваться гордостью и формальностями. В конце концов, что нужно было Лаберже? Поговорить с сэром Ателем. Часом раньше, часом позже, какая разница?

— К вашим услугам, — сказал Лаберже, кланяясь почти вежливо.

Бобби, поразмыслив, решил не ввязываться в ссору и вошел вслед за сэром Ателем в кабинет.

Затем сэр Атель отвел репортера в небольшое строение посреди сада и указал на полки, занятые колбами, склянками и прочими стеклянными сосудами.

— В ваших интересах, призываю вас ни к чему не прикасаться: здесь есть опасные и даже взрывчатые вещества. Мне крайне не хотелось бы стать причиной еще одного инцидента.

Последние слова сэр Атель произнес сквозь зубы.

— Не беспокойтесь! — громко рассмеялся Лаберже. — Моя шкура мне дорога, и я не намерен ничего трогать… Говорите, час? Буду очень благодарен, если вы не станете испытывать мое терпение…