Скрипач боялся поверить. Сердце учащенно забилось. Потом затрепетало. Музыкант достал скрипку из футляра и услышал ещё несыгранную мелодию, которая горячей волной плеснула в его душу! Господи, так и есть! Скрипка и смычок! Он и она! И пробежит искра между ними! И новый звук! И новая жизнь!

Снегирь издали молча наблюдал за товарищем. А тот подул на озябшие пальцы и, словно до сих пор не веря, что все это — явь, провел смычком по струне, нежно и тихо… В тишине падающих снежинок вознесся к небу тоскливый отзвук Прошлого, тихое звучание Настоящего, радостные звуки Будущего.

— Господи!.. — прошептал Антон и обернулся к Снегирю: — Куда же ты?

— Надо спешить, — повторил тот.

— Погоди! — жарко молвил Антон. — Она вернулась ко мне! Но как?!..

И Снегирь рассказал ему про встречу с цыганкой.

— Невероятно! — рассмеялся Антон. — Значит, меня ещё помнят!.. — И тут же, позабыв, что все вокруг спит, снова вскинул скрипку на плечо.

Не успел Снегирь крикнуть скрипачу: «Не играй! Нам надо бежать из этого города…»! — нетерпеливый смычок уже впился в струны! Мелодия, в которой звенели звезды и шумел ветер, уже неслась над ночным городом!

— Что ты наделал! — ахнул Снегирь.

Поздний Вечер, казалось, удивленно глянул на них из поднебесься и тотчас же исчез, растворился, пропал! А солнце, уже ушедшее на покой, вернулось. И засветило над землей весеннее утро!

На тротуарах сквозь тающий снег стали пробиваться цветы. И хохотали брызжущим смехом ручьи талой воды, и птицы вторили скрипке. Грохоча по крышам, ловко перепрыгивая с одного дома на другой, бежал мальчишка Утро. В одной руке у него был сачок, которым он ловил звезды, в другой звенел колокольчик. Горожане распахивали окна, выходили на улицы и желали друг другу всего доброго. Мраморные львы блаженствовали на солнце, с удовольствием прищурив глаза. Башенные часы на Ратуше пробили десять часов утра, а на циферблате сменилась дата: 28 апреля. Звенела синева, и со звоном падал к ногам Музыканта нескончаемый дождь монет!

Гостинщик вынес пустую корзину и, ползая у ног скрипача, все сообирал-собирал-собирал монету за монетой, а когда набрал доверху почтительно стал рядом, не выпуская корзинку из рук.

— Милости прошу ко мне!.. — поклонился он Снегирю. — В темноте я не разглядел великого маэстро! Больные, знаете ли, глаза! Окажите честь!.. Прошу вас! — И кланялся-кланялся-кланялся…

А скрипач все играл.

В толпе появился молчаливый человек в белом цилиндре. Появился и исчез…

На балконе соседнего дома, скрываясь за листьями дикого винограда, потрясенно слушала музыку дочь бургомистра — Мария. Мелодия была нежная, светлая и печальная. Щемило сердце, ужасно хотелось плакать. Но девушка сдерживалась, сжимая губы и шмыгая носом.

Она безумно стеснялась себя перед всем миром, стеснялась своего бледного лица, слишком большого лба, — вообщем, девушка действительно была не красавицей, но вовсе и не такой уродиной, какой сама представлялась себе.

А скрипач играл и играл. Гостинщик же ныл, стоя рядом:

— Прошу же!.. Пожалуйте в мои апартаменты! Превосходная кухня!

— Тише, папаша, тише! — вполголоса урезонивал его Снегирь.

— Лучшие номера! — назойливо рекламировал хозяин гостиницы. — Не постели — сплошной пух!

— Нет-нет! — уже не на шутку запротестовал Снегирь: он отчетливо помнил предостережение старой цыганки. — Нам надо идти. Все, что можно было получить в вашем городе — мы получили сполна!

— Не отпущу! — испуганно воскликнул Гостинщик, ещё крепче прижимая к груди тяжелую корзинку. — Если я чем и обидел — готов извиниться!.. Ужасный характер! Нервная работа!

Шквал аплодисментов заглушил его слова, когда смычок с последним звуком взмыл и опустился.

— Пойдем отсюда! — шепнул ему Снегирь. — И как можно скорее!

— Что-то случилось?.. — рассеянно спросил его скрипач, продолжая раскланиваться и дарить улыбки во все стороны.

— Здесь нельзя оставаться, — шептал Снегирь. — Плохой город!

— Я бы так не сказал о городе, в котором возможно подобное чудо, ответил Антон, с поклоном принимая протянутый ему букет первых весенних цветов. — Смотри, как нас принимают. Честно говоря, я бы дал ещё один концерт!.. Кроме того, я устал и ужасно хочу есть!

— Шампиньоны в китайском соусе, телятина под виноградным маринадом и мадера из подвалов моего прадедушки! — искушал Гостинщик, прислушиваясь к их разговору.

Рядом с ними на миг появился ещё один один тип, такой же молчун, что и первый. Покрутился и — пропал… Только на голове у этого был черный цилиндр.

— Но ведь ты сам привел меня в этот город, — напомнил Антон Снегирю.

— Я все перепутал, — торопливо соврал тот. — И дорогу, и место.

— Нас не перепутаешь ни с кем! — запротестовал Гостинщик, вновь бесцеременно встревая в разговор. — «Вот — Бог, вот — порог» — лучшее место в мире! — И, обернувшись к окнам гостиницы, крикнул торчащим в них слугам и поварятам: — Эй, там! Два самых аппетитных завтрака и лучший номер в нашем заведении!

— Мы остаемся! — решительно сказал Антон. — Не вижу причин для волнений.

Снегирь промолчал.

— Ну, хотя бы на день, — попросил скрипач. — Поедим, отоспимся, а вечером в путь!

— Кто же уходит в дорогу на ночь? — заметил, обомлевший от счастья, Гостинщик. — Переночуете, а уж утром — счастливого пути!

— Еще один ваш совет, папаша, — ответил ему, кипя от негодования, Снегирь, — и мы найдем другую гостиницу!

— А другой в городе нет! — тот радостно хихикнул.

— Спасибо за помощь! — окончил разговор Снегирь и, отобрав у оторопевшего Гостинщика корзину, пересыпал монеты в тулью свой широкополой шляпы.

Когда скрипичная музыка смолкла, дочь бургомистра вернулась с балкона в свою комнату.

Мария рассеянно полистала журнал мод, бесцельно походила из угла в угол и с тоской подошла к зеркальному трюмо.

То, что она увидела в зеркале, заставило её на миг отшатнуться, затем зажмуриться, потом широко раскрыть глаза и на этот раз вплотную приблизиться к своему отражению.

Это была она — и не она: голубоватая бледность кожи теперь приобрела благородный оттенок, тонкие линии носа даже самые придирчивые критики назвали бы аристократическими. Высокое чело, нежные, чуть подрагивающие губы. Вместо стеснения и угловатости подростка — женственность.

Мария испуганно и недоверчиво провела рукой по лицу — девушка в зеркале повторила те же движения. Без сомнения, это — она! Такой Мария видела себя только во сне, только в мечтах! И вдруг — наяву! И прекрасные глаза её стали ещё прекрасней.

«Неужели это я?» — улыбнулась она себе.

— Да, это — я! — рассмеялась Мария счастливым тихим смехом. — Конечно же, это — я! — расхохоталась она до слез. — Ах, это — я!.. — И закружилась по комнате.

А когда сердце уже готово было выпрыгнуть наружу, Мария остановилась, отдышалась, заглянула напоследок в зеркало и заспешила на площадь.

У гостиницы горожане до хрипоты спорили о том, ЧТО это было в конце концов?! Одни говорили: сказочный сон, другие утверждали: волшебный спектакль, третьи уверяли: мировой гипноз. Старушки крестились, шепча о конце света. Но большинству было все равно: лишь бы из-за этой новоиспеченной весны не стало вдруг хуже. Необычайное явление так поразило жителей города, что они не заметили бургомистра, появившегося в толпе.

Это был располневший невысокого роста человек, лет за сорок, с гладковыбритым лицом. Мешки под глазами свидетельствовали то ли о болезни почек, то ли о чрезмерной любви к застолью. Его насупленный взгляд, говоривший, казалось, об угрюмости или жестокости, на самом деле был обманчив — бургомистр, или как его называли за глаза «отец города» был, как ни странно, человеком веселым и добродушным. Лишь должность, на которой он находился, требовала от него всей строгости и собранности, поэтому большинство горожан, не зная бургомистра близко, считали его грозой всего города, а его именем пугали детей.