С того самого балкона, по привязанной к перилам веревке, спускалась Мария. Она заметила его, расцепила руки и легко упала в объятья вовремя подоспевшего музыканта.

— Здравствуй!.. — улыбнулась девушка.

Он молча держал её на руках.

— Здравствуй! — серьезно повторила она, смутилась и попыталась высвободиться.

— Хочешь, я сыграю только для тебя?

— Хочу, — прошептала Мария.

Он продолжал стоять, не шелохнувшись, а она тихо смеялась, вся наполненная счастьем, как музыкой.

— Так ведь ты ничего не сыграешь!..

Он нехотя опустил девушку на траву, раскрыл футляр.

Еще не взмахнул смычок, ещё не запела скрипка, а для Марии уже не существовало ничего вокруг: ни сумрака сада, ни дома, ни отца, ни князя только её Музыкант! И в этой отстраненности от всего реального, в очерченном Желанием круге, в саду Воображения — проросла его Мелодия!

Она уносила в небеса, низвергалась водопадом, била живым ключом родника, падала дождем, свистела ветром по крыше, светилась далекой звездой, пылала костром на лугу, плавно текла рекой, кричала раненой птицей, билась бабочкой в стекло, и вновь взлетала под облака!

Ее слышали все в городе, и на сердце становилось спокойней. Ее слышал Снегирь и радовался за друга.

«Такой талант! — думал про скрипача бургомистр, укладываясь спать. Но какое же это безрассудство — разбазаривать его налево и направо!.. Нет, за Искусство нужно платить… И — большие деньги!..»

Когда Антон опустил смычок, Мария тихо сказала, дотронувшись до его руки:

— Я не хочу оставаться. Давай убежим… Я не стану ныть и не попрошусь назад.

— Ты и вправду этого хочешь? — скрипач осторожно взял её руку в свои, вглядываясь в глаза девушки.

— Очень! Я ведь уже дважды убегала из дому.

— Охотно верю, — улыбнулся Антон, вспомнив, как ловко Мария скользила по веревке с балкона. Улыбнулся, а потом встревожился, — Но зачем? Тебе было плохо здесь?

— Из-за князя.

— Но ведь ты сказала, что не боишься его.

— Боюсь, — призналась она. — Боюсь его фальшивой улыбки и цепких глаз. Он погубит нас… Особенно теперь, когда я и ты…

— Хорошо, — музыкант покрыл поцелуями её прекрасное лицо, — мы не будем медлить — убежим, как только стемнеет.

И тени деревьев спрятали влюбленных, а весенние ветки укрыли их белой фатой лепестков, а земля расстелилась зеленым ковром, и кузнечики играли венчальный вальс!..

О, влюбленные! Нет вам дела до целого мира! Разве слышите вы грохот волн или гром пушек в миг Любви? На целой земле есть только вы, а вокруг никого!.. Так кажется вам.

…Два осторожных силуэта мелькнули среди деревьев. Один остался за темными стволами, а другой торопливо и совсем неслышно заспешил в особняк бургомистра…

…Антон смотрел на Марию, прильнувшую к нему, и к нежному щемящему чувству внезапно примешалась растерянность:

«Зачем я дал ей слово?..»

Стремительный взлет от свободы на замерзшей декабрьской дороге до этих связующих высот пробудил в нем странные чувства. Он ощутил разительный контраст между прошлым и настоящим! Словно ночь и утро, зима и весна, голод и пир, нищета и сокровища, гоненье и власть!

«Ах, зачем же я дал тебе слово?..» — вновь подумал он, с бесконечной нежностью глядя на спящую Марию.

Так думал мальчик, с детства не знавший ласки; так думал подросток, который недоедал и мерз по чужим углам; так думал юноша, которого гнала по дорогам сиротская доля: он вдруг понял, чего был лишен все эти годы, и захотелось ему тепла, покоя, любви, — всего, что досталось вдоволь другим…

Звала дорога. Все перепуталось.

Бургомистр в ночном колпаке и халате уже собирался спать.

— Что?! — затопал ногами господин Ленард, услышав донос Белого. — Они были вместе?! Наедине?!.. До свадьбы?!.. Только этого мне не хватало!.. Почему не уследили? Почему позволили?! Почему не заперли все двери?!!

Белый вытирал пот со лба, мялся и невразумительно кряхтел:

— Все двери в доме были закрыты… Как вы и велели. Она сбежала через балкон…

— Опять сбежала?! Где они сейчас?! Где?!!

— Все там же. в саду… — промямлил тайный агент и осклабился: Целуются…

— Целуются!.. — застонал бургомистр и, запахнувшись в халат, понесся вниз по лестнице. Белый едва успевал за ним.

— Ах, дряная девчонка! Ну, погоди!.. — бормотал господин Ленард набегу. — И скрипач не лучше! Воспользовался моим хорошим отношением… Ну, что за молодежь? Ни чести, ни достоинства! Одни только чувства!.. Придется теперь запереть на ключ. И чтоб — ни шагу!

— Обоих? — уточнил Белый.

— Нет! Только дочь!

— А со скрипачом как же?.. Прикажете утопить или повесить?

— Дурак! — взвизгнул Ленард. — Чтобы ни один волос не упал с его головы!.. Кретины! Недоумки! И за что я вам только плачу деньги?!..

Они выбежали в сад. Из-за ствола дуба появился Черный, который повел их через кусты…

Два ярких луча от потайных фонарей осветили беглецов. Те сидели, прислонившись спиной к березовому стволу, держась за руки. Увидев разгневанного родителя, они вскочили на ноги, готовые ко всему.

— Так вот вы где! — прорычал бургомистр. — И это после того, как вы, господин Антон, дали мне слово выступить на концерте! Вы, что же, захотели, чтобы его Светлость снял мне голову?!.. Ведь он пригласил и вас, господин скрипач, завтра утром на охоту!.. Как бы я оправдывался перед ним?!

— Нечего оправдываться! — с вызовом сказала Мария, вновь беря за руку Антона. — С сегодняшнего дня я уже не невеста князя!

— Знаю, — бессильно махнул рукой бургомистр. Он снял ночной колпак и присел на резную скамью, стоящую рядом. — Прикажете объявить свадьбу?!

— Самую веселую в этом городе! — ответила дочь.

— Выходит, все это — серьезно… — покачал головой Ленард и вдруг оживился: — И значит я стану тестем?

— Самым лучшим тестем на свете! — подтвердила она.

— И — дедом?.. — пробормотал он.

— Самым добрым дедом в мире! — рассмеялась вдруг Мария.

— Так зачем же вы хотели убежать?! — воскликнул Ленард. — Думали, не пойму, не разрешу?.. Или, может, испугались князя?..

Мария молчала. Лишь сильнее сжимала руку Антона.

— А я взял — и понял, и благословил! — заулыбался бургомистр. Оттого, что вспомнил, как влюбился в твою мать. Еще утром мы не были с ней знакомы, а уже вечером я сделал предложенье! И она согласилась! И родилась ты! — Он смахнул невольную слезу со щеки. — Так видно суждено… А с господином Вольнором я сам потолкую… — Развернувшись, он быстро направился к дому.

Тайные агенты поспешили следом. Уже у крыльца бургомистр обернулся к ним:

— На охоту выезжаем рано… А дочь запереть все же придется… Иди знай, что завтра ей стукнет в голову. Так спокойней… — и поднялся в свою спальню.

Он долго не мог заснуть. Все думал о дочери, о покойной Луизе, о предстоящем разговоре с князем…

Ленард безумно любил свою единственную дочь, которая, как две капли воды, была похожа на мать. Случись что с Марией — Ленард, не задумываясь, послал бы к чертям и карьеру, и славу, и власть, и деньги! Даже самого князя! Он любил её так, словно этим отмаливал свои грехи за прежние годы…

Бургомистр достал из шкатулки письма жены и в который раз развернул их. И вдруг одно привлекло его внимание. Даже не письмо — записка. Среди всех бумаг Ленард только сейчас увидел её и удивился: как это он раньше не заметил?!.. Эта была последняя записка его покойной жены. Он пробежал глазами розовый листок, с почти выветрившимся запахом любимых духов Луизы и приложил его к губам, вновь со всей отчетливостью понимая, что он совсем один на этом свете!

День обещал быть теплым и солнечным. Наскоро проглотив вкусный завтрак, Антон надел плащ и высокие сапоги.

Вскоре под окном зацокали копыта. На каурой лошади восседал бургомистр, на гнедой — тайный агент Белый.

Садясь на вороного коня, Антон спросил у бургомистра, почему с ними нет Марии, на что тот сообщил, что она не любит охоту, ей захотелось отправиться днем за покупками.