Он поджал губы, потом поджал плечами.

— Падаван Оффи сказала мне, что у меня «аура» героя. — выложил он.

— И ты действительно подтвердил это, когда спасал кветарру Зана.

— Это ему очень помогло, ага. На его похоронах никто на ней не играл. Cлушай, док, я не хочу быть героем. Герои, по моему опыту, могут получать медали, но куда чаще они дохнут.

— Никто тебя не заставляет быть героем, Ден.

— Это хорошо, потому что они бы разочаровались. Но я не хочу и чтобы какого-нибудь бешеного нексу идолизировали как героя. Я просто хочу, чтобы люди знали правду.

— Твою правду. — заметил Мерит. — Твою версию событий. И ты хочешь чтобы они более чем просто знали — ты хочешь чтобы они поверили.

Ден нахмурился в ответ.

— У тебя осуждающий тон.

— Я не одобряю и не осуждаю. Это просто взгляд со стороны. Но — добавил Мерит, — при всей его скромности, это взгляд который подкреплен значительным опытом работы с людьми.

Ден внезапно почувствовал себя очень неуютно. Он не хотел выслушивать теорию Мерита; ему было не интересно идти по узкой тропке, по которой его вел психолог. Он встал и повернулся к двери.

— Слушай, я пожалуй пойду. Почти стемнело а я еще ни одного стакана не опрокинул. Не хотелось бы пропускать.

— Ты можешь какое-то время прятать это от себя на дне стакана, Ден. — проговорил Кло Мерит. — Если ты так поступишь — могут случится две вещи; первая — стакан должен будет становиться все больше и больше, чтобы защитить тебя от того, что ты не хочешь увидеть. Однажды ты в него свалишься.

— А другая?

Мерит пожал плечами.

— Ты посмотришь. И разберешься с тем, что увидишь.

— Ужасно. — ответил Ден. Он активировал дверь и шагнул наружу, в свет заходящего солнца. — Из тебя вышел бы паршивый бармен, док.

Тропические сумерки Дронгара уже наступили, когда Джос наконец покинул операционную. Он увидел Ули сидящего на скамье под широколиственным деревом. Мальчишка выкинул свою одежду в переработчик и носил республиканский армейский комбинезон, который был ему явно велик. Небольшое облачко огнемошек вилось возле него, но он, очевидно, был настолько уставшим, что даже не отмахивался от них.

Джос подошел. Он вытащил кусок спайсгалеты из кармана и протянул ему.

— Держи. Судя по твоему виду — оно тебе пригодится.

Мальчишка замялся.

— Валяйю — ободрил его Джос. — Это вполне безопасно. Слегка бодрит. Ты все еще будешь чувствовать себя так, словно тебя протащили сквозь заросли колючек — но тебя не будут тащить обратно.

Ули взял спайсгалету и сунул ее в рот.

— Шутишь? — проговорил он работая челюстями. — Да я жил на них во время интернатуры. Как и все, кого я знал.

Джос уселся.

— Ага. Я это хорошо помню. — сказал он со вздохом. — Стимкаф и спайсгалеты — диета чемпионов. — Он кивнул в сторону операционной. — А ты вполне неплохо себя там показал. Если откровенно — лучше, чем я от тебя ожидал.

Ули потер глаза. Джос заметил, что его руки слегка дрожат.

— Тут всегда так? И, умоляю, не говори: «Нет, обычно хуже».

— Хорошо. Но так оно и есть.

Юнец посмотрел на него глазами, чересчур старыми для такого юного лица.

— Первый с которым я работал — был подстрелен из агонника.

Джос мрачно кивнул. Агонник был новым экспериментальным ручным оружием, нацеленным на периферическую нервную систему — высокофокусированный ультразвуковой пучок, который как-то стимулировал безудержное выделение простангландина. Результатом была интенсивная боль безо всякого физического повреждения. Ее нельзя было блокировать сомаприном или другимми мощными обезболивающими, и часто она была настолько сильной что пациент умирал от сенсорной перегрузки. Единственным способом справиться с ней — было рассечение синапсов болевых рецепторв в коре таламуса. Это требовало аккуратной процедуры с применением нейролазера — операция как раз того рода которая как нельзя лучше вписывается в быструю и грязную мимн'эт хирургию.

— Думаю, что я сработал достаточно хорошо — учитывая все обстоятельства. — глухо проговорил он. — Остановил боль. Разумеется, у него будет сильная дискинезия и атаксия моторики весь остаток жизни…

Джос скорчил сочувственную гримасу. Какое-то время никто не говорил. Потом Ули сказал: — Я слышал о том, что случилось с доктором Янтом. Мне жаль, Джос. Я могу понять, как тебе сейчас не хочется видеть нового соседа по домику.

Джос ответил: — Иногда мне очень хочется найти того, кто начал эту поганую войну и провести ему пневмоэктомию голыми руками.

— Мне тоже.

— Это для начала.

Ули хмыкнул. Он посмотрел на Джоса и спустя секунду ухмыльнулся. Потом, внезапно, они засмеялись на пару, со всхлипами и кашлем, которые были не от веселья но от злости потерь и разочарования…

Через минуту они выдохлись — хотя по-настоящему они смеяться и не начинали.

— Я знаю, что ты чувствуешь. — проговорил Ули, вытирая глаза. — Я потерял близкую подругу примерно два года назад, в Мос-Эспе на Татуине. Там была какая-то стычка между несколькими охотниками за головами, а она оказалась к ней слишком близко… Это никогда не забывается, верно?

— Нет. — ответил Джос. — Нет, не забывается. Просто это становится легче вынести.

— Я не могу ничего с этим сделать. — проговорил Ули.

— Верно. И ты должен понять что не можешь. Винить себя за то, что ты не смог спасти друга или остановить войну — напрасная трата сил и времени. Это не твоя вина, Ули. Тут ни в чем нет твоей вины,

Джос осекся, поняв что он говорил больше для себя. чем для Ули. Он снова потряс головой. Сказать просто. Поверить труднее.

Но может быть, со временем, это будет легче.

Кайрд вновь испытывал неудобство. Ряса, превращавшая его в Безмолвного была достаточно паршивой для этой погоды, но этот новый маскарад был еще хуже, поскольку сейчас он носил еще и флекс-маску. Впрочем, такая предосторожность была необходима. Одной из причин, по которой он был успешен в роли оперативника Черного Солнца — несмотря на его склонность оставаться в стороне от толпы — было его умение маскироваться. Все годы службы он скрывал свои необычные черты и фигуру под множеством разных личин — и все в равной степени успешно. Он даже как-то носил «шкуру хатта» — пластоидное сооружение с синтеплотевой кожей и лицом. И во имя Яйца, это было омерзительно. По сравнению с этим флекс-маска кубаза и ряса были совсем не так уж и плохи.

Его выбор рас для перевоплощения был несколько ограничен — вследствие его собственных форм. Однако короткий хобот, служивший кубазу носом, хорошо скрывал его собственный клювоподобный рот, а очки, которые жукоед носил на ярком солнце, спрятали его фиолетовые глаза. Никто не взглянет на него дважды в космопорту; кубазы встречались повсюду в галактике.

Кайрд ждал, пока не сядет последний транспорт. Помимо материалов и припасов которые он привез — он также доставил команду, которую ему весьма рекомендовали. Один в ней был умбаранцем, другой фаллиенкой. Согласно Линзе, они были не просто дешевыми саботажниками, но обладали умением и хитростью. Они были бродягами, прожжеными жуликами, которые прокладывали себе дорогу по космическим тропинкам при помощи разнообразного мошенничества. Как у большинства пройдох, — сказал Линза — у них были времена достатка и даже богатства — и были времена нужды. В настоящее время они пребывали во втором состоянии. Что значило — они будут полезны Кайрду.

Транспорт спустился на лучах репульсоров сквозь кровавые и медно-красные облака спор, был пропущен сквозь защитный силовой купол, затем опустился на посадочную площадку. Дроиды и бинарные погрузчики принялись вытаскивать груз. Кайрд наблюдал за грузовым трапом. На этом рейсе было лишь несколько пассажиров — каминоанец прибывший для какой-то биологической инспекции; трио людей-офицеров — явившихся для обсуждения квот поставок боты с полковником Ваэтесом. Несколько дроидов и пара его потенциальных наемников замыкали список.