– Федякин… – задумчиво пробубнил Храмов. – Надо бы его допросить.

– Что толку? Он ведь не дурак. Быть соучастником «мокрого» дела – не шутка. И Федякин это прекрасно понимает.

– Понимает… И алиби у него – будь здоров. Но упускать его из виду никак нельзя.

– Нельзя, – согласился Тесленко. – Вот только некому за ним присматривать.

– Подумаем. Найдем. У тебя все?

– Нет… – после некоторого колебания ответил капитан. – Есть у меня одна мыслишка. Хочу посоветоваться.

– Давай, только пошустрей. Время… – постучал ногтем по циферблату наручных часов Храмов.

– Я проанализировал все кражи и грабежи в городе за последний год. Получается интересная картина…

Тесленко развернул крупномасштабную карту города и окрестностей.

– Были «облагодетельствованы» почти все районы города, в равной мере. Почти все, за исключением Старозаводского. Здесь тоже были, конечно, кражи, но все по мелочам, и «почерк» другой. Кое-кого мы взяли, но все не то, что нужно. Мелюзга. Так вот, напрашивается мысль, что волк никогда не шкодит там, где находится его логово. Параллель, естественно, условная, но все же…

– Ты предполагаешь, что «малина» Крапленого в Старозаводском районе?

– Почему нет? По крайней мере, судя по его прежним делам, это характерная особенность «почерка» Крапленого. Он как волк: никогда не режет баранов там, где находится его логово.

– Возможно…

– И еще, товарищ полковник. Я считаю целесообразным размножить и выдать постовым и участковым фотографии Кривого, Михея и Профессора (фото Крапленого у них уже есть). Смотришь, кто-нибудь из этих ловчил и объявится в каком-нибудь интересном местечке.

– Согласен. Распорядись от моего имени. Только учти – под твоим контролем! Никакой самодеятельности. Наблюдать – и точка. И пусть сразу сообщают в управление. Это приказ. Нам не нужны мертвые герои. А свинцовую пилюлю переварить сложно – хищники серьезные, медлить не будут.

Участковый, лейтенант Сушко, был зол. Мало того, что вчера получил нагоняй от начальника за слабую воспитательную работу среди подростков своего участка, что сегодня вдрызг разругался с женой из-за какого-то пустяка, так еще и небезызвестный в районе пьянчуга Клушин устроил потасовку во дворе своего дома с такими же выпивохами, как и он сам. А после, с раскровененной рожей, гонялся за своей женой и орал, матерясь по черному: « Убью, сука!

Изничтожу! Падла! И тебя… и мать твою!..»

Конечно, все закончилось так, как уже было не раз.

Клушин ползал перед ним на коленях, слезно просил прощения у жены, лобызал своих насмерть перепуганных детей, ревевших во весь голос, клялся, что последний раз, что за стакан ни в жизнь не возьмется…

Наконец завыла дурным голосом и его жена: «Ой, не забирайте корми-ильца-а!..» А затем вцепилась мертвой хваткой в мундир Сушко и стала целовать ему руки.

Бр-р! Черт бы их всех побрал, этих придурков!

«Дать бы тебе, паразит, по морде, да еще и носком под зад, чтобы летел без остановок куда-нибудь подальше… например, в мордовские ИТК…» – думал Сушко, торопливо выписывая квитанцию очередного штрафа за нарушение общественного порядка.

Ан, нельзя. Закон не разрешает.

А Клушину можно. Ему все можно. Попробуй к нему подступись, сразу весь Кодекс наизусть, как стих, прочитает. За Конституцию и говорить нечего – настольная книга. Постоянно открыта на той странице, где про права сказано. Пытался Сушко уговорить соседей написать на Клушина заявление в райотдел милиции, чтобы передать дело в суд, – тщетно. Боятся.

«С него, недоделанного, все как с гуся вода, – отвечают. – А у нас дети. Ну, дадут ему год, а толку?

Уже сидел… Выйдет – того и гляди бутылкой по черепушке где-нибудь в темном углу шандарахнет…

Пусть уж лучше на него бумагу пишет соседский пес Бобик. Ему терять нечего, все равно от старости скоро подохнет…»

Вот и весь сказ. Как хочешь, так и крутись.

Отправил как-то раз Сушко Клушина на пятнадцать суток. А он по выходу ерничает со смешочками:

«Вот спасибочки, гражданин начальник, удружил. Век помнить буду. Как на курорте побывал – и постель чистая, и жратва от пуза. А главное – от водки отдохнул. Все по науке, как в кино. Теперь можно опосля такого очищения сто лет жить и бухать, никакая болячка не возьмет…»

Вот и поговори с таким… А рапорт писать нужно и меры принимать тоже. Профилактику, беседы по душам… Язви его в душу!

С такими невеселыми мыслями Сушко вышагивал по переулкам микрорайона, не выбирая дороги, шлепал прямо по лужам, раз за разом проваливаясь в ямины с липкой черной грязью.

Участковый только вздыхал обречено, стараясь не замечать, во что превратились его новые хромовые сапоги, и топал дальше – словно нес свой крест на Голгофу. Недавно прошел сильный ливень и попытка найти обходной путь через это грязное месиво была пустой тратой времени и сил.

В одном из переулков, неподалеку от шоссе, задумавшись, Сушко едва не столкнулся с невысоким, сморщенным мужиком. Тот, горбясь и отворачивая лицо, боком прошмыгнул мимо него и поспешно посеменил в сторону Рябушовки – поселка на окраине, к которому уже подступали новостройки.

«Кто бы это мог быть?» – машинально подумал лейтенант, перебирая в памяти жителей своего участка.

Сушко работал здесь пятый год и практически всех своих подопечных знал в лицо. Но этого человека он видел впервые.

Трудно представить, что кому-то постороннему могла взбрести в голову блажь прогуляться по

Рябушовке в такую погоду…

«И все-таки где-то я его видел… Где и когда?» – размышлял Сушко, глядя вслед удаляющемуся мужику.

И похолодел, вспомнив фотографии, врученные вчера капитаном из городского уголовного розыска. Не может быть! Неужели!?

Нет, точно он! Уж на что-что, а на зрительную память участковый не жаловался.

Сушко торопливо открыл офицерскую сумку, нашел снимки. Есть!

С глянцевого картона на него глянуло лицо встреченного мужичка – морщинистое, мятое перемятое жизнью, с оловянными глазами-пуговками, смотревшими из-под мохнатых бровей недобро и подозрительно. Посмотрел на оборот фотографии – кличка Кривой.

Что делать? Что делать!?

Сушко вспомнил наказ капитана – звонить в управление.

Он беспомощно оглянулся, зная наверняка, что до ближайшего телефона километра два, и едва не заплакал от бессилья. Нет, со звонком не успеть. Да еще эта грязь…

Проследить! Но как? В фирменном кителе и фуражке за версту видать, пусть даже в надвигающихся сумерках, что милиционер. А ведь нужно, обязательно нужно узнать, к кому направился старый вор-рецидивист.

И лейтенант решился. Спрятав фуражку в сумку и прижимаясь поближе к заборам, он поспешил за Кривым, нескладная фигурка которого мельтешила уже в полукилометре от него.

Тесленко, медленно, словно сомнамбула, опустил телефонную трубку на рычаги. Глядя на его изменившееся лицо, Мишка Снегирев с испугом спросил:

– Что с вами, товарищ капитан?

– А? Что? – будто очнувшись, посмотрел на него Тесленко. – Со мной… все в норме. А вот инкассатор Федякин застрелился.

– И что теперь? – едва не шепотом проговорил Мишка.

Он теперь был в курсе событий, происходящих в городском угрозыске.

– Хана, – коротко ответил Тесленко. – Оборвалась одна из последних ниточек. Ухватиться практически не за что. Храмов с меня голову снимет, – пожаловался он Мишке, понемногу приходя в себя.

– Вы-то здесь причем?

– Очень даже причем. В любой неприятной ситуации всегда ищут крайнего. А это как раз тот самый случай. И крайний здесь – я.

Мишка сочувственно покивал головой, скорбно скривившись.

Тесленко посмотрел на него скептически и подумал: «Артист… Сочувствие изображает на все пять.

Прохиндей…»

– Ладно, я потопал на квартиру Федякина, – тяжело поднимаясь, сказал капитан. – Ты побудь на телефоне.

– Когда вас ждать?