— Думаю, они тебя поняли, мистер Вилли, — сказал Джонсон.

— Есть законы о дискриминации на рабочем месте, знаете ли, — добавил я.

— В этом нет необходимости, мистер Вилли.

— Я просто говорю. Майкл хороший парень. Он хочет упорно трудиться и выполнять хорошо работу для вас всех — и я действительно надеюсь, что вы будете работать вместе, чтобы помочь ему это осуществить. Я знаю, это немного странно — работать с кем-то глухим, но я могу заверить вас, что они такие же, как все остальные. Он надевает штаны точно так же, как вы. Если хотите поговорить с ним или привлечь его внимание, предлагаю вам обойти его спереди, чтобы он мог вас видеть. Не забывайте, он не слышит, когда вы его зовёте. И ему понадобится, чтобы вы показали, как что делать. Он отлично повторяет. Если у вас есть какие-нибудь вопросы по этому поводу — просто спросите. Я буду счастлив ответить.

— Что ж, — произнёс один молодой мужчина, почёсывая лицо. — Он умеет читать?

— Да, — ответил я. — Он только что закончил старшую школу.

— В смысле, я спрашиваю потому, что есть инструкции по безопасности и всё такое. Но он может это прочесть, верно?

— Да, может. Но вы должны указать ему на это, чтобы убедиться наверняка.

— Что ж, это хорошо, — ответил мужчина.

— Кто-нибудь ещё? — спросил я.

— Думаю, у нас всё будет хорошо, мистер Вилли, — многострадальным тоном произнёс Джонсон.

— Если будут какие-то вопросы, какие-то проблемы — свяжитесь со мной. Номер моего мобильника есть на визитке у мистера Тима. Просто позвоните мне, и я помогу разобраться.

— Хорошо, — ответил Джонсон, — вы все, приступайте к работе и займите его.

Помни, что я сказал, — прожестикулировал я Майклу, хлопнув его по плечу. — Работай упорно, дай им время, они привыкнут. Не забывай улыбаться время от времени. Людям такое нравится.

Он ответил неуверенной благодарной улыбкой.

Я вернусь за тобой в пять.

После ланча я постучал в дверь своего босса, моё сердце переполнилось страхом.

— Можно поговорить? — спросил я.

Кейша Мартин подняла взгляд от стола. Темнокожая женщина возрастом за сорок, Кейша не терпела глупцов. Она была строгой, но справедливой.

— Мне не нравится, как это звучит, — хриплым голосом произнесла она. — Как делишки, Вилли?

— Спасибо, что позволили мне взять дополнительные отгулы, — сказал я.

— Если хочешь использовать отпуск, действуй, малыш.

Я вздохнул, сел в мягкое кресло перед её столом.

— Что? — спросила она, кладя бумаги вниз и глядя на меня.

— Я собираюсь переехать в Бостон.

— Ты что?

— Я собираюсь переехать в Бостон. Мне нужно написать заявление.

— Ты один из лучших людей, которые у меня есть. Ты не увезёшь свою задницу в Бостон!

— А вот и увезу, — ответил я, нахмурившись.

— Ты не кажешься счастливым.

— Я не счастлив.

— Тогда почему едешь?

— Я не знаю. В смысле, я знаю. Но… не знаю. Мне нужны перемены.

Она сжала свои большие губы и ждала от меня объяснений.

— В Бостоне есть ребёнок — тот, к которому мы ездили на посещение. Его зовут Тони. Он замечательный малыш — и он нуждается в нас.

— Ну, он мог бы приехать сюда. У них есть самолёты, или, по крайней мере, были, когда я проверяла последний раз.

— Родители Джека хотят, чтобы мы переехали туда. Они дарят нам большую квартиру. И Джек хочет переехать туда. Он ненавидит жить здесь. И он никогда не обещал остаться в Миссисипи навсегда, так что у меня такое чувство, будто…

— Ты должен следовать за своим мужчиной?

— Да.

— Что ж, малыш, ты должен делать то, что должен, но я надеюсь, что ты дашь мне немного времени. Ты знаешь, как тяжело найти переводчика для глухих в таком месте, как Тупело, штат Миссисипи? Господи, сынок, что за кошмар. Ты ведь дашь мне время, верно?

— Две недели?

— Две недели? Я даже не могу написать объявление за такое время, а тем более кого—то нанять.

— Простите.

— Ох, не извиняйся, малыш. Просто дай мне месяц. Даже два!

— Я не могу.

— Ну, девушка должна спросить, не так ли? Должна сказать, ты не кажешься очень взволнованным.

— Я взволнован. Но не взволнован. Я не знаю, что это такое.

— Тебе страшно?

— Может быть.

— Я уверена, ты отлично справишься.

— Вы не знакомы с его кошмарными матерью и отцом.

— Ты переживаешь из-за родни?

— Не совсем.

— Тогда в чём дело?

— Я не знаю. Мне моя жизнь нравится такой, какая есть. Я не хочу уезжать. Но должен.

— Долг зовёт.

— Что-то типа того.

— Что ж, расскажи мне об этом маленьком мальчике.

— О, он такой замечательный! Такой милый. Он любит динозавров. У него много проблем. Как у Ноя. Вы знаете. Но… Ну, мы просто влюбились в него. Но он глухой, и у него ВИЧ и эмоциональные проблемы и всё такое. Но всё же… у меня очень странные чувства к нему. Будто так было предназначено. Я посмотрел на него и понял: он тот самый. И самое странное в том, что, думаю, он это знает. Думаю, он тоже ждал правильных людей. Он боялся идти с нами, и ему не нравится, когда его кто-то трогает или пристаёт к нему, но он привык к нам. И я показал ему любовь, и он, казалось, не возражал. Он носит эти толстые очки, как у Элвиса Костелло — это забавно. Он просто очаровательный. И милашка.

— Значит, тебе есть чего ожидать?

— Но я просто не могу быть восторженным. Я не знаю, в чём дело. Ну, знаю. Я хочу взять его, пролететь через границу штата и привезти его сюда. Вот, что я хочу сделать. Для меня это было бы идеально. Но нет! Я должен переехать… а я ненавижу переезжать. Совершенно ненавижу. В любом случае, я просто говорю вам. Я не хочу писать заявление, но должен. И вы были со мной так милы.

— Нам нравилось с тобой работать, Вилли. Ты сделал для нас много хорошей работы. Я позвоню в Джексон и узнаю, есть ли у них кто-то, кто хочет перевестись.

Я был рад оказаться дома, но квартира казалась маленькой, пустой и ужасно тихой.

Конечно, любое жильё, по сравнению с домом Ледбеттеров, будет недостаточным, никогда не сравнится. Но дело не в этом.

Я положил ключи на подставку на тумбочке, остановился у холодильника, чтобы посмотреть график. Джексон был на смене в медицинском центре до полуночи. Чуть раньше он прислал мне сообщение, чтобы сказать, что написал заявление на увольнение. Я отправил ему ответ, что написал своё.

Флаг нам в руки.

Я должен был быть счастлив, но не был.

Я оглянулся на кусочки жизни, которые мы с Джексоном собрали за девять лет. Видеоигры, DVD-диски. Письменный стол у окна. Рододендрон у двери на балкон, который мы купили в «Волмарте». Диван. Двойное кресло. Подписки на журнал. Чугунная сковородка. Кофейные кружки с Элвисом.

Угол у искусственного камина был пустым, потому что мы не ставили рождественскую ёлку. Для этого не было настроения. Не было смысла. Мы не поставили ёлку в первый год после смерти Ноя и не возились с этим с тех пор.

Ной…

Будь он здесь, он примерно в это время переоделся бы в свою игровую одежду и плюхнулся на зад перед Xbox, или зависал бы на кухне, ожидая закусок, предпочтительно печенья, чего-нибудь — чего угодно — сладкого. Но он не был против украсть фрикадельку или хот-дог, даже макаронину или спагетти, прямо из кипящей кастрюли, что угодно, чтобы умерить голод. Сейчас были бы его рождественские каникулы, череда волшебных дней прямо от Рождества до Нового года, дни, наполненные визитами к семье, шоппингом, обедами вне дома, церковными службами, время для друзей, время для семьи, время для веселья.

Его отсутствие вносило дисгармонию. Тишина была дисгармонией.

Я стоял в этой тишине, прислушиваясь к звуку того, как открывается его дверь, к звуку его шагов по ковру, ожидая увидеть его лицо, светлое безумие его волос, озорную усмешку, которая говорила мне, что он что-то задумал. А он всегда что-то задумывал, этот ребёнок.