- Видимо, на Альдераане ты бедствуешь, раз так эмоционально припоминаешь мне все, - иронизирую по этому поводу я. - Не скрывай, что тебе нравилось чувство власти.

- Даже говоришь, как тогда! – кивая, произносит Костанза. Ее убеждения не пошатнулись: - Надеюсь, скоро я проснусь.

Она демонстративно отворачивается от меня и тут же вскрикивает в ужасе, начиная отступать подальше от стены станции. Я смотрю туда, куда устремлен ее полный ужаса взгляд, и вижу прилепившихся к стене огромных розово-серых раздувшихся пиявок. Я беру женщину за руку, пытаясь ее успокоить – думаю, это ничем не грозит, если не паниковать и не трогать этих тварей. Но что-то падает с потолка, и Костанза с очередным истерическим криком вырывает свою руку из моей ладони. Она пытается закрыть голову руками. Я поднимаю взгляд на потолок и вижу, что по нему ползают такие же крупные пиявки, как и те, что сидят на стенах. Еще одна из них падает просто у наших ног.

- Убей эту тварь! – кричит женщина, вцепившись в мой рукав. – Убей ее, прошу!

Я все еще не думаю, что эти черви представляют серьезную угрозу, но, вняв ее мольбам, активирую меч и пронзаю свалившуюся с потолка особь. Кожные покровы пиявки при этом шипят, а потом она лопается, через отверстие в толстой коже все ее внутренности выворачиваются наружу. Я понимаю, что все же зря пошел на поводу у женских истерик, когда на свет клинка начинают слетаться другие твари, похожие на огромных мух, но безглазые, с круглым зубастым ртом, как у морских миног. Они выползают отовсюду – из пустующего вагона, из дыр в потолке, из трещин в стенах – и массово летят на красный свет. Одна и этих мух впивается в руку Костанзы, но я тут же умерщвляю кровососущее насекомое. Несколько особей пытается напасть и на меня, но они не могут прокусить прочную ткань мундира. Стоит признать, что я уже много лет не брал в руки меч, но, несмотря на это, боевые рефлексы сохранились в непревзойденном виде. Мастерство все же никогда не пропадает в фехтовальщиках моего уровня, каких в Галактике единицы. Я с легкостью расправляюсь с жужжащими кровососами и убираю световой клинок. Костанза все еще всхлипывает в ужасе и смотрит на свою руку, на которой остался округлый кровоточащий след укуса.

- Ты все еще думаешь, что это всего лишь сон? – вопрошаю я, схватив ее за запястье.

- Что бы это ни было, оно становится все ужаснее! – запинаясь, восклицает она.

Не стоит требовать слишком многого от особы, которая ничего не знает и потому мало что может предположить. Я оставляю расспросы и предлагаю ей платок, чтобы она могла перевязать рану.

- Так или иначе, я собираюсь выбраться отсюда, - сообщаю я. - Можешь пойти за мной.

- Обойдемся без одолжений, Дуку, - пытаясь сохранить гордость, отказывает мне Костанза, хоть и забрав протянутый ей платок.

Спуск в подземку завален, так что найти выход можно, только пройдя по путям до другой станции. Я следую через проржавленные вагоны, пол которых залит мутной влагой, в направлении, откуда пришла Костанза. Обветшалый металл прогибается и скрежещет из-за каждого шага, словно пол вот-вот провалится под ногами, и потолок обрушится сверху. Вскоре я оказываюсь в той части ховер-поезда, что остановилась в туннеле между станциями, и замедляю шаг. Здесь во мраке нельзя различить совершенно ничего, но активирование клинка кажется очень плохой идеей. Мое продвижение вперед замедляется еще больше, когда перед очередным шагом я пытаюсь проверить подошвой пол впереди. И с очередным таким осторожным шагом носок моего сапога погрязает в чем-то плотном, слышится шелест, а затем легкий глухой хлопок. Внезапно становится трудно дышать – в воздухе появляется нечто, частицы чего режут глотку. Я помню, что сталкивался на Коррибане с тварями, которые выдыхали отраву. Но, активировав меч, я вижу только густо насаженные в проходе вагона белые ростки с блестящими черными сморщенными коробочками спор на концах. Бесцветные стебли покачиваются, а несколько из них, находящихся впереди, мертвы – почерневшие и свернувшиеся, они стелятся по полу. Видимо, отравленные частицы появились в воздухе из-за этой плесени, выросшей в половину человеческого роста. И пройти дальше можно, только умертвив ее, находясь при этом на безопасном расстоянии. Хватит ли для этого расстояния вытянутой руки и длины меча? Я отступаю назад на максимально возможную дистанцию и начинаю вырезать ростки, которые тут же, шипя, чернеют и сворачиваются, едва их касается световой клинок. Расчистив проход и дождавшись, когда осядут на пол клубы коричневатых спор, я продолжаю путь до хвоста репульсорного поезда. Вырезав сломанные двери последнего вагона, я спускаюсь на мокрые направляющие рельсы, но что-то перекрывает дальнейший дорогу. На путях, свернувшись кольцом, разместил свое дебелое отвратительно блестящее тело черный таозин – точно такой же, как тот, которого я видел в предутреннем кошмаре. Я отступаю, пока плотоядный червь не заметил меня, и тут же слышу крик. Едва уловимый, на дальнем расстоянии, но из того направления, откуда я пришел. Так это кричит Костанза?

Уже бегом, проверенным маршрутом я возвращаюсь на станцию, где встретился с женщиной, и вижу Костанзу лежащей на грязном полу. Одежда на ней темная, но ведь при встрече она была в белом? На близком расстоянии и при свете клинка я вижу, что ее одеяния залиты кровью. Костанза получила несколько глубоких ножевых ранений, но еще жива. Жирные пиявки, сидевшие здесь на стенах, ползут к истекающему кровью телу. Я давлю их подошвой сапога и беру женщину на руки. Неизвестно, возможно ли вообще отсюда выйти, а если возможно, успею ли я вынести ее живой, но не пытаться сделать хоть что-то я не имею права. Немыслимо предать свое понимание чести.

- Я же предлагал тебе идти со мной, - с досадой роняю я.

- Лицемер, - скривив губы в выражении боли и в то же время крайнего презрения, отвечает она. Удивительно, как даже в таком состоянии она умудряется сохранить верность себе.

- Что произошло? – все же пытаюсь поинтересоваться я, но в ответ получаю лишь молчание и демонстративно отведенный взгляд.

Костанза прерывисто дышит, всхлипывая от боли, но помощи не просит. Отчасти это поведение можно назвать достойным уважения, но по большей части все же откровенной глупостью.

- Во имя звезд… - еле слышно шепчет она в отчаянии. - Как я вообще могла его послушать и прийти в такое место?

- Кого? – спрашиваю я. Если она оказалась здесь из-за кого-то, мне необходимо знать его имя.

- Твоего родственника, - поражает меня ответ.

- Он ведь наложил на себя руки, мой брат… - произношу я вслух. И впервые задумываюсь о том, что практически ничего не знаю о его судьбе. - Костанза, скажи мне, почему он это сделал? – прошу я, но она не дает ответа.

Я поднимаюсь с колен, держа ее на руках, когда вдруг у меня моментально темнеет в глазах. Ноги подкашиваются, одолевает невесть откуда взявшаяся слабость. Я лишаюсь всех чувств и падаю во тьму с мыслями, за которые сам по привычке корю себя, но которые упорно лезут в голову: «Ее не спасти»…

Слабость уходит, пробрав все тело холодом и судорогой. Я резко открываю глаза – по ним бьет свет, приглушенный витражным окном. Я лежу на своей кровати в своей спальне. Неужели это снова был только лишь тревожный сон? Но мой мундир расстегнут, а на белой рубахе под ним влажные пятна красной жидкости. Это кровь. И при этом на моем теле нет никаких ран.

Назойливый шум слышится где-то за стеной, механическое шипение и треск. Необходимо проверить, не пытается ли кто-то связаться со мной. Я захожу в кабинет и понимаю, что это само включилось голорадио. Все прочие системы по-прежнему обесточены. Трансляция плохая, но разобрать слова возможно. Это экстренные новости:

«В своем поместье на Альдараане найдена жестоко убитой графиня Костанза Дуку. Попытки связаться с единственным родственником, графом Серенно, братом ее покойного супруга на данный момент остаются безуспешными. Напоминаем, бывший джедай Дуку…».

Я не слушаю дальше. И способность слышать, и дар речи покидают меня. Так это действительно она умерла у меня на руках? Ее тело было в крови. Моя одежда в крови. Но ее нашли мертвой на Альдераане. А я здесь, и никто не может выйти со мной на связь. Я повидал иной мир, отчасти даже познал его законы, но нечто подобное является полной неожиданностью для меня. И выходит, что я, несмотря на свой опыт, по-прежнему незнающий, безоружный перед лицом неизвестности, что весьма сильно волнует.