— Съели, — скомандовала Лидка. Они проглотили таблетки, запили остатками кофе. — Встали, — дала она другую команду. Но её мы выполнить не успели.

— Сидеть! — раздалось от двери.

Мы разом повернулись ко входу.

Там стояли двое милиционеров — молодых парней, целившихся в нас из пистолетов.

— Руки за голову! — прокричал один из них, как будто мы стояли метров за сто от него. Мы, переглядываясь, выполнили команду. Второй снял с ремня рацию:

— Да, взяли... Кто звонил — не выяснили?.. Все с оружием... Есть везти.

— Чёррррт! — прорычал Петька, пригибаясь к столу.

— Выходим по одному, — приказал первый. — Лишнее движение — стреляем. Попались, щенки, вовремя о вас сообщили...

— Вы что, рехнулись?.. — начал я. — Мы...

— Молчать! — прокричал тот же. — Ты первый!

— Иду, иду, — раздражённо ответил я.

Говоривший по рации вышел первым, я за ним, не глядя на ребят. Милиционер ждал меня около УАЗика с открытой дверцей, продолжая целиться, а другой рукой держа наручники. На улице не было никого. Солнце скрылось за низкими тучами. Тучи отсвечивали болезненно-жёлтым...

— Падай!

Я упал реньше, чем сообразил, кто кричит. Послышался короткий треск электрического разряда. Милиционер у двери сделал судорожное движение и осел в пыль. На крыльце появилась Лидка — она держала в руке разряженный шокер, стреляла прямо из сеней. Следом Тон и Петька вытащили бессознательное тело второго стража порядка. Колька бережно положил ему на живот кепи.

Мы упаковали обоих в УАЗик и захлопнули дверцу. А когда осмотрелись — то увидели, что улицу заливает белёсая муть.

Аэродром пошёл в наступление.

Никогда не любил туман. Намного больше, чем темноту, дождь или снег. Туман крадёт и искажает даже привычные вещи — руки кажутся не своими, чужим — голос, коверкаются расстояния. Мы успели сомкнуться кольцом — и нас затопила волна ватной глухоты. Петька потыкал стволами обреза и хмыкнул:

— УАЗика нету... Куда идти, Коль?

— Сюда, — Колька провёл ладонью наискось сверху вниз. — Сюда надо.

Тон и Лидка молча заняли места по бокам и чуть позади от него. Я оказался в середине, Петька — за моей спиной. Непонятно было, что у нас под ногами — трава не трава, песок не песок... Но что мы не на Знаменской дороге — было совершенно точно. Я достал пистолеты.

Из мглы выступила какая-то стена... нет, это был борт бронетранспортёра. В том месте, где когда-то красовался крест, сейчас видна была вмятина с трещинами от центра. Как будто кто-то саданул туда кулаком. Вот только каким кулаком надо так бить? Мы прошли мимо — и над нами навис свод. Каменная арка.

— Не... сюда, — трудно сказал Колька. — Я сейчас, погодите.

Мы замерли. Зря замерли. Стало слышно, как шепчет туман. В этот шёпот не получалось не вслушиваться, хотя вслушиваться было нельзя, я это понимал.

— Сюда, — сказал Колька.

Но Петька не двинулся с места:

— Не слышите? — спросил он. — Зовут. Мама зовёт!

Я увидел, что у него на глазах слёзы. И растерялся. Но Лидка, не покидая своего места, сказала:

— Петь, там никого нет.

— Я знаю, — сказал он. Помотал головой с ожесточением. — Я знаю. Пошли дальше. Пошли скорей, ну?!.

«А меня? — подумал я. — Кто и когда позовёт меня?»

Не думать. Легко сказать.

Не знаю, сколько мы блуждали среди туманных струй и водоворотов. Меня никто не звал, но ребят и Лидку окликали голоса, которые слышали только они — я видел это по их лицам. Может быть, в конце концов, они бы этого не выдержали, но...

Рванулся ветер. Мы пригнулись, он коротко свистнул — и тумана не стало. Вообще не стало в обозримом окружении. Мы стояли на равнине — или, скорей, в каменной чаше. По кругу — километрах в двух от нас — высился пояс острых гор.

— Куда мы попали? — спросила Лидка. Колька сморщился, потянул воздух сквозь зубы:

— Я не знаю… я сейчас... я разберусь...

— Коль, ты разбирайся поскорей, — попросил Тон почти ласково, — потому что вон почётный караул.

Это он слабо сказал, если честно.

Я не знаю, откуда они взялись, эти существа. Не такие, которых я видел в аллее. Эти были — сплошные зубы. По крайней мере, куда бы я не смотрел, видел только зубы и не мог даже определить, к чему они прицеплены, так сказать.

— Сели! — коротко скомандовал Петька. И, когда я присел, над моей головой с длинным выдохом пронёсся хлыст пламени. Петька выдал его вкруговую — кажется, у него в баллонах был бензин, загущённый сахаром. И пояснил: — Это длиннолапые зубастики, они боятся огня.

Зубастые отпрянули. Они оказались небольшие — мне по пояс, с маленьким туловищем, скрюченными ножками и длинными когтистыми лапами, тощими, но жилистыми. А башка — и правда одни зубы... И было их столько, что стрелять — только патроны тратить.

— У меня ещё два баллона, — предупредил Петька шёпотом. Я видел снизу его потное лицо и суженные глаза.

— Сюда! — вскрикнул Колька, бросаясь очертя голову, как мне показалось, прямо в гущу этих существ. Я рванулся за ним первым... и еле удержался на краю пропасти — Тон вцепился мне в плечо и отшвырнул назад, к металлической стене, около которой мы оказались.

Колька висел в метре ниже, держась за какую-то красную железку. От его рук шёл дым. Глаза Кольки были огромными. Я ещё и сообразить ничего не успел, а Петька, упав на краю, протянулся вниз и каким-то невероятным рывком выбросил Кольку обратно.

А до меня только теперь дошло, что железка была раскалена. И что стена позади нас тоже постепенно накаляется.

Колька коротко заорал и умолк, дрожа всем телом и растопырив пальцы. Лидка занялась его руками.

Мы были на карнизе — а правее нас через эту пропасть перекидывался арочный мост. Без настила — голые балки-прутья. Я краем глаза посмотрел вниз.

Не страшно, потому что дна всё равно не видно... вот только из этой ямины поднимались по стенкам зыбкие серые силуэты. И в каждом сторожко горели два обращённых вверх огонька.

— Быстро, через мост! — скомандовал Тон. Я хотел его спросить, зачем он взял гитару. Но вопрос был глупый, что уж...

Первые из них добрались до верха одновременно с тем, как мы добежали до моста. Я увидел, как на край выбросились длинные коленчатые щупальца, появилась серая башка с длинным хоботком — и выстрелил, не задумываясь. Башка исчезла, лапы соскользнули.

Щёлкнул арбалет — Лидка стреляла на ту сторону. Я не сразу сообразил, зачем — и только потом увидел, что она крепит свой конец верёвки, привязанный к стреле. Сама стрела, хитро срикошетировав, заклинила между стоек.

Придумано было отлично — по верёвке, перебирая руками и ногами, мы гораздо быстрее оказались на той стороне. А если бы пошли, перебираясь по фермам, то эти, с неприятными хоботками, оказались бы там раньше нас.

— Кто это такие? — спросил Петька. — Ты таких видел, Женёк? У нас таких в классификаторе нету.

— Нет, — ответил я. — Я там вообще особых чудовищ не видел.

Разговаривать дальше было некогда. Следом за Колькой мы пробежали через узкое ущелье (меня доставала мысль, что стены сейчас начнут сдвигаться!) — и вбежали в день, на аэродром.

Не было ни тумана, ни раскалённых стен, ни чудовищ. Была бетонная дорога. И в конце неё — ангар. Совсем недалеко. Я узнал этот ангар. Колька вывел нас правильно, хотя сам раньше его никогда не видел.

— Бежим! — крикнул Колька. И на дорогу хлынул огонь.

Он был живой и плотный. Он забушевал сразу повсюду. Бурьян пылал. Пламенный свод сомкнулся у нас над головами. Тонкие, красивые плёнки пламени прорывались в щели между плитами.

Мы побежали. Я не знал, горю или нет, и если нет — то почему. Я вообще ничего не должен был знать, только то, что надо бежать — бежать вперёд, к ангару. И ещё — что человек может пробежать через огонь.

Может. Я добежал первым и с размаху врезался в ворота. Они отбросили меня с гулким «бумммм». Кто-то кашлял. Кто-то шумно тушил горящую одежду. Петька подошёл к воротам, пнул их, что-то пробормотал и, присев, начал минировать, аккуратно растягивая запальный шнур и цепляя гранаты.