Сарек никогда не появлялся в этих снах, и всё же Пикард чувствовал его присутствие за туманной завесой, за гранью видимости. Каждое утро Пикард просыпался дрожащим и окоченевшим, не помня почти ничего из своего сна, кроме ощущения холода и лавины неукротимых эмоций. Случалось, он просыпался с именем Перрин на устах.

И всякий раз во сне он боялся, что перед ним появится Сарек, боялся вновь увидеть его тёмные глаза, полные невыносимой муки.

– Сэр, – сказал Дейта, – с того момента, как мы получили известие о смерти посла Сарека, Вы кажетесь необычайно задумчивым.

Пикард стал складывать материалы, которыми снабдила их Беверли, чтобы они смогли окончательно завершить своё превращение в ромулан. Он знал, что сказанное Дейта было правдой. Когда он прочитал сообщение в блокноте К’Вада, у него возникло такое чувство, будто он замкнулся внутри себя; ему не хотелось ни думать, ни говорить о влиянии, оказанном на него смертью Сарека. Теперь спокойное замечание Дейта заставило его думать об этом.

– Между мною и Сареком существовала необычная связь, – начал он. – Наши жизни однажды соприкоснулись. Признаюсь, его смерть повлияла на меня.

Но произнося эти слова, Пикард чувствовал, что они не отражают его состояния, что он анализирует ситуацию даёт ответ, лишённый эмоций. Он постарался скрыть, что у него пока что нет желания углубляться в свои чувства.

– Содержание нашей миссии изменилось, по крайней мере, для меня, – продолжал он, чувствуя себя легче теперь, когда перевёл разговор с себя на их миссию. – Нас посылали узнать у Спока о причине его исчезновения. Теперь же мы также должны сообщить ему о смерти его отца.

– Боюсь, я не совсем понимаю, сэр. Разве посол Спок, будучи вулканцем, не сочтёт смерть отца логическим результатом его болезни?

– Это не бывает так просто. Даже для вулканца. И уж конечно, не для Спока, который наполовину землянин. – Говорить о Споке и Сареке было намного легче, чем о собственной странной связи с ними обоими, и он изо всех сил пытался не прислушиваться к назойливому голосу внутри, твердящему, что он увиливает от чего-то важного. – Они всю жизнь конфликтовали между собой, а теперь шанс разрешить этот конфликт утрачен безвозвратно.

Дейта ответил не сразу, осмысливая услышанное.

– Учитывая необычайно большую продолжительность жизни вулканцев, – заговорил он, – кажется странным, что Спок и Сарек не предпочли разрешить свои противоречия, когда позволяло время.

– Да, – отозвался Пикард. – Это и правда совершенно… нелогично. – Он ощутил мимолётную зависть к андроиду за то, что тот навсегда останется в неведении о мучительных страданиях, которые способны причинить эмоции. – Отец и сын… Оба горды, оба упрямы… похожие друг на друга больше, чем им обоим хотелось бы признать. Им нелегко было разрушить эмоциональные барьеры, которые они возводили целую жизнь. – Пикард застегнул рюкзак со снаряжением Беверли. – А потом приходит время, когда становится слишком поздно. Когда понимаешь, что то, что хотел сказать, уже никогда не будет сказано.

Взглянув в бесхитростное лицо андроида, он подумал, понял ли Дейта хотя бы часть из того, что он сказал.

– Это всегда тяжёлый момент. И каждый в этот момент одинок. И теперь он настал для Спока.

Дейта склонил голову набок, пытаясь уразуметь сложные нюансы семейных отношений. Пикард почувствовал дуновение холодного воздуха и обернулся, чтобы взглянуть, в чём дело.

Он ничего не увидел.

Увидев у себя на мостике двух офицеров Звёздного Флота, загримированных под ромулан, К’Вада не смог удержаться от смеха. Он подумал, как же нелепо они выглядят; но, в конце концов, ромулане вообще выглядят нелепо со своими остроконечными ушами, вздёрнутыми бровями и странным цветом кожи.

– Ну, не красавчики? – ухмыльнулся он. Пикард, по своему обыкновению, никак не прореагировал на шуточку, а андроид вообще никогда не менял выражения лица. К’Вада не смог удержаться, чтобы не пройтись на их счёт ещё немного. Приблизившись к Дейта, он обошёл его, разглядывая с головы до ног. – Будь поосторожнее, андроид, – заговорщицки сказал он. – Какая-нибудь ромуланская красотка может положить на тебя глаз… слизать тебе краску с уха. – Он с удовлетворение заметил, как ставшие карими глаза недоумённо мигнули.

Радуясь неловкости, как ему казалось, собеседников, К’Вада перешёл к Пикарду и смерил его взглядом.

– Вы знаете, что сделают с Вами ромулане, если узнают, кто Вы такой?

– Могу себе представить, – ответил Пикард.

К’Вада позволил себе усомниться в этом. Не доведись ему однажды собственными глазами видеть результат ромуланского допроса, никогда бы не поверил.

Пикард смерил его холодным взглядом.

– Мы готовы транспортироваться на поверхность планеты, капитан, – объявил он. Тон его задел К’Вада. Клингон решил, что землянину не помешает напомнить его место на этом корабле.

– Просто чтобы между нами не осталось недомолвок, – сказал он, надеясь, что голос его достаточно мрачен, чтобы капитан Звёздного Флота почувствовал угрозу. – Полученный мною приказ не включает спасательной миссии.

Впервые он увидел, как взгляд Пикарда словно затвердел; это произвело на клингона большее впечатление, чем поднятая рука. Взглянув Пикарду в глаза, К’Вада решил, что достаточно напугал его, и сделал небрежный жест в сторону офицера, стоящего за тактической установкой.

– Яхгухлап! – приказал он, а затем снова обернулся к Пикарду и Дейта. – Удачи, – сказал он без горечи и снова махнул рукой. Оба фальшивых ромуланина растаяли в воздухе.

Она вам понадобится, ещё как понадобится, подумал он. Затем уселся в командное кресло и решил посвятить следующий час эротическим мыслям о К’кам.

Внизу пульсировала планета Ромулус, подобно живой бацилле.

Конечно же, планеты не пульсируют, но именно так казалось Пикарду при взгляде с мостика «Круджа». Ромулус выглядел серым тусклым шаром, с которого время от времени вздымались языки пламени, доходя до верхних слоёв атмосферы – знаменитые огнепады Гаф Гал’фонга. Обширные районы постоянной вулканической активности были одной из особенностей ромуланской геологии, известной за пределами этой звёздной системы. Тектонические плато нестабильного континента Дектенб поднимались, опускались и надвигались друг на друга, и раскалённая магма под поверхностью планеты искала слабые места в земной коре. Извержения вулканов были частыми и мощными; пламя и потоки лавы змеились красными и оранжевыми реками.

Из космоса казалось, что Ромулус непрестанно, зловеще пульсирует.

Ромулус был второй планетой системы, состоящей из двух планет, Ромулуса и Ремии. Обе планеты обращались по эллиптическим, сильно вытянутым орбитам, из-за чего геологическое развитие их было неравномерным и бурным. Дектенб был непредсказуемым и неустойчивым; расположенный в другом полушарии континент Масфарик представлял собой сплошную каменистую пустыню, где на редких оазисах боролись за выживание города. Население планеты было сконцентрировано в этих городах, разраставшихся не столько вширь, сколько ввысь, и достигало критической плотности.

Но если из космоса планета казалась пульсирующей зловещей, не замирающей жизнью, то на улицах Дарты, ромуланской столицы, совершенно не ощущалось характерной для столиц бурлящей активности. Теперь, когда они с Дейта транспортировались на поверхность, в густонаселённый район, известный под именем сектора Кроктон, Пикарда поразила атмосфера неподвижности. Массивные строения из стекла и бетона уходили ввысь, образуя между собой узкие тоннели, куда, казалось, не проникал солнечный свет. Здесь царили вечные сумерки, рассеиваемые лишь установленными через определённые промежутки фонарями, чей бледно-зелёный свет казался бессильным разогнать унылый сумрак.

На уровне этих улиц не видно было стекла и бетона. Дарта была древним городом и росла ввысь. На нижних уровнях преобладал изношенный от времени гранит, весь в пятнах от старости. Резкие углы в архитектуре зданий иной раз перемежались какими-то странными причудами; Пикард заметил два уродливых, похожих на гаргульи изваяния, глядевшие на него с оконных перемычек.