Толя был поражен: почему Ирина мама считает краба земноводным?

— Это не лягушка, — сказал Толя, — это краб. Он принадлежит к ракообразным.

— И откуда ты все это знаешь?

— Я не знаю — откуда я это знаю! Мы ведь с Ирой юннаты. А вы разве нет? Вы разве не были юннаткой?

— Нет, не была. Меня интересовали дирижабли.

Через некоторое время Ирина мама заметила, что ребята начали благоустраивать жилище краба.

Из живописных кусочков кирпича они выстроили крабу грот. Потом озеленили его. Потом насыпали влажного песка. «Если бы не сам краб, — думала Ирина мама, — все это выглядело бы даже красиво».

Сверху банка прикрывалась книгой. Но не плотно, а как-то так, наискосок, ребята клали книгу, чтобы ОН дышал.

Прошло несколько дней. И вдруг под утро вся коммунальная квартира на пятом этаже была поднята на ноги. Люди бегали по длинному коридору босиком и друг у друга спрашивали: «Что случилось?», «Кто кричал?»

Сначала никто ничего понять не мог. Потом поняли: вместо часов, которые обычно лежат на ночном столике, Ирина мама взяла в руки краба. Он, оказывается, там дремал.

Крабу, как видно, надоела банка, он, видно, залез на живописный грот и... вылез. А потом?

Потом краба в доме не было. Он живет теперь в школьном живом уголке. Живет неплохо, потому что Толя большой знаток ракообразных. И вообще Толя, наверно, станет зоологом. Но это еще не скоро.

НИКАКИХ ХОМЯЧКОВ

А вот Иру после истории с крабом стали обыскивать. Задолго до возвращения дочери из школы мама с тревогой поглядывала через кухонное окно под арку. Чтобы девочка ничего живого без ее ведома в дом не внесла.

Время шло. Ира возвращалась из школы одна. Совершенно одна! И все равно ее обыскивали каждый день, потому что мама знала, какая она упрямая.

И вдруг Ирочка делается неправдоподобно послушной.

За хлебом сама бежит!

Мусор выносит сама!!

Про уроки напоминать не нужно!!!

Спать ложится вовремя!!!!

— В чем дело? — начинает беспокоиться мама.

День ничего понять не может, другой не может ничего понять, потом слышит:

— Мамочка, можно, я куплю себе хомячка?

Мама вздрогнула. Не успела она еще понять, что такое хомячок, как ей уже померещилось что-то мокрое, что-то состоящее из сплошных шевелящихся ног.

— Никаких хомячков, — сказала она тихим от ужаса голосом.

Проходят дни. Ира по-прежнему подозрительно послушна и вдруг опять говорит:

— Ну мамочка, ну почему ты не хочешь?

— Я уже сказала: не хочу!

— Ну мамочка, ну ты ведь его еще не видела.

— Не видела и видеть не хочу. И не позволю превращать наш дом в зоопарк!

Второго марта Ирина мама вынула из почтового ящика открытку. На открытке была нарисована женщина в такой позе, как будто собирается мыть пол. Если долго смотреть, то выясняется, что женщина так сильно нагнулась потому, что перед нею стоит слишком маленькая девочка, которая протягивает ей пребольшущий букет.

Под рисунком подпись:

«Поздравляю с Восьмым марта».

А на обратной стороне написано:

«Дорогая Ира, поздравляю тебя с Международным женским днем. Будь здорова. Учись хорошо, а подарок я принесу тебе сам.

т. д. Толя».

«Очень странно», — подумала Ирина мама.

Когда Ира вернулась из школы, мама спросила:

— Ты можешь мне объяснить, что означает «тэ дэ»?

Ира посмотрела на кончик своего короткого носа и сказала как-то нараспев:

— А что та-акое?

Мама протянула ей открытку, Ира прыснула;

— Тэ дэ — это твой друг, понимаешь — сокращенно! Я ему тоже так пишу.

— А когда ты ему пишешь?

— В День танкиста, в День железнодорожника. В общем, когда бывает нужно, тогда и пишу.

Наступил вечер.

Ира готовила уроки. Мама вязала.

Около семи часов вечера кто-то постучался в дверь.

— Войдите, — сказала Ира и не подняла головы от тетрадки.

И он вошел. Он — Толя. И что-то живое энергично вырывалось из его рук. Что-то завернутое в кухонное полотенце.

Ирина мама встала и на всякий случай отошла от стола. Но Толя к столу не приближался. Стоя в дверях, он начал поздравительную речь.

Ирина мама немного побледнела, глядя, как что-то, гораздо большее, чем мышь или краб, копошится у Толи на руках.

А Толя говорил:

— Я желаю тебе в этом новом женском году исполнения всех-всех твоих замыслов и надежд.

Ирина мама слушала с большим напряжением — она не могла прервать мальчика, когда он говорит такие возвышенные слова.

— …и еще — я желаю тебе, чтобы ты всегда была впереди...

Это было уже слишком, но Толя и сам замолчал. Он подошел к столу и прямо на скатерть плюхнул свой неспокойный сверток.

Кухонное полотенце подпрыгнуло и — взорвалось. Все увидели невероятно сердитого зверька, который короткими передними лапками отшвыривал от себя полотенце. Делал он это, удобно сидя на задних лапах, вернее — на широком мягком задике.

Как только зверек освободился, сразу стал приводить себя в порядок: изящно и быстро умыл тупоносую, большеглазую мордочку, потом обеими лапками потер усы и за круглыми торчащими ушами. Потом начал оглаживаться. Пригладил блестящий рыжий мех на спинке и белую шерсть на пузе.

В его жестах было столько капризного и справедливого возмущения, что совестно делалось за Толю: зачем, на самом деле, надо было заворачивать его в полотенце?!

Ирина мама, обрадованная уже тем, что на столе не кошка и не гад, с неожиданным для себя интересом спросила:

— Кто это, это морская свинка?

— Ну что вы, — прямо спел, замирая от восторга, Толя, — какая же это свинка — это же хомячок!

— Ах, вот оно что! — сказала Ирина мама. — Значит, все-таки хомячок?!

— Ага, — наивно подтвердила Ира, — класс млекопитающих, отряд грызунов… в домашних условиях считается почти всеядным. .

— Скажите пожалуйста, какие познания...

А Толя сиял! Вся его выдержка кончилась. Он подошел вплотную к столу. Хомяк немедленно прервал свой туалет, поднялся во весь рост и, стоя на задних лапах, как начнет раскачиваться из стороны в сторону, как защелкает зубами.

— Се-ердится, — умилился Толя, — это он так сердится. А если его тронуть вот сюда, в спинку, — может подскочить... а теперь смотрите, что будет.

Из кармана брюк Толя вынул тоненькую, чисто вымытую морковку и подал ее хомяку. Тот сначала умоляюще протянул ручки, а когда дотянулся — не взял, а цапнул да еще так посмотрел, как будто хотел сказать: «Какого черта трогаешь мою морковку!»

Лапки у хомячка действительно похожи на руки — на каждой по четыре пальца, а вместо пятого, большого, бородавочка! Пользуется он ими очень ловко.

Выхватив у Толи морковку, хомяк не стал грызть как попало — он поднес ее к мордочке горизонтально, будто собрался играть на флейте.

Когда хомяк съел морковку, Ира дала ему кусочек булки. И булку он мгновенно съел. Тогда Толя дал ему комок ваты. Хомяк — цап — и за щеку. Еще комок, и опять — за щеку.

Ира протянула ему семечек. Он и семечки, зернышко по зернышку, запихнул за щеки. Через некоторое время хомяк стал похож на пожилого толстяка, которому хочется спать. А ребята наперегонки угощали его.

— Что вы делаете! — закричала вдруг Ирина мама. — Вы с ума сошли, он заболеет, он просто лопнет!

— Ну что вы? Он же прячет все в защечные мешки. Вот, смотрите! — И Толя, отломив серу, дал хомяку спичку.

Зверек отправил ее туда же. В ожидании еще какого-нибудь угощения стал усатой мордочкой нетерпеливо щупать воздух. Но как? С какой быстротой! Поверить было трудно, что там в носу у него нет никакого моторчика,

Когда убедился, что ничего больше не получит, опять стал умываться. Теперь он мыл только морду. Мыл ее подробно и толково.

Очень долго хомяк занимался своим лицом, потом еще раз прошелся по животу и грудке. И спинку не забыл! И все остальное.

Такая забота о собственной шкурке, такая опрятность окончательно покорили Ирину маму.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: