Водителю, похоже, захотелось втянуться в беседу.

– Мой двоюродный служил в Бриззе, в Штормополисе. Говорил, что там водятся огромные обезьяны, гигантские, метра по три ростом.

Георгий снова нацепил на себя маску всезнайки-священника:

– Исполины, гигантопитеки. Они ближе всех подошли к земным обезьянам по своему развитию, но эволюция на Рутее совершила ошибку, и разумными стали земноводные Мрисса.

– Да, гигантопитеки. Бризза – это же страна каннибалов. Там было три мегаполиса, бывших наших колонии, а потом остался только Штормополис…

– Мы знаем историю, – немного резко прервал Георгий. – И что?

– Вот вас бы туда! Там был конфликт с дикарями, и бригаде брата приказали охранять сланцевый рудник. Провизии не оставалось, солдаты голодали, за периметр не вылетишь, да и было у них всего два транспортника с пулемётами. Отправил четырёх ребят в ближний лес, так они нашли там одну эту гориллу с детёнышами…

Я вспомнил фотографии и ролики про гигантопитеков из южного полушария – медлительные здоровяки с зеленоватой шерстью, травоядные и безобидные. Мне стало жалко их.

– Довольно, и так всё понятно, – прервал водителя я. – Ваш брат совершил грех. Скажите, любезный, а будут ли остановки?

– Будут, а как же, – водитель отозвался немного недовольно. – Перелетим вон ту гряду, после неё – посёлок, там кафе и топливный магазин.

Мы летели на северо-восток, по стокилометровой полосе, отделяющей Полярный океан от Левиафанового моря. Местность на перешейке очень изменчивая. Если в западной его части с юга к нему примыкают степи, тянущиеся по южному побережью и переходящие в приморский климат, то на севере и востоке сплошные, почти девственные леса. В малое средневековье горы перешейка перечеркнули с севера на юг тремя железнодорожными трактами с широкой колеёй, чтобы ставить суда на тележки и перевозить из Левиафанового моря в Северный океан. Эти тракты пересекала обычная железная дорога, которая использовалась и сейчас для неторопливых перевозок чего-то крупногабаритного – леса, металлопроката, труб и длинных корпусных деталей. На самом восточном из таких пересечений и стоял крошечный посёлок, обслуживающий теперь транзитную станцию сферолётов и старый участок железнодорожных путей.

Я немного напрягся. Именно здесь проходила невидимая граница субдиректорий, на которой отслеживают перемещения непроверенных сферолётов. В случае, если сферолёт засекли как непроверенный, на табло загорается надпись «ожидайте досмотра», и сферолёт должен дожидаться погранцев. Мои сомнения развеял водитель.

– Вот и пересекли, – сказал он и нырнул в крутое пике.

Перегрузки мы почти не ощутили – всё же, амирланские машины заметно комфортнее наших, зато медленнее и дороже. Но, насколько мне было известно, машинами производства Рутении в Амирлании пользовались настолько же часто, насколько у нас – их машинами. Сферодвигатели нашего производства намного экономичней, быстрее и дешевле, поэтому на мировом рынке нашим конкурентам приходилось брать качеством сборки, комфортом и дизайном.

Сферостанция в посёлке стояла обычная для таких мест, башенного типа. Вокруг башни и на огороженном пяточке стояли сферолёты побольше, рядом пустовала площадка для тридцатиметрового гиганта, а на трёхуровневых решётчатых платформах парковались машины поменьше. Несмотря на обеденное время, мы оказались единственными на станции и приземлились на второй уровень, наиболее удобный для взлёта. Наш водитель погасил поле, откинул носовой колпак, вытащил две коробки из грузового отсека и выпрыгнул из машины, коротко прокомментировав:

– Отнесу директору, заправлюсь и до сортира.

Мы остались вдвоём. Я спросил Георгия:

– Ты хорошо знаешь это место?

– Да, тут постоянно останавливаемся на полпути до Краснолеса.

– Здесь всё спокойно?

– Ага. Погранцы периодически паркуются. А так – зона «Тритонов».

При упоминании конкурирующего синдиката стало немного тревожно на душе. Я спрыгнул с сиденья, чтобы размяться, и решил тоже сходить до туалетов. Главное предназначение сферостанций – это место, где можно после нескольких часов пути спокойно перекусить и оправить естественные надобности.

Туалеты были на первом этаже, под решётчатой платформой, и я сбежал по внутренней лестнице вниз. После я вышел и отошёл в сторону, чтобы позвонить со своего терминала Майку.

Разговор получился коротким – стоимость связи между континентами была дорогой, и на звонки с одного аппарата автоматически выделялось всего пара минут в сутки. Я обрисовал ситуацию и объяснил планы. Узнав, что мы летим в Краснолес, мой начальник сказал остановиться в отеле и дождаться приезда Радика. Ещё раз напомнил, чтобы я поменьше говорил и побольше выглядел угрюмым, каковым был Стоян. Собственно, таковым я и был все последние дни.

Когда я закончил разговор и приготовился подниматься по лестнице, то увидел, что с юга, из кварталов посёлка, к станции приближается ещё сферолёт, резко идущий на снижение. Что-то заставило меня поверить своей интуиции, и я побежал вверх по лестнице.

Вспышки импульсных разрядов пробежались по решёткам. Судя по частоте и разбросу, стреляли из двух стволов. Из будки смотрителя внизу выбежало трое, в том числе наш водитель-курьер. Я добежал до второго этажа и спрятался за дверным проёмом, доставая импульсник из-под балахона.

Со стороны почтового сферолёта послышался крик Георгия, я высунулся из-за угла и послал пару выстрелов в кабину машины, стоящей внизу, в двадцати метрах от меня. Снизу послышался шум, и звуки стрельбы прекратились. Я выглянул из-за укрытия – сферолёт стрелявших поднялся и полетел в сторону леса.

Я подбежал к нашему сферолёту – Георгий, скрючившись от боли, ворочался в кресле пилота, пытаясь смахнуть пламя с горящего рукава мантии. Позади него, в грузовом отсеке горела пара коробок – видимо, от нескольких выстрелов Георгий смог увернуться.

– Аптечка, достань аптечку! – шипел он.

Мне приходилось сталкиваться с ожогами от импульсника, я быстро отсоединил от каркаса ближайший встроенный огнетушитель, сорвал колпачок и залил рукав пеной. После погасил пламя в коробках, достал аптечку и покрыл локоть Георгия регенерационным гелем.

– Как весело! – сказал подбежавший вместе с директором станции курьер. У обоих тоже были импульсники. Меня всегда поражали такие люди – способные даже в самый сложный момент шутить и держать самообладание. – Ты чего в моё кресло залез? Угнать хотел!

– Хотел запустить экстренный взлёт! – морщась от боли, ответил Георгий. – Чтобы уйти от огня. Они почему-то стреляли по коробкам.

Стреляли, разумеется, по пассажиру в сферолёте, но Георгий дальновидно решил «перевести стрелки».

– Видимо, что-то важное везём, и захотели убрать, – водитель достал стереокамеру и приготовился запустить её в летающем режиме. – Давайте, выметайтесь, мне нужно запротоколировать для начальства. Вы тут лишние.

Его бесцеремонность, с одной стороны, выводила из себя, с другой, его можно было понять, ведь он брал нас на борт нелегально. Директор станции – грузный, бородатый старик – помог выбраться Георгию и повёл его в медчасть, я забрал из сферолёта клетку и наши вещи, и последовал за ними, мысленно матеря водителя и ситуацию.

Ожоги Георгия говорили о том, что стреляли со средней мощностью, не на поражение. Это было уже второе препятствие на пути в Сереброполис, как будто кто-то испытывает меня – или нас с синдикатом? – на прочность. Причём в этот раз создавалось чувство, что нас больше пугают, чем действительно хотят убить. Или, может, не хотят меня пустить на восток?

Кто это делал, и по каким причинам, я пока не знал.

* * *

«Вопрос с перешейком крайне интересен. Сложно сказать, стоит ли делить Рутенийский (Главный Северный) Материк на два, или же Западная и Восточная Рутения – одно целое. Если верить источникам, аналогичным образом споры вызывало разделение перешейкомземной Америки на Северную и Южную.