Передавая  бирочку,  один  из  полицейских  спросил  о  чем-то   Зыбина по-английски, Зыбин улыбнулся, пошарил в  карманах  и  передал  полицейскому спичечный коробок.    

"Английский понимает", - отметил Бережной. Как олько они миновали ворота, он взял Зыбина руку и совсем тихо спросил:    

- Что вы передали полицейскому?    

- Коробок спичечный. Он коробки собирает, - лениво ответил Юрка.    

- А в коробке что? - еще тише спросил Бережной.    

Юрка  внимательно  посмотрел  в  глаза  Николаю  Дмитриевичу:  "Неужели хохмит? Нет..."    

- А в коробке соответственно спички. А вот под спичками уже - ампула  с нашим ракетным топливом.    

- Ты мне шутки свои кончай, - строгим  шепотом  приказал  Бережной.  "Со спичками я перегнул" - подумал он. - Знаешь сам, где находишься...    

- Знаю, - шепотом ответил Юрка. - Я здесь седьмой раз. Все знаю.    

Николаю Дмитриевичу совсем не надо было разбивать весь экипаж на тройки или пятерки заранее. Люди, которые впервые попали в этот чужой и  незнакомый город и не знали языка его жителей,  совершенно  естественно  стремились  не отстать, не затеряться, сами держались друг за друга и стихийно собирались в небольшие группы, объединенные не столько волей первого  помощника,  сколько просто личными симпатиями. И во главе их опять-таки стихийно  оказывался  не назначенный  Николаем  Дмитриевичем  ответственный,  а  человек,  побывавший раньше в этом городе или знавший несколько английских слов.    

Оставив позади порт, рыбаки двинулись вверх по узкой  улочке  к  центру городка  и  скоро  вышли  на  небольшую  площадь,  ограниченную   добротными казармами старинной постройки.    

- "Здесь находится Первый батальон  Его  Высочества  принца  Уэльсского полка", - прочел вслух Айболит на фасаде одной из казарм.    

Перед  казармой  маршировали  десятка  три  солдат  с   автоматическими ружьями, одетые  в  рубашки  с  короткими  рукавами  и  шорты.  В  сторонке, привлеченные их четкими перестроениями,  горланя,  носилась  на  велосипедах стайка мальчишек, видно, немалых озорников,  но  очень  причесанных.  Доктор решил сфотографировать этих солдат и  мальчишек.  Он  уже  снял  колпачок  с объектива, когда подошел Бережной.    

- Не стоит, Иван Иванович, - чуть  слышно  сказал  он. -  Военная  часть. Объект.- Он покосился на две  надраенные  медные  мортиры  начала  XIX  века величиной с табуретку, стоящие у входа в казарму. - Могут придраться,  пленку засветить. - Рядом с мортирами сидел медный лев, а над ним  на  стойке  висел медный гонг, яркий, как маленькое солнце. - Не стоит, право, Иван Иванович...    

Рыбаки потянулись к лавчонкам, табачной  и  кондитерской,  приютившимся тут же на площади, дед Резник купил себе большую пачку табаку и тут же набил трубку, в кондитерскую не заходили, поглазели на витрину и пошли дальше.    

Все гибралтарские лавочники еще со вчерашнего вечера знали, что  пришел советский "шип", знали, что на нем 106 человек команды, знали, сколько денег отвез им сегодня шипшандлер из "Royal bank of Gibraltar"[11].  Все  это  им было известно, и они понимали, что эти деньги русские с  собой  не  возьмут, оставят здесь, и весь вопрос теперь, у кого оставят. Юрка  представлял,  как сейчас начнут  цепляться  к  ним  лавочники  и  как  нелегко  будет  от  них отбиваться. Ему не хотелось шляться по магазинам.  До  сих  пор  не  мог  он решить, что же ему, собственно, надо купить, и  понял:  значит,  ему  просто ничего особенного не надо. Нет,  надо.  Игрушку  какую-нибудь  надо  Валерке привезти...    

Юрка  шел,  с  улыбкой  поглядывая  иногда  на   Николая   Дмитриевича,  натянутого, как струна (взгляд Бережного настороженно перебегал  с  дома  на дом, словно он ждал, что из любой подворотни в него начнут стрелять),  и  на Ивана Ивановича, которого  интересовало  все:  афиша  американского  боевика "Ночь в Сингапуре", старик, продающий лотерейные билеты, две монашки, утиным шажком пересекавшие  улицу,  балконы  и  ставни  домов, -  "помните,  помните "Испанок" Коровина?" Никто не помнил "Испанок".      

- Мы правильно идем? - глухо, как он никогда не  говорил  на  траулере, спросил Бережной Зыбина.    

- Точно, -  ответил  Юрка. -  Сейчас  выйдем  на  Мейн-стрит.   Там   все магазины... "Нашел себе гида", - подумал он  с  обычной  своей  неприязнью  к первому помощнику.    

Они вышли на узкую  Мейн-стрит  -  главную  улицу  Гибралтара,  по  обе стороны которой шли лавки и бары. Лавки начинались еще на тротуаре. В лотках и коробках, прямо под ногами прохожих или на  подставках  у  входа  пестрели куклы, платки, носки, маленькие штуки тканей, над головами прохожих качались костюмы и кофточки, и свитеры, и пледы, и ковры, и еще невесть  какая  яркая галиматья, отчего вся улица представлялась празднично украшенной и  казалась веселой, хотя никакого веселья нигде не было.    

Айболит застрял в первой же лавке сувениров, хозяин которой напустил на бедного Ивана Ивановича стада деревянных слонов, легионы тореадоров и  толпы карменсит.  Он  щелкал  перед  носом  доктора  кастаньетами,  совал  в  руки зажигалки, открытки и колоды карт, навешивал  на  него  вымпелы,  косынки  и бархатные куртки, на груди которых ярким шелком были вышиты морды тигров,  а на спине - гибралтарская скала. Айболит оторопел. Потом начал  интеллигентно отказываться, пытаясь объяснить лавочнику, что вряд ли  он  сможет  все  это купить, что его,  собственно,  интересует  маленький  бычок  на  витрине,  в загривке которого качались бандерильи, и тореадор  рядом, -  хозяин  бычка  и слушать этого не хотел.    

Юрка от души смеялся вначале, но, когда  заметил,  что  потный  Айболит сломлен и уже тянется в карман за бумажником, поспешил на выручку.    

- Финиш, - строго сказал Юрка лавочнику. - Этот господин пошутил. Он желает иметь этого, ну... (забыл, как "бык" по-английски), ну, корову-мужчину за  6 шиллингов... Во-во, именно этого... - и добавил по-русски: - Доктор, тут  вам не Херсон, тут вам не скажут: не хотите - не  берите.  Капитализм,  доктор, кровожадная борьба за рынки сбыта.    

Потом зашли  в  ювелирный  магазин:  Николай  Дмитриевич  решил  купить дамские часы, вделанные в браслет. Юрке часы не понравились. Продавец просил за них восемь  фунтов - цену  нелепую  и  смешную,  Бережной  мялся-отдувался. Призванный им на помощь Айболит не понимал, что  нужно  торговаться,  и  все просил показать другие часы, и снова другие, и  еще...  Продавец  догадался, что это совершенно неопытные русские, он несколько  тяготился  их  необычным поведением и тем, что они не  торгуются,  но  втайне  он  все-таки  ликовал, надеясь продать часы если не за восемь фунтов, то хотя бы за  пять.  Наконец Зыбину надоела вся эта возня. Он подошел к  прилавку,  отобрал  у  Бережного браслетку, покрутил в руках и, бросив небрежно: "Уан паунд", -  отодвинул  от себя  часы.  Продавец  сделал  оскорбленное   лицо,   залопотал   с   мнимым возмущением, и Юрка сразу понял, что за три фунта он часы отдаст.    

- Не давайте  ему  больше  трех, -  посоветовал  Юрка  ошарашенному  его смелостью Айболиту.    

Сам  Зыбин  торговаться  не  хотел.  Тем  более  торговаться  за   часы Бережного. Отошел к другому прилавку,  стал  рассматривать  брошки,  серьги, бусы и  кольца,  соображая,  не  купить  ли  что  жене,  но  ничего  ему  не понравилось, все казалось вычурным и безвкусным.  Юрка  вышел  на  улицу  и, увидев в витрине напротив пистолеты, подумал, что тут наверняка можно  найти что-нибудь интересное для Валерки.    

Однако это были не игрушки. В витрине лежали настоящие пистолеты разных калибров - от тяжелых вороненых "Вальтеров" (а  может,  не  "Вальтеров")  до блестящих, веселеньких браунингов. Рядом шеренгами, как солдаты  на  параде, стояли патроны.