Не так уж давно, где-то в начале XX в., люди несказанно удивлялись тому, что произнесенным словом можно вызвать у другого человека волдырь от «ожога» или «укуса комара», синяк от «ушиба» и другие трофические изменения кожи. Удивляться было чему: идеальное непосредственно вызывало видимые материальные изменения. В упоминавшейся книге К. И. Платонова исследованиям подобного рода посвящена отдельная глава и они проанализированы с «непоколебимых» материалистических позиций.

Медицина энергоинформационных отношений должна уже с учетом теоретических знаний сегодняшнего дня продолжить исследование природы слова и его воздействия на состояние здоровья человека. Именно эта медицина призвана ответить на вопрос о том, где проходит тот рубеж, с которого слова начинают свое психобиофизическое действие. Ведь энергоинформационная концепция признает, что действие слова может проявляться не только в момент его восприятия: если слово, и отзвучало, то это не значит, что оно замерло и действие его прекратилось. С точки зрения концепции биополя следует возвратиться к исследованию состояний, издревле называемых «порчей», «сглазом», «наговором», «проклятием», и на бесспорном научном уровне установить механизм образования этих экзотических недугов.

Столь же важной в этом отношении является проблема образа. Значение факта чувственного отражения объектов внешнего мира для человека настолько велико, что приходится лишь удивляться, почему до сих пор эта проблема так слабо разрабатывалась в психологии, медицине и смежных с ними науках.

Уже в Новом завете образ входит в круг основных понятий, посредством которых объясняется субъективное отражение (восприятие и описание) внешнего мира. Образу как факту индивидуального сознания и как определенной физической реальности придается самое различное значение. В языке того времени образ мог выражать понятие интегральной объективной реальности («образ мира сего». — 1 Кор. 7, 31), вмещать представление о некоей сущности, способной воспринимать задаваемые «энергоинформационные программы» и в определенном виде их реализовать («И дано ему было вложить дух в образ зверя, чтобы образ зверя и говорил и действовал так, чтоб убиваем был всякий, кто не будет поклоняться образу зверя». — Откр. 13, 15), наконец, он мыслился и в виде особого инструмента саморегуляции человека на пути самосовершенствования своей природы («Мы же все, открытым лицом, как в зеркале, взирая на славу Господню, преображаемся в тот же образ от славы в славу, как от Господня Духа». — 2 Кор. 3, 18).

Разнообразной манипуляцией с образами — психической и реальной физической — характеризовались все магические и оккультные традиции. Достаточно сказать, что такое весьма широко распространенное явление в магии, религии и народном целительстве, как фетишизм, целиком основано на веками сохраняющемся представлении об активном влиянии мысленного или овеществленного образа на жизненные аспекты определенного человека.

Издавна признавалась решающая роль образов во всех видах творческой деятельности. Тем не менее лишь в конце 60-х годов нашего столетия на встречах психологов началась открыто и, как выразился К. Прибрам, «без особого риска» обсуждаться проблема психической сущности образа. Слабые же успехи теоретических работ, вскрывающих реальное значение образов в регуляции жизнедеятельности человека, объяснялись двумя моментами: небольшим количеством строгих экспериментальных данных и трудностями понимания пространственного кодирования образных представлений.

Создайте голографической теории функционирования мозга и экспериментальное подтверждение ее правильности устранили казавшиеся непреодолимыми трудности в понимании механизмов действия образа. Более того, с учетом утверждающейся в науке теории голографического принципа построения Вселенной все более очевидным становится факт известного изоморфизма, существующего между мозгом и другими системами и суперсистемами внешнего мира. Именно в данном аспекте образ приобретает важнейшее двойственное качество: с одной стороны, он представляет собой своеобразную энергоинформационную единицу сознания, а с другой, имея всеобщие связи, является силовым рычагом для осуществления преднамеренных действий, направленных либо внутрь субъекта, либо во внешний мир (буквально во Вселенную). Указанная двойственность образа, несомненно, имеет и двойственную природу его проявления: в форме «вещества» (психологического субстрата) и в форме «поля» (то, что вчерашняя псевдоматериалистическая философия определяла как идеальное).

В последнее время значимость проблемы образов в проявлении различных сторон психической деятельности человека начинает получать должную оценку. В психологической литературе она становится весьма актуальной. И нам глубоко импонирует взгляд на образную сферу как на средство глубокого контакта субъекта с реальностями внешнего и внутреннего мира[5]. Считается, что этот контакт осуществляется, как правило, по обычным каналам восприятия информации, но при определенных условиях активизируются так называемые внесенсорные способы связи. Важно здесь то, что все виды образной деятельности и формы информационных контактов с окружающей действительностью имеют самое непосредственное отношение к регуляции состояний человека и всех аспектов поддержания и восстановления его здоровья.

Проблематика образа настолько важна для всего комплекса биологических наук, что заслуживает самостоятельного исследования. Да и для лечебной медицины, кажется, наступила пора приступить к разработке новых пластов теоретических знаний, так как некоторые из старых научных идей уже переходят в разряд тормозящих факторов.

По этому поводу уместно напомнить рассуждения известного исследователя психологии творчества Эдварда де Боно. Академическую науку, утверждает он, можно представить в виде системы глубоких и добротно обработанных «творческих ям», из которых добывается определенный полезный продукт[6]. Наибольшее количество научных усилий, считает он, бесспорно, направлено на логическое расширение и углубление раз выбранной и закрепившейся в сознании «ямы». «Признанные специалисты» не горят желанием высказать в той или иной форме недовольство существующей «ямой», ибо такое недовольство, с их точки зрения, есть удел большинства, еще не заслужившего право быть довольным. Специалист, таким образом, счастливо обитает на дне самой глубокой «ямы», и приглашать его к рытью новой означало бы подвергать сомнению «непогрешимость» его сегодняшних знаний.

Продолжив упомянутое сравнение, можно сказать, что рытье «ямы» с целью раскрытия рудоносных пластов медицины энергоинформационных взаимоотношений было начато давно. Однако по разным причинам эта работа проводилась очень неравномерно, то существенно активизируясь, то приостанавливаясь на длительное время.

Трудная, во многом драматическая история развития биоэнергетики, несомненно, определяет и ее сегодняшнее непростое состояние.

Глубинные истоки представлений о биополевых взаимодействиях мы находим в древнеиндийской философии, которая с самого начала своего становления непосредственно связала существование человека с космосом, со всем мирозданием в целом, придав индивидуальной жизни вселенскую значимость.

Зарождение этой философии относится к середине II тысячелетия до н. э., когда на территорию Северной Индии переселились пастушеские кочевые племена, называвшие себя ариями. Они еще не имели письменности, но обладали удивительным даром устного творчества, плоды которого в виде своеобразных песнопений, гимнов, заклинаний передавались из поколения в поколение. Связанные определенным содержанием, собрания таких песен-сказаний назывались ведами (от слова «веда» — «знание», чаще «непогрешимое знание»).