- Я хотела понять себя.

Она произнесла это вслух, и слова эти показались ей неубедительными. Серафима снова произнесла:

- Я пыталась понять себя.

И снова неудача.

Накатила апатия. Как и час назад, после любви к ней Алексея, теперь она не стеснялась и в мыслях называть его полным именем, как и после звонка, столь неожиданного, столь поспешного, Павла.

Серафима с трудом поднялась со стула. Подошла к окну и тут же, резко повернувшись, заспешила к двери. Где-то вдали она слышала гул работающего пылесоса, Соня приводила дом в порядок. Ей пришла в голову странная мысль. А не пойти и не спросить ли у горничной, каково же это - иметь работу. Может, тогда она ответит на свой вопрос. Или хотя бы подойдет к ответу.

Заседание закончилось, как и положено подобного рода встречам - ничем. При отсутствии самого генерального директора, разговор свелся к промежуточным темам и кулуарным дебатам по хотя и насущным, проблемам, но все же в самых редких случаях выносимым на столь высокий уровень обсуждения. Ожидания скорого прибытия Караева, на которое так надеялся финансовый директор, не подтвердилось, его вообще не было, ни очно, ни посредством мобильной связи.

"Ожидание Годо в присутственном месте", сострил в итоге управляющий и покинул заседание первым. Менее всего он любил подобные мероприятия, особенно в те редкие времена, когда был на них, вместо Караева, председательствующим.

Павел последовал за ним, но быстро уйти не успел, его остановили. Впрочем, уже уходя, он ненадолго задержался в дверях, рассчитывая на что-то подобное. Мысль о необходимости постоянно находиться в центре внимания свербела в мозгу, заставляя Павла поминутно искать свидетелей своих действий. Любых действий, вплоть до самых незначительных.

Его остановил финансовый директор. Окликнул, а, затем, подойдя, положил по-отечески, - все же разница в возрасте меж ними составляла тридцать шесть лет - руку на плечо.

- Вы сегодня были в ударе, Павел, - произнес он, заглядывая молодому человеку в глаза. Павел невольно опустил взгляд. - Если не секрет, чем объясняется неожиданное ваше рвение? Вы готовились специально для Вагита Тимуровича?

Павел кивнул, по-прежнему не глядя на Елисеева. По-своему тот был прав, но, конечно, понятия не имел, как именно.

- Жаль, что его так задержали дела.

- Да...

- Думаю, Вагита Тимуровича ваша позиция удивила бы. Все же вы совершенно напрасно подвергаете такой критике наши методы управления. Тем более что собственных разработок в этой области пока еще не предвидится... - Елисеев помолчал и добавил: - Хотя кое в чем я с вами вынужден буду согласиться. Особенно в той части вашего выступления, что затронуло перспективы реформирования дочерних структур банка "Анатолия", вы все же довольно много проработали, что называется, на местах, вам, видимо, лучше видится все имеющиеся там проблемы, нежели специалистам из совета директоров. Вы правы, мы совершенно не замечаем неэффективной, а порой и попросту неуклюжей системы взаимосвязи филиалов меж собой и с самим центром. Но методы, на которые вы намекаете... гм... слишком революционны, я бы так выразился. Пожалуй, вы с ними спешите, следует повременить еще хотя бы год с ликвидациями и сокращением персонала. Хотя бы год, - повторил он. И тут же поспешил заметить: - Все же Вагит Тимурович не ошибся в вас, выдвинув в совет два года назад. Сегодня я в этом лишний раз смог убедиться.

Примерно теми же словами учитель говорит со своим любимым учеником, который произвел впечатление на экзаменационную комиссию. Павел хотел его прервать, но не нашел подходящих слов.

- И напрасно вы на него обижаетесь, - Павел знал, что Елисеев не был в курсе их с Караевым размолвки, шеф старался ее не афишировать до поры до времени. Пока не разберется сам в хитросплетениях интриги, затеянной племянником, во всех потайных играх с собственным банком, в жульничестве с корсчетами, махинациями с переводом денег, не замеченных ранее. И прочая, и прочая. А до поры, до времени, пока не грянет всё сметающая буря начальственного и родственного гнева, он может чувствовать себя просто отставленным от пресветлых очей подальше.

- Вы для Вагита Тимуровича как Итен Хоули для Марулло в "Зиме тревоги нашей", помяните мое слово, - слова Елисеева вызвали у Павла невольную усмешку: еще один знаток литературы, не могущий обойтись без метафор и цитат. - Придет время, вы его старания оцените по достоинству.

Павел вынужден был согласиться и послушать доводы "против" его прожектов, которые и самому были неинтересны и скучны, поскольку явно отстали от стремительно меняющейся жизни. Полгода назад он бы еще вспомнил о них, о том, что разрабатывал еще до кризиса, но ныне.... Ныне поздно, поезд ушел, а ни Караев, ни его сподвижники, так же привыкшие к прежним скоростям и правилам игры, застопорившиеся на них и не желающие признавать новые условия новых людей, никто из них ничего не заметил. Правила эти изменились давно, можно сказать, кризис подвел под ними черту, под тем процессом, что начался за год с лишним до него. А они так ничего и не поняли.

Ему просто следует уйти, чтобы не утонуть в болоте, которым стал банк "Анатолия" некогда самый могущественный и процветающий банк новой России. И уход этот он начал давно... просто сейчас, после предложения Серафимы, после того, как он на него согласился, стало невыносимым, невозможным ждать, когда ситуация повернется к нему лицом и даст возможность эффектно хлопнуть дверью. Как же иначе объяснить тем, кто остался, что он есть на самом деле. Никак. Совсем никак. И тому подтверждение - его прожекты годичной давности, беспомощные и слабые теперь, но все так же считаемые революционными.

Кажется, они просто не знают, что такое революция. Ничего удивительного, что они не чувствуют ее, перемены, витающие в воздухе, перемены, которые неизбежно придут к ним. Не сегодня, так завтра, не завтра, так послезавтра, но скоро, очень скоро. А они просто потеряли форму, забыли о необходимости постоянно поддерживать ее. Вот и останутся с тем, что имели когда-то, до того, как стать тем, кто есть сейчас, до начала новой России.

Елисеев высказал все, что хотел, и церемонно откланялся. Павел, чтобы снова не остаться наедине с собой, поспешил в кабинет, на ходу доставая из кармана мобильный телефон.

Главное дело он сделал, бумаги, принесенные Антоном в папке, а так же кропотливо собранные им самим, отправились по назначению в личный сейф Караева. Владелец не предполагал сменить на нем код, просто не подумал о такой возможности, которой воспользовался Павел. В силу того, что надеялся вернуться сегодня назад и продолжить свои изыскания о неблаговидных действиях племянника.

Все изыскания Вагита Тимуровича находились сейчас у Павла. Папку эту он не оставил в кабинете, взял с собой на заседание, вместе с прожектами. И теперь он возвращался в кабинет, с тем, чтобы завершить начатый процесс.

Домашний телефон Серафимы не отвечал, Павел ждал долго, за это время он успел дойти до кабинета и вынуть бумаги из папки. Тогда он позвонил на номер сотового телефона.

А в это время механически разделял скрепленные скобами листы по одному и аккуратно вкладывал их в тихо гудящий шредер. На стол сыпалась бумажная труха.

Серафима ответила моментально, после второго сигнала. Шум улицы, влившийся следом за сигналом соединения, заставил его напрячься.

- Ты далеко собралась? - он спросил напрямик.

- Нет.

- Куда, если не секрет?

Пауза. Серафима, должно быть, сама вела машину.

- А почему ты спрашиваешь?

- А все же, ты можешь сказать?

- Это столь необходимо?

Четвертый вопрос подряд. Он проиграл игру, ответив на него.

- Да, необходимо.

- К Алисе.

- Кто это?

- Тебя и это интересует?

- Слушай, ты ответишь мне или нет?! - он прокричал слова в трубку, с силой сжимая трубку. В ней что-то треснуло, Павел только тогда сообразил, что делает. И добавил немного спокойнее: - Это связано хоть как-то с Алексеем?