- Нет, никоим образом.

- Тогда зачем...

- Устала сидеть дома. Это верный ответ?

- Извини, - ему пришлось окончательно признать свое поражение. Он добавил: - У меня почти все готово. Вовремя я тебе позвонил.

Серафима молчала так долго, что Павел смог услышать ничем не прерываемый куплет из песенки, передаваемой по радио.

- Так ты успел? - спросила она хрипло. Не будь в тот момент Павел уверен, что разговаривает именно с ней, посчитал бы, что ошибся номером.

- Да, успел. Мои люди...

- Точно? - переспросила она.

- Абсолютно. Мои люди...

- Значит, Алексей... - Серафима не договорила, замолчав на полуслове. - Паш, когда всё это кончится? - устало спросила она. - Скажи, а?

Перед ним была прежняя Сима, ту, к которой он успел привыкнуть и которую приучил к себе. Та самая, что месяц назад звонила ему и просила помощи, умоляла о снисхождении к ее мукам. Та, чей голос не вызывал у него иных эмоций, кроме тех, что свойственны сильному мужчине перед слабой женщиной, к тому же столь нуждающейся в нем. Именно в нем.

И это несмотря на то, что Сима старше его, старше на пять лет. Возраст имеет огромное значение, особенно для того, кто так молод. И кто так хочет, чтобы его молодость не была столь заметна и не воспринималась столь однозначно. Как всеми остальными.

Кроме нее.

- Скоро, милая, - прошептал он. - Обещаю, очень скоро. Не волнуйся, не переживай, все самое главное уже позади, в этом не сомневайся. Я все сделаю сам, не переживай, я держу ситуацию под своим полным контролем. Все уже почти прошло. Осталось чуть-чуть подождать, совсем немного. Ты даже не заметишь, как все кончится.

- Я буду с тобой, - даже не услышал, почувствовал он. И ощутил новый прилив сил.

- Конечно, милая, - и добавил столь необходимые, столь часто повторяемые слова. Слова, что нужны каждой женщине. Особенно ей: - Я люблю тебя.

- Я знаю. Я тоже... - пауза, - тоже тебя люблю.

И в ту же секунду связь прервалась.

Наверное, предположил он, Сима попала в зону глушения сигналов мобильного телефона. Но перезванивать не стал. Он уже узнал все, что было необходимо. И это знание его успокоило и придало сил.

Вагит Тимурович вынул ручку из пластмассовой коробочки, изнутри обшитой замшей, - "Паркер" с золотым пером эффектно заблестел на солнце и, неторопливо пододвинув к себе листы договора, один за другим подписал их. Затем экземпляры передал Алексею, который сделал то же самое. Далеко не столь впечатляюще, скорее даже нарочито обыденно и буднично, привычной для него гелевой ручкой, висевшей на заколке колпачка в кармане рубашки. Затем свои подписи поставили поверенные.

Отчего-то вся сладость, вся соль процесса подписания растворилась для него, и причина этого растворения была Алексею совершенно непонятна. Миг, один кратчайший миг, когда он мог определить, понять причину столь болезненного своего состояния, был безвозвратно упущен. К тому же он едва не смазал подпись Вагита Тимуровича на одном из листов, чернила "Паркера" не успели просохнуть, как следует.

Сам же Вагит Тимурович столь же блестяще, как извлек, положил ручку обратно в коробочку, саму коробочку отправил во внутренний карман пиджака, и, улыбнувшись, - эдакая ноша с души спала, хоть и потерял, да приличные деньги выручил, - пригладил седые волосы ладонью.

- Что-то вы, молодой человек, не в духах сегодня, - произнес он иронически. - Что-то важное включить в текст забыли?

Алексей попытался отшутиться на семейную тему, но ему это не удалось. Впрочем, Вагит Тимурович принял его шутку.

Следом за высокими договаривающимися сторонами, текст контракта подписали поверенные, затем на сцену выступил нотариус, доселе незаметный настолько, что Алексей приметил его далеко не сразу по прибытии, лишь во время знакомства. Тогда, в момент встречи, последним ему представили невзрачного серого человечка с незапоминающимся лицом, спрятавшимся за толстыми стеклами очков. Сразу же после представления нотариус снова скрылся из виду, будто мимикрировал, и возник из небытия лишь для заверения контракта своим многозначительным вензелем.

Сделав дело, он снова отошел от стола, стараясь слиться со стеною за спинами поверенных. Вероника же, пользуясь портативным компьютером, лежавшим у нее на коленях, начала перевод денег со счета на счет. От покупателя, истинного покупателя, Андрея Георгиевича, к продавцу, Вагиту Тимуровичу.

Алексей не стал подходить и выяснять, все ли в порядке. Он просто подал руку Вагиту Тимуровичу, которую тот хорошенько потряс и поздравил с удачным завершением дела, продлившегося по времени почти месяц. Алексей вяло отреагировал на его поздравления, кивнул в ответ и заметил, что так же рад и доволен, что все закончилось.

В этот миг он чувствовал себя совершенно лишним здесь. Можно было обойтись и без него, одной Вероникой и поверенными, а его оставить в покое хоть ненадолго, наедине с Симой и теми проблемами, которые он привык решать и с которыми справлялся самостоятельно за долгие годы работы наедине с собой. Пока был самостоятельным во всех делах и поступках, касающихся и своей персоны и персонала, что работал в его компании.

Сейчас он вспоминал то время, едва не как золотую пору: и буйство молодеческой фантазии, и бескрайность возможностей их проявления, и порой неоправданный риск в делах, риск, что он так любил в то время, на который ставил не раз, и который не подводил его почти никогда, и команда единоверцев, с которой он был готов и в огонь и в воду, и которая оставила его после женитьбы. И многое другое, ушедшее в дымку прошедших лет, то, о чем он теперь частенько вспоминал с каким-то упоением.

Ныне он принужден хвастаться иным. К примеру, тем, что он находится здесь.

Это определенного рода честь, представлять Андрея Георгиевича в данном деле, повторил он про себя. Повторил, как вечернюю молитву.

И не поверил в искренность беззвучно произнесенных слов. Может и потому еще, что слишком часто произносил их так, про себя, чтобы никто другой не слышал хода его мыслей.

И слова, произносимые слишком часто, выцвели и лишились первоначального значения, стали набором знакомых звуков, заученных наизусть, без вникания в суть, без понимания всего их значения, так как заучивает правила правописания ленивый школьник - твердо сжав зубы, повторяя их про себя или шепотом бесчисленное множество раз.

Вагит Тимурович широким жестом обвел пространство комнаты.

- Отличный подарок вашей супруге, - заметил он без тени сарказма. - Вы ведь здесь собираетесь обосноваться на летнее время?

Алексей неохотно взглянул в его сторону и подумал, что покинет этот дом как можно скорее. Сперва только распрощается с хозяином.

Этот особняк и в самом деле подходит его жене как нельзя кстати. Она любит роскошество, любит старину, антик, все, относящееся к прошлому. Ей здесь понравится. Впрочем, она же была в усадьбе еще до ее покупки не раз, так что...

- Да, вы правы, - произнес он, - Сима будет в восторге.

Это как музей, а она любит, любила прежде, в самом начале их брака, ходить по музеям, выставкам, галереям. Когда они путешествовали по Италии, он частенько оставался в номере или просто бродил по городу - неважно, какому, - предоставив ей свободу передвижения, Сима же, не уставая, путешествовала от одной достопримечательности к другой. В Москве обыкновенно, да и будучи в Париже на отдыхе, накупала кучу книг Серебряного века и читала запоем.

Ходила. Читала. Сейчас уже нет. Что ж, теперь музей сам пришел к ней в дом.

Можно сказать, они поменялись местами.

- Алексей, если вы не против, отправим сопровождающих нас лиц за проведением оставшихся формальностей одних, - голос Вагита Тимуровича вывел его из задумчивости. - На моей машине, разумеется. А мы с вами немного пороскошествуем.

- Да, конечно.

Вагит Тимурович вышел за традиционной, как он ее называл, "контрактной", бутылкой коньяка "Реми Мартен". Вышел свободно, исполненный достоинства, точно по-прежнему оставался хозяином усадьбы. Следом за ним на первый этаж потянулся и Алексей.