^{Этнолингвистическая карта Новой Гвинеи}

«Большие люди» не являются ни выборными главами общин, ни наследственными вождями; при накоплении богатств и завоевании авторитета они опираются на всевозможные связи, как родственные, так и неродственные. «Большие люди» устраивают пышные потлачевидные пиры, на которых присутствующих угощают свининой, помогают бедным юношам уплатить брачный выкуп. «Большой человек» может позволить себе иметь нескольких жен — они ухаживают за принадлежащими ему свиньями, возделывают его поля и самим фактом своего существования умножают его престиж [1164]. В то же время «большой человек» не может чрезмерно эксплуатировать людей из своего окружения, иначе он потеряет авторитет и даже может быть убит. Главное для «больших людей» не накопление богатств, а общественное положение; практически все общества в Нагорьях допускают лишь такое, не очень значительное, отклонение от принципов равноправия. Кое-где, например у маринг, обитающих в районе хребта Бисмарка, нет даже «больших людей» и все решения принимаются коллегиально [1120, с. 286][30].

С точки зрения социальной структуры в целом рассматриваемые новогвинейские общества однотипны. Тем не менее в столь многообразном в экологическом отношении регионе неизбежны и некоторые различия. Так, меланезийцы, живущие восточнее чимбу, строят преимущественно крупные поселки, а у западных народов (расселенных от территории чимбу до Стриклендского ущелья) преобладают хутора[31].

Широкое распространение имеют общинные мужские дома; женатые мужчины ночуют в этих домах, а женщины и дети занимают отдельные жилища, в которых нередко держат и свиней. Примером двух разных типов поселения, где действует принцип разделения мужчин и женщин на время сна, могут служить поселки вабаг в Западном Нагорье и гахуку-гама в Восточном Нагорье, близ Горока [154]. У гахуку-гама все мужчины поселка делятся на два родственных патрилинейных подклана. Жены членов одного подклана и их дети живут на одной половине обнесенной забором прямоугольной территории поселка, семьи второго подклана — на другой. Мужчины, и женатые, и холостые, почуют в одном общинном доме, отгороженном от всей остальной Территории и недоступном для женщин и детей, каждая женщина со своими детьми занимает отдельный дом, и муж остается в этом доме на ночь, когда захочет.

Вабаг живут хуторами. Жилища членов четырех подкланов, локализованных на одной территории, расположены чересполосно. Рядом находятся огороды и церемониальная площадка. Женские дома размещены особенно «беспорядочно», что вызвано требованиями безопасности и необходимостью иметь поблизости корм для свиней, за которыми ухаживают именно женщины. Среди местного населения повсеместно бытует поверье, что постоянные контакты с женщинами оскверняют мужчину, и это, видимо, тоже способствует раздельному размещению полов.

Конечно, возможные варианты расселения в Нагорьях не исчерпываются приведенными примерами, но по ним по крайней мере можно судить о двух диаметрально противоположных принципах организации поселков.

Характерная и повсеместно распространенная черта обществ в Нагорьях, равно как и в островной Меланезии, — организация пышных, хотя и редких, пиров с угощением из свинины. Свинина — главный источник животного белка, в особенности для жителей гор, но свиней забивают редко, и это превращается в сложный ритуал. Так, у цембага (этническая группа, входящая в состав маринг и обитающая в районе хребта Бисмарка) 40 % собранных клубней уходит на откорм свиней, а забивают свиней лишь раз в 8—12 лет по случаю пышных церемоний в честь предков, которым таким образом возносится благодарность за блага, дарованные ими ныне живущим. Следовательно, в течение длительного времени количество свиней растет, а затем резко падает. Главный забой свиней обычно приходится на конец годичного торжества «каико», на которое собирается до 1000 человек.

Многие этнические группы в Нагорьях живут на небольших, четко ограниченных участках; такая территориальная изоляция означает, что в прошлом лишь немногие пути связывали эти народы с народами побережья. Один из важнейших путей проходил, по-видимому, по долине р. Маркхэм. И хотя многосторонний обмен в целом способствовал проникновению товаров с побережья в горы и наоборот, австронезийским поселенцам, постепенно появлявшимся на побережье, не удалось существенным образом повлиять на образ жизни горцев. Гончарство известно лишь на востоке Нагорий; искусство горцев сводится исключительно к раскраске тела — в отличие от этнических групп, живущих по течению р. Сепик, в восточных прибрежных районах Новой Гвинеи, и от массим, которым известна резьба по дереву и изготовление масок.

^{Различные модели расселения, известные в Нагорьях Новой Гвинеи}

Важнейшей культурой в Нагорьях является батат; лишь в ряде районов на границе с индонезийской провинцией Ириан-Джая преобладает таро. Дж. Уотсон, разделяющий общее мнение о том, что батат появился в этих местах после введения его испанцами на островах Филиппинского архипелага и в Индонезии в XVI–XVII вв., полагает, что раньше Нагорья были заселены патрилокальными охотничьими группами, которые, возможно, разводили в небольшом количестве таро и другие менее существенные для них культурные растения. Введение батата, дающего богатые урожаи на высоте 1500–2000 м, где уже не свирепствует малярия и где не приживается таро, привело к настоящему демографическому взрыву, который Дж. Уотсон называет «бататовой революцией». Нынешняя тенденция к патрилинейности и некоторая неустойчивость социальной организации обществ связаны, возможно, с тем, что времени на адаптацию после «бататовой революции» у жителей Нагорий было очень мало [1427; 1428; 1023; 687].

Гипотеза Дж. Уотсона кажется вполне убедительной, но недавно X. Брукфилд и П. Уайт подвергли ее не менее убедительному критическому разбору [156]. Следствием введения батата было, в частности, перемещение населения из малярийных районов в горы и соответственно рост населения. Однако уже после опубликования гипотезы Уотсона археологи обнаружили в долине р. Ваги около горы Хаген свидетельства интенсивного ведения земледелия, относящиеся примерно к 4000 г. до н. э. Об этом речь пойдет ниже, здесь же важно отметить, что культивирование батата, навыки интенсивного земледелия и, возможно, высокая плотность населения уходят в более далекое, нежели сейчас принято считать, прошлое.

В связи с археологическими исследованиями Нагорий также встает ряд вопросов. Археологическая реконструкция гипотетических группировок, которые могли бы соотноситься с современными этническими Группами, в таком районе, как Нагорья, крайне затруднена. Локальные группы могут легко ассимилироваться, менять язык и культуру. Многочисленные территориальные изменения и миграции, даже относительно недавние, подчас остаются невыясненными. Политические объединения необязательно совпадают с языковыми или культурными группировками. Археологи могут авторитетно говорить о бытовавших некогда механизмах обмена, но и эти механизмы не соотносятся прямо с культурными подразделениями. Например, гахуку-гама, по мнению К. Рида, вообще не образуют четко очерченной языковой или социальной группы, нет у них и политического единства [1122]. Они рассматривают себя как обособленную группу постольку, поскольку имеется ряд очевидных различий между ними и соседними народами: эти различия существеннее, чем внутренние расхождения, которыми гахуку-гама позволяют себе пренебречь. Рид замечает: «Можно говорить о том, что единство, характеризующее племена гахуку-гама, — это единство в пределах социально-географической территории, на которой сведены вместе люди, чувствующие, что их связывает между собой нечто большее, чем то, что связывает соседей с ними. Таким образом, группа может быть определена как относительная и динамическая, а не как абсолютная или статическая» [1122, с. 42].