Титулы делятся на две взаимозависимые функциональные категории — титулы вождей али’и и титулы тулафале. Первые традиционно носили наиболее священные вожди, вторые — люди, выступавшие при них в качестве ораторов и выполнявшие различные церемониальные функции. На фоно заседали и те и другие [524, гл. 1; 727].

В прошлом самоанские поселки объединялись в районы, в которых, как пишут Ф. и М. Кисинг, «наибольшую роль играли конкретные общины или местности, с которыми были территориально связаны старшие генеалогические ветви и высшие аристократические титулы. Так сформировались общепризнанные районные и подрайонные объединения, включавшиеся в сложную иерархию политических, церемониальных и прочих отношений» [792, о. 18]. Несмотря на то что поселки и местные советы были достаточно автономны, носители высших титулов али’и могли получить власть над очень крупными районами, причем переход власти от одного вождя к другому нередко сопровождался вооруженными столкновениями.

Традиционный рэмэдж, некогда существовавший на Самоа, претерпел большие изменения, хотя, конечно, происхождение и право первородства всегда играли значительную роль при получении титула. Ведущие самоанские фоно дублируются советами, на которых собираются жены матаи, и советами холостых мужчин, вся система в целом основана на сложных взаимных проверках и разнообразных приемах поддержания общественного равновесия, в частности между священными вождями и вождями-ораторами, между патрилинейными и матрилинейными родственными группировками, между параллельно существующими фоно [966]. Этнографы продолжают спорить о природе самоанских аинга, о политических взаимоотношениях и распределении политической власти между ними. Реконструировать состояние самоанского общества к началу контактов с европейцами довольно трудно. Ведь большие поселки могли возникнуть уже после начала контактов из отдельных хуторов, подобных тем, которые встречаются на большинстве полинезийских островов [321]. Некоторые ученые сомневаются в существовании социальных иерархий на Самоа в настоящее время [401]. Но есть все основания полагать, что в прошлом на Самоа иерархия по типу той, которая соблюдалась в рэмэджах, играла существенную роль — в особенности иерархия, которую возглавлял верховный вождь Туи Ману’а (486; 1394; 1459].

Разветвленные полинезийские вождества нехарактерны для остальной Океании. Скорее всего исходная форма рэмэджа развилась до начала сплошного заселения Полинезии. О ранней истории этого типа общества можно только строить догадки, поскольку никаких аналогий исходной форме рэмэджа не обнаружено ни в современной Индонезии, ни в Меланезии. Трудно даже с уверенностью сказать, где зародилась эта форма общественной организации — в Восточной Океании или еще за ее пределами.

В рассматриваемом регионе (если продвигаться с запада на восток) крупные, расположенные близко друг от друга западные острова постепенно сменяются мелкими и обособленными, и соответственно, этнические группы, разрабатывающие обширные однородные природные зоны, специализирующиеся на каком-то отдельном производстве и получающие избыток продукции, идущей на обмен, сменяются этническими группами, живущими в экологически более гетерогенной среде и нуждающимися только в распределении и перераспределении локальных материальных ресурсов. Соответственно в Меланезии существует система обмена, а в тропической Полинезии обмен отсутствует, но это компенсируется наличием перераспределения продуктов[43]. Чем дальше на восток, тем заметнее тенденция к политической интеграции — от «больших людей» к вождям, от унилинейных сегментированных Кланов к разветвленным амбилинейным вождествам, к значительной роли генеалогического статуса индивида. В Полинезии нет потлачевидных пиров и первобытных денег, поддерживающих престиж западномеланезийской верхушки, подобных земных доказательств превосходства здесь не требуется: полинезийские вожди наследуют и приобретают ману.

Объяснить все эти различия исторически очень трудно. Большинство ученых считают, что общества австралийских аборигенов и новогвинейских горцев все без исключения унилинейны и патрилинейны. Скорее всего именно такими были и общества первых неавстронезийских поселенцев в западной части Тихого океана. С австронезийцами дело обстоит сложнее. Как свести воедино билатеральные индонезийские общества, унилинейную организацию меланезийцев и микронезийцев, амбилинейные системы Тайваня и Полинезии? Может быть, попытаться реконструировать современные австронезийские общества путем сравнительных исследований?

В этой главе уже говорилось о некоторых чертах, реконструируемых для раннего западноавстронезийского общества. Конечно, эти черты нельзя признать праавстронезийскими без дальнейших доказательств, поскольку они явно развились в западной Австронезии уже после начала заселения Океании. Кроме того, имеется большой список праавстронезийских языковых реконструкций (см. главу IV), в который входят названия таро, ямса, риса, хлебного дерева, банана, кокоса, свиньи, лодок с балансиром и гончарных изделий (названия металлов отсутствуют). К этому списку на основании данных сравнительной этнографии можно прибавить такие понятия, как «копье», «праща», «палица», «культ предков», «духи природы» и «духи местности», а возможно, и понятие «табу» У. Гудэнаф предполагает, что реконструируемое общество не имело унилинейных родственных групп и в нем преобладали когнатные (билатеральные) территориальные группы [556]. Дж. Мердок считает, что это общество пользовалось гавайской терминологией родства, в которой большинство связей людей одного пола в одном поколении обозначаются единым термином, независимо от патрилинейности и матрилинейности. Такая система терминов родства типична для обществ с билатеральным наследованием [1012, с. 230–231]. С. Фрейк полагает, что у праавстронезийцев земельные участки не были распределены между территориальными земледельческими группами, как сейчас во многих районах Океании [479].

Если праавстронезийское общество действительно было билатеральным, то почему в современной Меланезии и Микронезии преобладает унилинейная организация? Несомненно, немаловажную роль в этом сыграли длительные контакты между австронезийцами и неавстронезийцами-папуасами, общества которых устроены по унилинейному принципу. Однако это не объясняет, почему многие общества Меланезии и Микронезии матрилинейны, а не патрилинейны. Пока ни одному этнографу не удалось убедительно истолковать этот факт.

Унилинейность можно также считать следствием высокой плотности населения на относительно небольших островах: она диктуется необходимостью сохранить земельные участки в руках одной родственной группы, принадлежность к которой строже регулируется при унилинейной организации. В связи с этим можно заметить, что в полинезийских обществах при амбилинейности когнатного происхождения нередко особый упор делается именно на происхождение по мужской линии. До конца неясно, действительно ли это связано с плотностью населения. Например, на о-вах Токелау при дефиците земельных участков постоянно растет удельный вес когнатных связей.

Итак, однозначного ответа все еще нет, а в качестве рабочей гипотезы можно выдвинуть следующие положения.

1. Заселение островной Юго-Восточной Азии, Австралии и Западной Меланезии неавстронезийскими народами с патрилинейной организацией общества. Это заселение, видимо, происходило около 30 тыс. лет назад.

2. Присутствие около 5 тыс. лет назад в островной Юго-Восточной Азии австронезийцев с билатеральной формой устройства общества.

3. Экспансия австронезийцев в Океанию, где стал развиваться ряд унилинейных и амбилинейных форм общественного устройства. Их развитие могло быть результатом контактов с неавстронезийскими обществами, а могло быть связано с природными условиями, повлиявшими на механизмы наследования земельных участков и на распределение ресурсов. На вопрос о том, как возникли полинезийские системы амбилинейного родства и генеалогических иерархий, т. е. были ли они унаследованы полинезийцами от австронезийского общества дополинезийского периода или явились результатом независимого развития в праполинезийском состоянии (до расселения по всем островам Полинезии), ответа пока нет.