Восточноавстронезийские и океанийские языки. Группировка океанийских языков (всего их 400–500) включает языки Меланезии, Полинезии и Микронезии (за исключением палау, чаморро и, возможно, япского). Языки западной части провинции Ириан-Джая ранее не поддавались классификации, но не так давно Р. Власт включил их в более крупное объединение — группу восточноавстронезийских языков [136][59].

^{Гипотетическое генеалогическое древо океанийских языков} 

В Меланезии говорят более чем на 300 языках[60]. Эта область характеризуется наибольшей языковой дивергенцией и наиболее сложной языковой ситуацией, что порождает массу споров между специалистами. На островах Меланезии нередки диалектные цепи или сети диалектов, что затрудняет разграничение языков. Значительная лингвистическая дивергенция может быть следствием не только давнего разделения языков, но и длительного заимствования из папуасских языков, равно как и чрезвычайной социальной и политической раздробленности, которая привела к образованию локальных языковых групп и к билингвизму. Как будет показано ниже, И. Дайен без каких-либо коррективов воспринял языковую ситуацию в Меланезии и пришел вследствие этого к заключению, что прародина австронезийцев находилась именно здесь. Однако скорее всего в Меланезии была необычайно высокой скорость расхождения языков.

Поскольку океанийские языки четко выделяются среди других австронезийских фонетически и грамматически, можно предположить, что меланезийские языки сложились в основном в эпоху распада праокеанийского языка, на котором, видимо, говорили в районе Новой Гвинеи примерно в III тысячелетии до н. э.

В. Мильке считает, что носители праокеанийского долгое время сохраняли контакты с носителями языков — предков филиппинских, сулавесийских и восточноиндонезийских языков [982]; с исторической точки зрения это немаловажно. Но едва ли меланезийские языки развивались после распада праокеанийского в полной изоляции.

В 1943 г. А. Капелл выдвинул идею о более поздних последовательных миграциях в Западную Меланезию (в особенности на юго-восток Новой Гвинеи) жителей Калимантана, центральной части Сулавеси, а также Явы или Суматры. В период между 400 и 1200 гг. н. э., как считает А. Капелл, произошли три последовательные миграции [198].

В. Мильке вообще отвергает гипотезу А. Капелла [983], К. Кретьен полагает, что была всего одна миграция [251].

Не будем выяснять, кто из этих ученых прав; сейчас имеются надежные археологические данные, подтверждающие относительно поздние миграции из Индонезии в Меланезию. По всей вероятности, эти миграции оказали влияние на языковую ситуацию в Меланезии.

Некоторые лингвисты высказывали предположение, что папуасские языки Меланезии вследствие своего воздействия на соответствующие австронезийские также способствовали их расхождению [199; 201; 202; 293]. Хотя у этой теории, получившей название «теория пиджинизации», немало противников, доводы А. Капелла, показавшего, что австронезийские языки восточной пасти Новой Гвинеи и островов, входящих в состав современной провинции Папуа-Новой Гвинеи — Милн-Бей, переняли порядок слов папуасских языков, а многие из них — и подавляющее большинство папуасской лексики, кажутся весьма убедительными. Этим австронезийским языкам противопоставляются языки архипелага Бисмарка и Восточной Меланезии, испытавшие, естественно, меньшее влияние со стороны папуасских языков и сохранившие австронезийский порядок слов[61]. Похоже, что значительные расхождения между меланезийскими языками действительно отчасти обусловлены гетерогенностью папуасского субстрата и рядом последовательных австронезийских миграций из островной Юго-Восточной Азии. Одни лингвисты поддерживают эту точку зрения, а другие яростно опровергают ее, но истина лежит где-то посередине — так же как и во многих других вопросах древней истории Тихого океана.

На Новой Гвинее австронезийские языки существуют разрозненно на небольших участках северного и юго-восточного побережья. Отсутствие австронезийских языков на юго-западе и на островах Торресова пролива является убедительным доказательством того, что австронезийцы проникли в Меланезию через северное побережье Новой Гвинеи. За исключением языков восточно-океанийской группировки, которые будут описаны ниже, языки большей части Меланезии не поддаются какой-либо классификации, и поэтому их генеалогическое древо не представляет особого интереса. Распад праокеанийского языка, как установлено глоттохронологией, произошел примерно в III тысячелетии до н. э., а распад правосточноокеанийского — примерно во II тысячелетии до н. э. Небольшая группа родственных языков, локализованных на востоке Новой Гвинеи, по-видимому, восходит к праязыку такой же временной глубины, что и правосточноокеанийский, хотя связи между восточноокеанийскими и восточноновогвинейскимн языками весьма слабы.

Существование восточноокеанийской группировки, представляющей несомненный интерес, доказано работами Дж. Грейса, Б. Биггза, И. Дайена и Э. Поли [566; 122; 382; 1074]. Э. Поли включает в эту группировку 30 языков (все полинезийские языки он рассматривает как единый язык): 1) несколько языков, распространенных на юго-востоке Соломоновых островов: на о-вах Сан-та-Исабель, Флорида, Гуадалканал, Сан-Кристобаль, Малаита; 2) языки о-вов Банкс; 3) несколько языков в центре и на севере Новых Гебрид; 4) фиджийский, делящийся на две крупные диалектные цепи; 5) полинезийские языки, составляющие закрытую и весьма однородную группу и состоящие в тесном родстве с фиджийским.

Первоначальный распад правосточноокеанийской языковой общности произошел на юго-востоке области, охватывающей Соломоновы острова, Новые Гебриды, о-ва Банкс, примерно во II тысячелетии до н. э. Ни одному из названных районов пока нельзя отдать предпочтение. Фиджийский и тонганский языки разделились, по-видимому, около 1500 г. до н. э., что хорошо согласуется с археологическими данными (см. главу VIII). Возможно, к восточноокеанийским следует отнести еще один язык, стоящий особняком, — ротуманский, носители которого живут на маленьком острове Ротума, расположенном к северу от Фиджи[62]. Попытки дополнить данный список другими меланезийскими языками пока не увенчались успехом. Дж. Грейс считает, что языки основной части Микронезии (Nuclear Micronesia), т. е. языки Каролинских, Маршалловых островов и о-вов Гилберта, близкородственны языкам Новых Гебрид [567, с. 367], но Э. Поли не считает возможным включать их в состав восточноокеанийской группировки [1074, с. 135].

Фиджийский, дробящийся на две диалектные цепи, — самый близкий меланезийский «родственник» полинезийских языков[63]. Примерно в 1500 г. до н. э. язык (цепь диалектов) — предок фиджийского и полинезийских — был локализован где-то на о-вах Фиджи, а вскоре после указанного времени произошли первые миграции в Полинезию, целью которых было, по-видимому, освоение о-вов Тонга. Незадолго до начала новой эры на Фиджи стали складываться две отдельные диалектные цепи — соответственно западные и восточные фиджийские диалекты. В настоящее время совпадения основного словарного фонда между двумя цепями составляют 58–68 % [1073, с. 313; 1078]. Даже в рамках одной диалектной цепи носители территориально удаленных диалектов могут практически не понимать друг друга. Для больших островов Меланезии такая картина вообще очень характерна[64]. В ситуации, сложившейся на Фиджи, естественным барьером в общении между носителями разных диалектов стали высокие горы, протянувшиеся с севера на юг главного острова всей группы — Вити-Леву. Это и явилось важнейшим фактором в образовании диалектных цепей. Цепь западнофиджийских диалектов включает диалект о-вов Ясава, диалекты западной части о-ва Вити-Леву и, возможно, западной части о-ва Кандаву. К восточнофиджийским относятся диалекты восточной части о-ва Кандаву, восточной части о-ва Вити-Леву, о-ва Вануа-Леву и о-вов Лау. В прибрежных районах Вити-Леву различие между двумя диалектными цепями очевидно, но тем не менее отмечаются и переходные формы, т. е. здесь существуют скорее полюсы континуума, чем отдельные самостоятельные языковые единства.