- Не надо, Форж-Рон, - сказала Аброн, глядя на улетающих птиц. – Ничего отдавать не надо.

Он на мгновение остановился, словно пораженный ее словами, пытаясь понять их значение, а потом забежал вперед и преградил ей дорогу.

- Да неужели же ты не хотела бы теплый дом и мужа, что заботился бы о тебе, чтобы не приходилось собирать травы и перебиваться этим скудным заработком? – недоуменно спросил он. – Все знают, у Форж-Рона дом – самый лучший в Монс-Секурусе! И сам Хранитель считается с ним!

Аброн посмотрела прямо в черные его глаза и удивленно спросила:

- Ты можешь сделать, чтобы всегда был апрель?

Форж-Рон побледнел – даже сквозь смуглую кожу стала заметна его бледность. Он взял ее за плечи и, сжимая их горячими сильными пальцами кузнеца, сказал:

- Этого никто на земле не может сделать. Но я выкую тебе целый сад цветущих деревьев, если захочешь. И ни у кого на свете не будет такого сада. Потому что никто на свете не любит так, как я люблю мою Аброн!

- Я не твоя, Форж-Рон, - тихо проговорила девушка, пытаясь высвободиться из его крепких рук. – И твоей не буду. Потому что я знаю – мир, в котором всегда апрель, существует. И мне не нужны твои деревья – в них нет жизни.

Он отпустил ее, не в силах удержать бьющуюся, словно птица в его руках, волю и силу той, что в Монс-Секурусе звали колдуньей. Но даже мысль о том, что не желает она его, была невыносима.

- Хорошо же, как скажешь, - глухо сказал Форж-Рон. – Но завтра я спрошу снова. И буду спрашивать, покуда ты не согласишься.

- Как знаешь, - ответила Аброн, - но я буду повторять свой отказ, покуда ты не отступишься.

Она обошла кузнеца и пошла по тропинке, легко взбираясь все выше и выше к неприступному замку, возвышающемуся над долиной на самой вершине Горы. Там она подошла к воротам. В городке говорили, что эти ворота всегда заперты. И лишь изредка, когда Хранитель отправлялся на охоту, они открывались, чтобы выпустить его, и тут же крепко запирались снова.

Аброн улыбнулась, запрокинув голову, долго рассматривала высокие стены и башни, а потом со всей силы постучала.

Ей не открыли. И за стеной царило безмолвие.

Аброн снова постучала в ворота и крикнула:

- Ээээй! Есть там кто-нибудь!

В воротах распахнулось небольшое окошко, и в нем показалось суровое лицо, заросшее бородой и усами. Однако взгляд синих глаз привратника, едва он разглядел ту, что стучала, сделался веселым и задиристым:

- Ну и куда рвешься? Что здесь забыла?

- Мне нужен мессир Копен. У меня к нему дело, - склонив голову набок, ответила Аброн и, подумав, добавила: - Важное.

- Ты откуда Копена знаешь?

- А я его не знаю, - пожала плечами девушка, - но он мне очень нужен.

- Вот чудна́я! – рассмеялся привратник, и суровое лицо его совершенно разгладилось, оказавшись смешливым и, может быть, даже красивым. – И не врешь! Ну, говори, зачем пришла? Я Копен.

Аброн долго внимательно смотрела в его глаза и, наконец, медленно сказала:

- Если ты меня обманываешь – твоему духу покоя не станет… А я весточку принесла от Хранителя. Жив он, хотя и ранен. Просил передать, чтоб вы не беспокоились.

Окошко перед ее носом закрылось. Но не успела она охнуть, как за воротами раздался приказ немедленно их отворить. Заскрежетал засов. И через несколько минут она оказалась во дворе, в который никогда и никому постороннему хода не было, и о котором много слухов ходило по Монс-Секурусу. Своими глазами она увидела внутри башню, в которой жили Хранитель и двенадцать рыцарей, следовавших за ним повсюду. Сложенная из серого камня, она уходила ввысь, и на вершине ее была смотровая площадка с высокими зубьями. Двор вокруг был самый обыкновенный – с конюшнями, колодцем, несколькими строениями, в которых, вероятно, хранились припасы, принесенные из Монс-Секуруса. Разве только куры по двору не бегали.

Рыцари окружили Аброн, глядя на нее недоверчиво и даже сердито. И только тот, что назвался Копеном, снова обратился к ней:

- Что случилось с Хранителем Наве? Где он?

- В моем домике. Он ранен, – сказала девушка и поторопилась добавить: - Но он поправится.

- Кто посмел на него напасть? Что они хотели? Получить Лампу Истинной Крови?

Аброн теперь уже с удивлением обвела взглядом рыцарей.

- На него напал вепрь. Я не знаю, чего он хотел…

- Вепрь? – изумленно спросил Копен. Синие глаза его сверкнули. И он тихо засмеялся. - Вепрь!

Следом за ним хохотом отозвались все одиннадцать рыцарей. И грубый смех их звучал над Горой Спасения, что обычно молчала и слушала. Смех этот прервался так же неожиданно, как и начался. Копен поднял вверх руку, и, словно слушаясь приказа, рыцари замолчали.

- Нам нужно перевезти его сюда, - медленно проговорил он. - В лесу ему опасно – Веррье может прийти. А гибель Хранителя – гибель всего Монс-Секуруса!

Аброн нахмурилась. Его увезут – апрель закончится. Ее апрель закончится, едва начавшись.

- Приезжайте за ним завтра, - негромко попросила она. – Сегодня еще опасно для него.

- И как мы найдем твой дом? – недовольно спросил Копен. – Нет, мы поедем сегодня. И будем ночевать в лесу, если нужно, если рана так уж сильна. Поведешь нас.

Противиться она не посмела. Кивнув Копену, Аброн сначала побрела из замка, но с каждым шагом шла все быстрее. Потом она почти бежала. Не обращая внимания на ветви деревьев, больно хлеставшие ее по рукам, на камни, по которым скользили ее башмаки. Она могла думать лишь о том, что чем скорее окажется дома, тем больше времени проведет рядом с Наве. И совсем не слышала, что следом за ней едут пятеро из двенадцати рыцарей, живших на вершине Горы Спасения.

- Хорошо, что я нашла тебя в апреле. Когда-то давно я жила там, где был вечный апрель. Мой отец создал его для моей матери. Они любили друг друга, хотя и не могли быть вместе. Тогда мне казалось, что я была счастлива. А потом… потом все исчезло. Мой дом, вечная весна… И маму я больше никогда не видела. Я оказалась здесь. И здесь была зима…

Да, была зима. Снег шел. Серебряный. С острыми иглами – коловший раны его, терзавший плоть его. Не оставлявший места дыханию. Но даже сквозь эту зиму, в которой, он знал это, был сосредоточен ад, пробивалась волшебная сказка. Тихий голос, подобный пению ангелов, рассказывал эту сказку. И за голос этот он пытался зацепиться, чтобы выбраться из того ада, в котором теперь оказался.

Наве распахнул глаза. Вокруг царила кромешная тьма. Ночь. Глухая ночь. Свежая и прохладная. И только пальцы той, что сжимала его ладонь, были теплыми и мягкими.

- Ты сейчас говорила, - медленно произнес он так, словно боялся спугнуть ее. – Откуда эта сказка, Аброн?

- Это не сказка, - негромко отозвалась она. – Я вспоминала о себе… Но тебе помнить необязательно.

- Я и так не позабуду, - возразил он. – Это слишком прекрасно, чтобы забыть. Скажи, там было только солнце, или случались и грозы?

- Зачем тебе? – удивленно спросила Аброн.

- Я хотел бы представить себе… Ты оттуда пришла в Монс-Секурус?

Она кивнула. Потом поняла, что он не мог увидеть, и сказала:

- Да… Там было солнце, и бывали грозы. Но это было давно.

- Когда? Сколько времени ты здесь одна?

- Это десятая весна, которую я встречаю здесь.

Десятая весна… Наве только и мог, что улыбнуться. Тьма скрывала его улыбку. Ее десятая весна… И его десятая весна без родных лесов милого сердцу Севера, укрытого бархатными мхами и обряженного сияющими алмазами крошечных озер. Но у него была хотя бы его судьба. Что было у нее? Наве непроизвольно погладил большим пальцем запястье Аброн и тихо сказал:

- Отчего не среди людей? Отчего в диком лесу? Ты скрываешься? От кого?

- Я не скрываюсь, - в голосе ее была слышна улыбка. – Но здесь мне лучше, спокойнее. Некоторые считают меня колдуньей. К чему смущать их?

- Ты не колдунья, - выпалил Наве. - Ты волшебница из сказки, в которой весна живет вечно. Ты сама и есть весна.