Мои мысли прикованы к мужчине, которого даже нет в этой комнате. Серьезно, я в полной заднице.

Единственное, что меня по-настоящему интересует — это фото-образы. Я знал, что Айзек, как фотограф, находился на вершине своей цепи, но эти снимки затмевают все мои фото, сделанные ранее. Они слишком хороши, чтобы рекламировать какой-то дурацкий бренд воды, и заслуживают того, чтобы украсить стены галереи, получив признание всего мира, который сразу же заметит талант Фокса.

— Могу я забрать с собой вот эти? — в комнате воцаряется тишина при единственной фразе, сорвавшейся с моих губ за всю встречу. Схватив два моих любимых фото, я поднимаю их в вопросительном жесте.

— Конечно, конечно, — взволнованно отвечает Карл, а за ним и Джоэл: — Берите, сколько хотите.

Что я и делаю. Забираю каждый снимок, разложенный передо мной, и встаю, показывая, что я закончил.

— Если мы обо всем договорились, то оставляю вас с Элайной.

Она изумленно смотрит на меня, собираясь открыть рот и выругаться, но ее профессионализм берет верх, и девушка напряженно кивает. Ее глаза сверлят мои, угрожая всеми видами возмездия, когда мы останемся наедине.

Быстро пожимаю руки обоим мужчинам и выбираюсь из комнаты с пачкой фотографий под мышкой. Только когда выхожу из здания и мои ноги касаются тротуара снаружи, я делаю свой первый полный вдох.

Нужно это прекратить.

Все из-за меня. Не Айзека или Селин, и уж точно не по вине Элайны.

У меня есть возможность с этим покончить.

Я не такой. Ненавижу человека, которым стал за последние несколько недель. Я всегда был жизнерадостным, трудолюбивым, любил фитнес, много работал и жил в свое удовольствие.

Саморазрушительный мудак, который сейчас находится в моем теле, должен быть уничтожен.

Именно так.

Пора подвести черту. С меня хватит.

— Сегодня ты все испортил.

— Знаю.

— Флинн, тебе пора собраться с мыслями и либо рассказать мне, что происходит, либо забыть об этом навсегда.

— И это я тоже знаю.

Поднимаюсь над стойкой тренажёра, и, кивая, спрыгиваю на пол. Затем хватаю полотенце и поворачиваюсь к лучшей подруге.

Элайна смотрит на меня со смесью беспокойства и страдания в глазах. Знаю, что причиняю ей боль тем, что держу все в себе, но она в курсе, что это моя проблема. Я не из тех, кто живет с душой нараспашку.

— Это было временное явление. Я закончил. И снова вхожу в обычную калею.

Дерзко улыбаюсь ей, надеясь снять напряжение, но девушка лишь печально смотрит на меня в ответ.

— Знаешь, что? В один прекрасный день весь яд, что ты держишь внутри, выплеснется наружу. И чем дольше позволяешь ране гноиться и нарывать, тем омерзительнее будет этот момент.

Она поворачивается, чтобы выйти из комнаты, которую я превратил в свой личный спортзал. Это самая большая комната во всей квартире и место, где я уединяюсь, когда мне нужно не только поработать над телом, но и подумать.

— Люблю тебя, Лей, — шепчу я, заставляя ее остановиться в дверях.

— И я тебя, Флинн, — подруга не оборачивается, и отчасти я испытываю облегчение, хотя с другой же стороны, меня это ранит. Не могу позволить ей отказаться от меня. У меня никого не останется.

Пот струится по моей коже, дыхание вырывается из легких, а ноги работают на пределе, пока я пробегаю пятнадцатую милю на своем тренажере, давая клятву, что стану лучше и исправлю все свои ошибки. Начиная с Элайны.

Возможно, я не могу позволить ей заглянуть ко мне в душу, но все еще могу показать ей мужчину, которым хочу стать, и друга, которым должен был быть всегда.

Затем извинюсь перед родителями за то, что отсутствовал в их жизни последние десять лет. Возможно, я обеспечил их материально, оплатив долги, купив им дом и убедившись, что они никогда больше не будут сводить концы с концами, но не был им сыном. В ту ночь десять лет назад они потеряли не одного ребенка, а нас обоих. Когда брат оставил нас, разбив нашу семью на острые осколки боли, он забрал с собой огромную часть меня.

Я никогда не смогу простить ему того, что он бросил меня, добровольно отказавшись от жизни. Отказавшись от меня. Брат оставил после себя вопросы, на которые никогда не будет ответа, и пустоту, которую я никогда больше не заполню.

Он сдался.

Ушел.

Сказал, что больше так не может, и под этим подразумевал жизнь.

Он больше не мог жить.

Так что нам пришлось существовать без него. Полу-жизнь из всех этих болезненных воспоминаний и вопросов «что, если» и «почему».

Вечеринка больше не может продолжаться, ведь с нее ушел самый яркий человек. Все резко остановилось, музыка замерла, а краски поблекли.

Брат сказал, что жизнь во лжи не для него.

Сказал, что притворство его убивает.

Сказал, что жизнь отравляет его.

Он устал от всего этого. Устал причинять боль всем, кого любил, своей ложью.

Его правда ранила нас сильнее.

Она уничтожила всю семью.

Потому что забрала его.

Все, что осталось — толстая ветка дерева, пустые бутылки, валяющиеся в высокой траве, разбросанные по земле таблетки, упавшие с высоты, тугая веревка, завязанная узлом, и нацарапанные слова любви, которых никогда не будет достаточно.

Глава 11

Айзек

Звонок раздается, когда я паркуюсь возле офиса Wicked Water.

Мой шлем оснащен Bluetooth, но, зная, что уже на месте, я снимаю его с головы и оставляю на мотоцикле, а сам шагаю к передней части здания с телефоном, прижатым к уху, и пытаясь пригладить рукой своенравные волосы.

— Привет, мам. Я опаздываю на встречу. Давай перезвоню через час.

Ее молчание должно заставить меня задуматься. Но мысли о другом человеке, который, скорее всего, уже должен находиться в здании, не дают мне этого сделать.

— Мам? Ты меня слышишь? Слушай, похоже тут плохая связь. Я позвоню тебе позже.

— Ты нужен нам, Айзек. Ты нужен Джошу.

Из-за тона ее голоса останавливаюсь в нескольких метрах от входной двери.

— Мам? Что происходит? — осторожно спрашиваю я, чувствуя, как из-за нервов сдавливает горло. — В чем дело?

Не хочу задавать вопросы, понимая, что что-то не так — очень и очень не так — но ведь все мы, сталкиваясь с чем-то плохим, желаем хоть на краткий миг притвориться, что ничего не случилось, и все в порядке.

Хотя, на самом деле, все наоборот.

— Мам? Джош пострадал? Айви в порядке? Ребенок уже родился?

Тишина.

— Мам, я тут с ума схожу. Поговори со мной.

Возвращаюсь от здания обратно к мотоциклу. Мой желудок скручивает, прежде чем ухнуть вниз, и, несмотря на окружающие улицы, кишащие жизнью, все, что я слышу и чувствую — тишина.

Душераздирающий всхлип, такой, который исходит из глубины души, эхом отдается по телефонной линии, сопровождаемый сдавленными словами:

— Пожалуйста, Айзек.

В трубке слышны приглушенные звуки вперемешку с тяжелым дыханием, а затем кто-то забирает у мамы трубку.

— Айз, это Эмма. Я тут с Джошем и твоими родителями, так что они не одни, но если бы ты смог…

— Где вы, Эмма? Черт, что случилось?

Она делает глубокий вдох, от которого по коже пробегают мурашки. Мои нервы на пределе.

— Мы в городской больнице A&E¹⁰. Пожалуйста, если можешь приехать, сделай это как можно быстрее, потому что я не... Просто…

— Я уже еду, Эмма. Буду там через пятнадцать минут или раньше.

 Десять минут спустя я врываюсь в главные двери больницы, нарушив все правила дорожного движения.

Затем стою в очереди в регистратуру, подавляя желание накричать на женщину, которая сидит за стеклянной перегородкой.

Когда через несколько минут, наконец, подхожу к стойке, то даже не знаю, о чем спросить. Никто так и не сказал мне, что случилось. Может, что-то с Джошем или, не дай бог, с малышкой Айви.

— Мне... Мм... Звонила мать, и я ищу…

— Айзек! — голос Эммы прорывается сквозь шум переполненного зала ожидания, и я поворачиваюсь лицом к жене Джейка. Она бросается ко мне, прижимая к себе так крепко, что я едва могу дышать. Когда Эмма отстраняется, ее руки дрожат, а лицо пепельно-серое.

— Что случилось, Эм? Где все?

— Мужчина, если вы закончили, отойдите от стойки.

Нас прерывает резкий голос работника регистратуры, и я отрываю свой взгляд от лица Эммы.

— Извините... я... Мм, сейчас уйду с дороги, — веду Эм от стойки к ближайшей стене, пытаясь найти уединение. Когда вглядываюсь в ее обезумевшее лицо, у меня снова возникает та же мысль: «не говори ничего, я этого не вынесу».

Вместо этого обнимаю и прижимаю девушку к груди со словами:

— Что случилось?

Глубоко вздохнув, Эмма отстраняется и смотрит на меня аквамариновыми глазами, полными непролитых слез.

— Это Лора. Джош вернулся домой и застал ее спящей в постели. Твоя мать ушла от нее всего несколько часов назад, после того, как Лора сказала, что устала и хочет вздремнуть. Вернувшись домой, Джош не смог ее разбудить и вызвал «скорую». Мы все еще ничего не знаем. Джош и твои родители в приемном покое, Лиам с Нейтом тоже едут сюда.

— Но она в порядке, ребенок в порядке?

Слезы, скопившиеся в глазах Эм несколько мгновений назад, теперь текут свободно, и ее лицо морщится.

— Мы не знаем, они отвезли ее в операционную и собираются сделать экстренное кесарево сечение, потому что она перестала дышать еще в машине скорой помощи. Врачи не нашли ни пульса матери, ни сердцебиения ребенка.

Осознаю, что слова вылетают у нее изо рта, но я их просто не понимаю. Совсем ничего.

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

Эмма громко всхлипывает, и становится ясно, что мне стоит успокоиться, быть мужественным и держать свои эмоции под контролем.

— Отведи меня к ним.

Обнимаю Эм за плечи и позволяю провести себя через толпу людей, сквозь двойные двери и дальше по длинному коридору. Через несколько поворотов мы подходим к комнате с табличкой «Зона ожидания».

Девушка останавливается на пороге, положив руку на дверь, и колеблется.

— Все в будет порядке, Эмма. С ними все будет хорошо.

Убитый горем.

Вы когда-нибудь видели, как любимый человек тихо сходит с ума на ваших глазах?