А теперь играй крутого, парень. Не давай ей лишней информации. Не больше, чем ей нужно знать. Не натвори херни.

Не натвори херни.

– Да. Она очень страстная в постели.

Слишком поздно.

Харлоу цинично смеется:

– Я в этом не сомневаюсь. Ты должен быть измучен после олимпийских игр, в которых участвовал.

Черт, она слышала нас. Теперь-то уж точно. А ведь шумел даже не я. Я просто все время закрывал глаза, думая о Харлоу.

То есть... Я... Я все время думал о том, что случилось сегодня вечером, и какой расстроенной она выглядела. Вот и все. Я был отвлечен этим. Харлоу становится моим другом, как Портер или Макс. Я бы беспокоился за них тоже, если бы заметил что-то странное.

Беспокойство. Это что-то новое для меня. Тем не менее, начинаю чувствовать его.

Я не буду извиняться за то, что не дал ей уснуть, так что просто проигнорирую ее заявление:

– Ну, раз уж мы оба не спим... Я не знаю, который час, но как ты относишься тому, чтобы пойти на причал?

Она поправляет на носу очки и, шаркая ногами в домашних туфлях, подходит к лестнице на причал. И останавливается там:

– Чего ты ждешь, пойдем. Уже почти четыре, так что солнце скоро появится.

Видите, как эта девушка меня сбивает меня с толку? Я не могу понять ее.

Следую за ней до пристани, где мы садимся на наши обычные места. Мне нравится чувствовать холодный воздух на своем лице. Здесь так тихо. Почти жутко. Харлоу прижимает одеяло к себе и уютно устраивается в кресле. Не звучит ни слова, но мне кажется, что она хочет, чтобы я заговорил первым... Но я не буду. Мы просто сидим и смотрим на спокойные воды залива. Внешний свет из другого дома отражается на нем.

Тишина убивает меня в прямом смысле. Если Харлоу в ближайшее время ничего не скажет, то я прыгну в воду и утоплюсь.

Это мучительно. Стоило просто лечь спать.

Еще минута, затем секунда, еще миллисекунда, и я, черт побери, заору.

К черту.

– Ладно, хорошо. Ты хочешь, чтобы я спросил? Я собираюсь спросить. Что, черт возьми, произошло вечером, Харлоу? Этот парень, Чед, бывший. Почему, во имя всех святых, ты выглядела так, будто он только что украл твою любимую игрушку или убил твою собаку? Покончи с этим.

Она поворачивается, удивленная внезапной вспышкой, открывает рот, чтобы что-то сказать, но выражение ее лица говорит мне, что она не хочет этого делать. Она снова поворачивается к воде.

Еще одно неудобное проявление тишины.

– Боже, Репка. Что за хрень? Я не смог бы тебя понять даже для спасения жизни.

Я не делаю этого. Не трачу время на то, чтобы понять девушек, что грызет их, что ползает у них под кожей, чтобы заставить их действовать так, как она сегодня вечером. Это не я. Именно поэтому у меня нет девушек, с которыми я бы дружил, кроме моей невестки Беллы. Слишком много драмы, слишком много, чтобы попытаться расшифровать. Я лишь занимаюсь с ними сексом, а потом оставляю. Это то, что умею. Не эта бессмысленная ерунда. Я собираюсь поднять свою задницу и пойти спать. Не важно, усну или нет.

– Хорошо, ты не хочешь говорить. Пойду, посижу в тишине один. Я здесь не для того, чтобы собирать твою головоломку.

Я встаю с кресла, агрессивно отталкивая его. Решаю еще немного подождать, давая Харлоу еще один шанс все рассказать. Эта женщина – крепкий орешек.

Она и эти чертовы очки и... И губы, и пальцы в моих чертовых волосах.

Проклятье.

Я понимаю, что слишком сильно ругаюсь, даже если это не вслух.

– Чед и я встречались со второго курса средней школы вплоть до нашего с ним расставания два года назад. Он был моим единственным парнем, моим первым... Ну, знаешь, до того, ну...

Я должен сделать это проще для нее:

– До меня?

Наконец она поворачивает голову и улыбается мне:

– Да, до тебя, – она закрывает лицо руками от смущения.

Я вспоминаю, как мы были вместе. Она тихо вздыхает:

– Моя первая сердечная боль.

Я сглатываю, потому что ее голос печален и тих.

– Хорошо, я понял, что вы долгое время встречались, сравнивая трастовые фонды, пробуя икру и прочее дерьмо, но я не понимаю, почему ты так отреагировала, когда он вошел в комнату? Это похоже на то, что в одну минуту ты была там, а затем ты уже где-то далеко, даже не двинувшись с места.

Харлоу начинает немного раскачиваться в своем кресле, и это выглядит так, будто она пытается успокоиться. Похоже на то, что она ищет способ, но чем больше старается, тем сильнее меня манит узнать, что случилось между ними, черт побери. Я понятия не имею, почему меня это волнует.

– Все сложно, Круз. Ты никогда не был в отношениях. Ты никогда не был влюблен, так что не знаешь, что это такое, когда тебе разбивают сердце.

Она права. Чертовски, блин, права.

– Ты права. Я не знаю, на что это похоже, но понимаю, что после двух лет ты решила это отпустить и двигаться дальше.

Она полностью поворачивается в своем кресле и тычет в меня пальцем:

– Видите ли, Вы в этом ошибаетесь, офицер. Я пробовала, даже почти получилось несколько раз. Все позади, поверь мне, но, видишь ли, мы выросли в одном городе и воспитывались в одной среде. Наши дедушки и бабушки старые друзья по загородному клубу. Наши отцы приятели по гольфу. Так что очень трудно выкинуть воспоминания об отношениях из головы окончательно, когда они все время вокруг тебя.

Я знаю, что там нечто большее. Ты не будешь выглядеть и вести себя, как она, из-за первой любви в старшей школе, херня собачья, недоумок, богатый говнюк, тупой ублюдок.

Видите, я слишком много ругаюсь даже в мыслях.

– Хорошо, но это ты порвала с ним, или он с тобой? Он обманывал тебя? Обижал?

Она быстро снимает очки, готовая убить одним только взглядом в мгновение ока:

– Что это, допрос? К чему все эти вопросы? Это он, черт побери, расстался со мной. Понял? Это было грязно, лживо, мучительно, и я не буду вдаваться в детали, так что не спрашивай больше, чем я готова рассказать, ладно?

И она снова похожа на прежнюю Харлоу. Я ждал ее появления, и вот она. Единственное, чего не хватает – это удара коленом по моим яйцам.

Она сдвигается в своем кресле, сжимая пальцами переносицу, и мне плохо из-за того, что я заговорил об этом.

Харлоу смотрит на меня своими большими, полными грусти глазами, и я чувствую себя виноватым, хотя знаю, что это не из-за меня.

– Прости, Круз. Это очень щекотливая тема. Наш разрыв сильно ударил по мне, моей самооценке, моей... Всей моей жизни. Когда получается забыть, становится легче. Любовь – сложная штука.

Еще одна причина, почему я этого не делаю. Не влюбляюсь. Я даже не думаю, что знаю значение этого слова. Этого никогда не было в моей жизни, и не похоже, что я что-то упустил. Ты не пропустишь ничего, что никогда не было для тебя на первом месте. Это не похоже на то, когда мой велосипед, на котором я ездил каждый день в школу, украли в пятом классе. Единственный подарок, который моя наркоманка-мать когда-либо дарила мне. Бьюсь о заклад, она сама сперла его, когда возвращалась домой с пакетом наркотиков или травки. Я знал, что значит что-то потерять, но со временем забываешь об этом и двигаешься дальше. Не могу представить, что такое любовь. Мне нужно понять, как это видит Харлоу. Если спрошу, она объяснит мне это? Да и осмелюсь ли я? Мысленно хожу взад-вперед, размышляя, спрашивать или не спрашивать ее, что она подумает об этом? Мой разум блуждает вокруг их отношений. Как он обращался с ней, изменял ли, почему он ее бросил, в конце концов?

– Тогда расскажи мне, – слова будто сами по себе вылетают изо рта, и я уже хочу вернуть их.

Я имею в виду… Господи, от моего самообладания что, ничего не осталось? Какого хрена я ввязываюсь? Держу пари, она сейчас использует заумные словечки, чтобы сказать гадости, которых я не понимаю, но сделаю мысленные заметки, так что смогу посмотреть потом в Интернете.

Она так мило хмурится, когда мы общаемся, когда не может поверить во что-то из того, что я говорю. Вот как, например, сейчас.

– Ты хочешь узнать о любви? О том, что это такое, когда ты влюблен? – Я киваю. – Я в шоке, Круз. Неужели ты серьезно?

– Да, я всерьез. Никогда не был и вряд ли буду влюблен, так что буду думать об этом, как об уроке. А тебе нужна небольшая практика, как быть учителем. Давай… Учи. Я весь во внимании.

Поворачиваю свое кресло немного ближе к Харлоу, и она делает то же самое. Спорим, я так близко от ее лица, что могу сосчитать все веснушки на нем. Поджимаю под себя ноги, настраиваясь на урок любви. О, я уже готовлюсь к сложным словам. Жаль, что у меня нет с собой ручки и блокнота. Это упростило бы мою жизнь.

– Хорошо, была не была, – ее взгляд становится задумчивым, если можно так сказать. Она вздыхает. Ветер слегка раздувает ее волосы, давая мне шанс понюхать ее шампунь.

Чертовски хорошо пахнет.

Она начинает свой урок:

– Любовь – это единственное, что ты не можешь подделать, как бы ни старался. Когда ты смотришь в глаза человека, который тебе предназначен, то можешь видеть его душу. Я почти уверена, что невозможно лгать, когда смотришь вот так. Это чем-то напоминает дом, место, где можешь чувствовать себя комфортно. Кто-то, кому ты можешь рассказать самые глубокие, самые темные страхи, независимо от того, что он может подумать. Потому что это не имеет значения, этот человек останется рядом. Он будет смотреть, как ты преуспеваешь, смотреть, как терпишь неудачу, но любовь настолько сильна, что неудача не будет иметь значения. Внимательно вглядевшись, он сможет разглядеть в плохом хорошее.

Я не в состоянии сейчас говорить, потому что определение любви, которое дала эта девушка, поразило меня. Вспоминаю старый фильм «Маска» про парня с обезображенным лицом. Он поехал в какой-то лагерь, влюбился в слепую девушку и показал ей, что такое цвет для человека, у которого есть зрение. Он использовал горячий камень, чтобы описать красный цвет, и кусок льда, чтобы описать синий цвет. То, что Харлоу только что сказала, как она это сформулировала, будто помогло мне увидеть. Будто сняло с глаз пелену. Она описала мне, что такое любовь для нее, какая любовь вообще.