Нам скажут: ну, хорошо, вот Клюев в своей поэзии воспел "параллельную родину", красоту ее народа, природы, быта, а в "Погорельщине" ее жертвенность и умирание, все так, но направлена ли клюевская поэзия в будущее, "работает" ли на него? Мало сказать, что "сын железа и каменной скуки попирает берестяный рай". А как же в стане самодовольных менеджеров "БиЛайна", спесивых бандюков, "девочек", мечтающих об иномарках, владельцев иномарок, мечтающих о "девочках", ментовской надменной ограниченности, холуйства и произвола прозябнет, не погибнет то самое зерно, которое "вышел Сеятель сеять", которое сокровенно хранит будущий росток той самой Святой Руси, "параллельной родины"? Как ему не заглохнуть в таких терниях? Трудно сказать и нелегко ответить, но заметим, что ответ нередко бывает в новых формах. Так, старую традиционную конницу Панчо Вильи и Миронова, Буденного и Ягуэ заменила "железная кавалерия" Роммеля, Майтофеля и Венка, по существу, выполняющая ту же функцию, что и недавняя конница, хотя и в совсем иной форме. Новое, идущее на смену прежнему, — иногда переодетое в новые одежды старое. Мы же процитируем самого поэта:

Придет пора, и будут сыты

нездешней мудростью умы.

И надмогильные ракиты

зазеленеют средь зимы.

Так и самопожертвование, самоотверженность, духовный подвиг великорусского народа не останется втуне. Мы все еще не знаем, как и когда этот подвиг принесет свой плод. Оплеванный, поруганный, осмеянный и опошлившийся, вымирающий, уходящий в небытие вслед за своим крестьянством, бывшей своей основой, а ныне малочисленным сословием, народ, быть может, все же не сказал своего последнего слова. Но то Cлово, что звучит и царит в Вечности и свое время запечатлелось в его, народных, сердцах, сформировало душу народа, еще даст о себе знать непременно!!!

Так клюевская поэзия вдохновила А.Дугина на создание удачнейшей радиопередачи о Клюеве и прекрасной глубокомысленной статьи "Параллельная родина", так вдохновит она и последующих авторов.

Так и Cлово вдохновит тех, кто еще не вполне, не совсем мертв. И зерно прорастет и принесет плоды.

Я видел современного Иисуса Христа

Андре ЖИД

29 СЕНТЯБРЯ ИСПОЛНИЛОСЬ СТО ЛЕТ со дня рождения писателя Николая Островского. Вряд ли следует ожидать, что эта дата будет отпразднована широко. В мире политики идеи, за которые сражался Островский, сегодня непопулярны. Как сказал один известный политический деятель: "коммунизм — вагон, отцепленный от поезда цивилизации". В среде же литераторов, по крайней мере, тех, кто контролирует нынешние СМИ, Островский — малоодарённый и малограмотный графоман.

Между тем, на книге "Как закалялась сталь" в не столь отдалённом прошлом воспитывались целые поколения молодёжи во всем мире. Как ни верти, эта книга сыграла огромную роль в жизни поколения, выигравшего Великую Отечественную войну. А уж этих-то людей и саму войну от поезда истории никакие политики не отцепят.

"Как закалялась сталь" начинается со сцены, когда Павку Корчагина исключают из школы за то, что он насыпал махорки в тесто школьному попу. Вся дальнейшая жизнь подростка, а потом молодого революционера прошла под знаком кровавой борьбы с "богами"-охранителями старого мира. Категоричный, не религиозный, жесткий и часто жестокий в своих поступках Островский-Корчагин не мог не получить от судьбы ответного удара. И получил его — болезнь, слепоту, неподвижность. Прикованный к постели, он начинает свой полёт в вечность. Ибо что может означать его дальнейшая жизнь? То же, что сказано в Евангелие: "смертью смерть поправ". Жизнь Николая Островского — беспримерный в истории литературы подвиг. И не только в ней.

С точки зрения Достоевского Островский, конечно, принадлежал к категории "бесов", разломавших старую Россию. Оценка Островского Советской властью — известна. Если же произвести проверку писателя-подвижника по формуле апостола Иоанна: "О если бы ты был горячим или холодным! Но поскольку ты ни холоден, ни горяч, изрыгну тебя из уст своих", то уж кем-кем, а "тёплым" Островского никак не назовёшь. Изрыгают же его из большой литературы, как раз они, "тёплые".

Напросившийся на аудиенцию у Николая Островского французский литератор Андре Жид, весьма далёкий от коммунистической идеологии, после беседы с советским писателем вышел потрясенным: "Я видел современного Иисуса Христа". Можно как угодно относится к этой оценке, но никто не оспорит факта, что по своей огромной внутренней силе, по своему сердечному горению Николай Островский не может быть отнесён и к категории "холодных", тем более к бесам. Так что любой непредвзятый человек может оценить, кем был Островский на самом деле. Он поднял планку писателя на новый уровень, полностью жил так, как писал. И, конечно, вошел в одну литературную обойму с Маяковским, Шолоховым, Булгаковым, Ахматовой, Пастернаком, при всей разнополярности политических убеждений этих людей. По человеческим же качествам он поднялся над всем двадцатым веком, встал рядом с такими исполинами, как Сент-Экзюпери и Че Гевара. Таких, как Николай Островский, через всё двадцатое столетие прошли считанные единицы.

Его пытаются вычеркнуть из истории русской литературы именно отцепленные от её главного поезда фигуры — писательская шушера, рыбы-прилипалы, которые, с одной стороны, в силу вседозволенности мельтешат теперь повсюду, создавая иллюзию полного торжества низости, с другой, — чувствуя ненадёжность своей плавучести, мечутся в поисках, к чему и к кому прилепиться. А поскольку новой надёжной опоры они не видят, кусают старую, ту самую, которой лицемерно поклонялись прежде.

Кто помнит Анну Караваеву сегодня? Между тем нашлись "знатоки", которые объявили эту средней руки советскую писательницу настоящим автором книги "Как закалялась сталь", хотя сама Караваева на авторство никогда не претендовала. На каком же основании её так возвеличили? На том, что помогала Островскому редактировать великий роман. Это из области совершенно непредставимых фантазий, вроде той, что истинным героем Великой Отечественной и автором книги "Воспоминания и размышления" был не Георгий Жуков, а редакторы и корректоры его книги. Потому что эти последние имели высшее образование, а у автора "Воспоминаний" три класса церковно-приходской школы. Вот так иногда рассуждают некоторые наши литературные "мэтры". Ох, уж эта "образованщина", как выражается Александр Солженицын!

Я не боюсь сравнить "Как закалялась сталь" с "Дон Кихотом" Сервантеса, ибо за обоими шедеврами мировой литературы стоят героические жизни авторов. Сервантес, прежде чем сесть за свой роман, потерял руку в сражении при Лепанто. Возвращаясь морем на родину, попал в плен к пиратам, был продан ими в рабство алжирскому паше. Пять лет провёл в неволе, четыре раза пытался бежать. Выкупленный из рабства и устроившийся на родине в Испании агентом по закупке провианта для флота, а позже мытарем — сборщиком налогов, он трижды попадал в тюрьму, не сумев вписаться в тогдашнюю "рыночную экономику". Так что его "хитроумный идальго" — это он сам, Мигель Сервантес Сааведра. Образ, подобный Дон Кихоту, невозможно создать, не пройдя собственные бои с ветряными мельницами.