• Содержание в диком состоянии с постоянным использованием либо как источника мяса, либо в качестве тягловых и верховых животных. К этой категории относятся крупный рогатый скот и лошади Камарга, болотистой местности на юге Франции, а также низкорослые лошади на острове Чин-котиг у побережья штата Виргиния, где они появились еще в колониальные времена, возможно добравшись туда с какого-нибудь разбитого судна. В наши дни они обитают на соседнем относительно мало затронутом цивилизацией острове Ассатиг, куда их перевезли с Чинкотига, когда в начале XIX века этот остров начал заселяться.

Эти животные занимают среднее положение между домашними и одичавшими. Лошади Камарга в свое время широко использовались во Франции под упряжь, а скот часто включался в домашние стада. Лошадей с Чинкотига каждый год традиционно отлавливали и многих объезжали под седло.

Крупный рогатый скот Камарга и одичавшие ослы, которые живут в калифорнийской Долине Смерти, демонстрируют формы поведения, свидетельствующие о том, что одомашнивание в конечном счете сводится к таким человеческим изобретениям, как изгороди и путы. Швейцарский этолог Р. Шлёт с 1956 по 1961 год посвятил около двух тысяч часов изучению образа жизни камаргского рогатого скота и пришел к выводу, что во многих отношениях его поведение аналогично поведению настоящих диких быков. Например, он убедился, что камаргский рогатый скот, подобно своим диким сородичам, образует сообщества, жизнь которых регулируется правилами, проявляющимися во множестве утверждений доминирования и сопутствующих признаний подчиненности. Как и у диких быков, при встрече доминирующей особи и тех, кто занимает низшие ступени иерархической лестницы, первая держит голову высоко, а вторые опускают голову и покорно лижут плечо доминирующему животному.

Наблюдатели в Долине Смерти обнаружили сходные аналогии в поведении местных ослов и диких представителей семейства лошадей. Каждый осел-самец утверждает свое господство над определенной территорией площадью примерно 60–70 гектаров. Обычно он позволяет другим самцам пересекать этот участок на пути к водопою, но вступает с ними в бой, если рядом оказывается готовая к спариванию самка.

Одни люди видят в одичавших животных символ обретения свободы, другие же смотрят на них как на нарушителей экологического и экономического спокойствия, поскольку, например, одичавшие лошади и ослы посягают на пастбища домашнего скота.

Скотоводы, овцеводы и некоторые сторонники охраны дикой природы объявили вредным даже мустанга, это гордое и прекрасное воплощение романтичного прошлого Америки, потому что он претендует на довольно скудные запасы местного корма. В результате мустангов тысячами стреляли, гнали к обрывам, где они срывались в пропасти и разбивались, или же убивали на мясо кошкам и собакам. С 1971 года в силу вошли законы, охраняющие мустангов. По иронии судьбы эти законы оказались настолько действенными, что популяция мустангов к настоящему времени достигла примерно 60 тысяч — численности, которую даже сторонники охраны природы считают чрезмерной. Закон разрешает уничтожение части животных в случае непомерного их размножения или если все остальные меры (включая отлов молодняка) были применены, но не дали требуемого результата. И возможно, что к большому огорчению многих и многих это последнее средство будет пущено в ход.

^{Семья мустангов}

Лошади Камарга, табуны которых обитают в дельте реки Роны на юге Франции — в одном из самых эффектных естественных резерватов Европы, — большую часть жизни вольно пасутся на тамошних болотистых луговинах или галопом скачут через мелкие протоки (справа). Они не знают, что такое стойло. И все же, несмотря на такую видимость свободы, их жизнь незаметно для них регулируется. Эти красавицы находятся, так сказать, на пограничной полосе, разделяющей диких и домашних животных.

В подлинно диких условиях спаривание жеребцов и кобыл определялось бы естественным отбором. В Камарге решение в значительной мере принадлежит местным фермерам. Каждый год они отлавливают трех- и четырехлетних жеребцов и отбирают среди них производителей, отвечающих их требованиям. Отобранных жеребцов выпускают назад в табун, к кобылам, а остальных объезжают для себя пастухи — обычно после кастрации.

Каждый день после работы пастухи отпускают своих скакунов пастись, а утром отправляются за ними в болота, отгоняют от одичавших собратьев и ловят.

Натуралист-любитель Фрэнк Доби интересовался главным образом животными юго-запада США и изучил их очень подробно. В отрывке из его книги «Мустанги» описывается Звездолобый, вожак табуна мустангов — норовистый, сильный конь, который приводил в отчаяние местных скотоводов.

Звездолобый был темно-гнедой жеребец с белым похожим на звезду пятном над глазами и белым чулком на передней правой ноге. Возможно, он был чистокровным испанцем. В 1878 году он водил большой табун мустангов между реками Симаррон и Каррампа на Ничьей Земле в западном углу штата Оклахома. Каждый шаг Звездолобого дышал силой и гордостью.

Он где угодно был бы заметным конем, но норов прославил его даже больше, чем стать. Такого необузданного донжуана и блистательного грабителя симарронские горы не знали ни до, ни после. Многие скотоводы на Ничьей Земле, помимо коров, разводили и лошадей, а некоторые занимались исключительно лошадьми. Едва в Звездолобом начинала играть кровь, как он устраивал налет на какой-нибудь домашний табун, отгонял жеребцов, отбивал кобыл — с жеребятами или без жеребят — и угонял их к своему вышколенному табуну. Изгородей в той местности тогда еще не строили, Звездолобый знал ее вдоль и поперек и был всеобщей грозой.

Никому не удавалось его загнать, потому что Звездолобый не желал бежать по кругу. И никто не сумел подобраться к нему так близко, чтобы подстрелить. Наконец доведенные до исступления фермеры сговорились покончить с ним. Они сотни раз стреляли в него издалека, они отбили большую часть его табуна, но он все еще бегал на воле. Тогда они наняли четырех ковбоев, снабдили их самыми выносливыми и быстрыми лошадьми в округе и не велели возвращаться, пока Звездолобый не будет убит или пойман.

Четверо вели поиски почти неделю, пока, наконец, не увидели табун Звездолобого. Прячась, сменяя друг друга, они три дня и три ночи следили за бдительным мустангом. Но большую часть времени держались в отдалении, на южном берегу Симаррона, где кончаются каньоны.

Они изучили привычки мустангов, как никогда прежде. И дивились дисциплине, которой жеребец подчинил свой табун. Иногда он уходил, пасся в стороне, и ни одна кобыла не смела последовать за ним. Иногда он сбивал их в тесную кучу, и ни один годовичок не смел вырваться из кольца. А если он бежал, весь его табун послушно бежал следом. Казалось, Звездолобый нуждается в сне меньше любой другой лошади.

Осень только еще наступала, луна была в первой четверти, и на четвертую ночь вскоре после полуночи двое дозорных увидели, что Звездолобый покинул кобыл и направился к речной низине. Один ковбой последовал за ним, а его товарищ кинулся за остальными двумя. На покрытой росой траве след был хорошо виден, к тому же жеребец двигался с такой целеустремленностью, что даже не оглядывался. Шесть миль он летел галопом на север. Затем примерно в десяти милях на восток от того места, где теперь расположен город Кентон, повернул в заросший травой каньон. Крутые каменные склоны этого каньона постепенно сходятся, образуя узкую щель, по которой во время дождей вода низвергается с обрыва в Симаррон. Неподалеку от устья каньона Звездолобый проскользнул в узкий проход между скалами, замыкавшими небольшую долину.