— Дай мне инструменты.

Он бегло перекрестился еще раз, не прикасаясь к телу пальцами в стерильных перчатках. Когда он подходил к столу, взору Киры на мгновение предстало то, что происходило в операционной. Увиденное ввергло ее в сильнейший шок.

Кира кинулась бежать во всю прыть, пока никто не заметил неконтролируемого ужаса на ее лице. Она ураганом неслась по белым коридорам госпиталя, раз за разом ее била нервная судорога, нарушая координацию без того нелогичных движений. Ее мышцы были напряжены, кулаки сжаты, и она уже не могла расслабиться. Выбившись из сил, Кира остановилась и села у холодной ярко-белой стены. Не успев отдышаться, она почувствовала, что руки непроизвольно потянулись за сигаретами. Кира закурила, опустив голову и погрузив свои дрожащие пальцы себе в волосы.

— Какого шайтана он решил сделать это с собой?! — простонала она. — О Аллах, только бы все прошло успешно!

Генрих Вайнер и Джарек простояли у операционного стола до раннего утра, переводя уставшие глаза с окуляра микроскопа на монитор компьютера, где была детально изображена схема разработанного Джареком механизма. Генрих поставил задачу, чтобы нервы проросли не так, как до операции, давая возможность Кэно собственной волей координировать действие кибернетического внедрения. Микроскоп с огромным увеличением, ничтожно малого размера хирургические инструменты, слепящий монитор компьютера — у Генриха начинали болеть и слезиться глаза. К счастью, Джарек уже выполнил всю основную работу, и теперь Генрих лишь закреплял металлическую пластину на лице Кэно. Джарек вышел из операционной и пошел на лестничный пролет. Постояв там несколько минут в тишине, он немного опомнился после всего случившегося, спустился по лестнице и вышел во двор покурить. У Генриха Вайнера работа уже шла к завершению. Шмит отер пот с его изрезанного от напряжения складками лба. Генрих закрепил пластину, обработал срез кожи во избежание инфекции и, отойдя от пронзительного света бестеневой лампы, смог вздохнуть свободно. Словно тяжелый груз свалился с его уставших плеч — он завершил труд всей своей жизни, величайшую операцию на данный момент своей карьеры. Он никогда, никогда еще не делал ничего подобного, и вряд ли сделает что-либо более глобальное в будущем, да и об этом достижении официальный мир не узнает, что оно было делом рук гениального Генриха Вайнера.

— Что дальше? — окликнул его ассистент, ожидая поручений.

— В послеоперационную палату, Шмит, что же еще? — невозмутимо ответил Вайнер. — Я буду в кабинете. Срочно сообщите мне, когда он придет в сознание. В противном случае прошу меня не беспокоить, разве что только при крайней необходимости — если будут проблемы. А пока я отдохну — день выдался не из легких.

Хирург вышел из операционной, кинув на использованные инструменты окровавленные перчатки. Он торопливо снял маску, халат и направился к своему кабинету. Завидев издали Генриха, Кира вскочила на ноги, совершенно не чувствуя былой усталости.

— Постой, Вайнер! — закричала она, и ее голос эхом разнесся по пустым коридорам. Генрих замер, ожидая, когда Кира подойдет к нему.

— А вот кричать не надо, — с укором заявил он запыхавшейся женщине. — Здесь вам не пивной бар и не рок-концерт, а клиника.

— Как он? — спросила Кира, не слушая его замечаний.

— Операция прошла успешно, — автоматом ответил уставший донельзя Генрих, открывая двери кабинета. — Жить будет.

Он собрался идти, но Кира со всей силы вцепилась в его руку.

— Я могу его увидеть? — спросила она. Генрих взглянул на нее так, будто та издевалась:

— Имей совесть! Знаешь, как мне было тяжело. Ему вряд ли было легче, и сейчас ему так же тяжело. Поэтому навестить его ты сможешь только днем, после того, как я его осмотрю. Все ясно?

Кира кивнула и покорно побрела прочь. Она провела предутренний час, бесцельно скитаясь по заснеженным окрестностям и покуривая сигареты. К рассвету усталость окончательно доконала ее — она уснула, сидя на засыпанной снегом лавке.

— Господин Вайнер! Грегор Кронненберг пришел в себя.

Генрих проснулся на кушетке в своем кабинете. Сотрудник, ассистировавший ему вчера на операции, стоял в дверях, ожидая поручений.

— Идите, Шмит, — отпустил его Генрих. — Я сам разберусь.

Вайнер направился в палату.

— Ну, здравствуй, Генрих, — окликнул его Кэно, присаживаясь на постели.

— Как себя чувствуешь? — спросил хирург.

— Башка, сука, раскалывается, — прорычал Кэно, пытаясь ощупать ладонью правую половину лица, но Вайнер остановил его:

— Не вздумай! И вообще, какого черта ты встал?!

Кэно усмехнулся, все еще чувствуя сильную боль во всей правой половине головы:

— Скажешь, мне нужно лежать, да? От меня ты этого не дождешься. Кстати, я не чувствую никаких изменений, кроме того, что у меня дико ноет полбашки! Непорядок, Вайнер…

— Я еще не активировал его, — пояснил хирург. — Нужно было подождать, пока нервы приживятся к имплантату окончательно. К тому же, я не был уверен, что не будет отторжения.

Генрих приблизился к нему, надел перчатки и взял инструменты. Он протер правый висок анархиста дезинфицирующим раствором и разрезал кожу около пластины. Кэно стиснул зубы и прорычал что-то нецензурное, когда хирург взял какой-то инструмент и погрузил его в рану. Вайнер закончил процедуру, наложив пару швов на место разреза.

— СВД мне в зад, я вижу! — ошеломленно проговорил Кэно, уставившись в одну точку.

— Когда пройдет головная боль, объясню тебе, как управлять механизмом, — сообщил немец.

Кэно осторожно встал с постели и взял с прикроватной тумбы свою одежду.

— Далеко собрался? — укоризненно спросил Генрих.

— В холл. Поглядеть, как это смотрится.

В холле, куда не попадал утренний свет солнца, еще не горели лампы, и коридоры наполняла темнота. Анархист подошел к зеркалу на стене. Пылающий кроваво-красный электронный глаз озарил стальную пластину на его лице, отголоски красного света горели даже где-то в глубине левого, живого глаза.

— Выглядит дьявольски круто! — прошептал Кэно, зловеще скаля зубы.

* * *

В числе погибших во время взрыва комплекса зданий был некий Даниэль Блейд. Он отнюдь не являлся какой-то известной личностью, молодой мужчина работал директором службы безопасности. Его смерть ничем не отличалась от тысяч других, таких же бессмысленных и по сути несправедливых смертей, но его сестре казалось совершенно иначе.

8. Над пропастью

Холодный ветер развевал светло-русые волосы Кобры. Мимо проносились поезда, вдали мерцали огни ночного города. Двадцать четыре года жизни виделись ему все более и более бессмысленными и никчемными, когда он оценивающе проматывал их в уме, вот уже два часа подряд стоя на этом мосту.

Три года, как наступило новое тысячелетие, а за спиной все те же поезда, под ногами все тот же мост, все тот же город вдали. И он, Кобра, все тот же, — пусть раньше он просто гулял по этому мосту, а теперь намеревался здесь свести счеты с жизнью. Еще девять лет назад, становясь от нелегкой жизни наркоторговцем, он где-то глубоко в душе ощущал опасение, что для него все кончится именно так. Легко разбиться об асфальт, упав с моста. Трудно разжать руки, которыми вцепился в перила, и сделать твердый шаг вперед. Он стоял уже два часа и не мог совладать с собой.

— Я слишком слаб, чтобы жить, — сокрушался он, — но я и слишком слаб, чтобы умереть.

Шесть лет он был одним из «Черных драконов», и шесть лет он слышал в свой адрес одно и то же:

— Ты не способен сдерживать свои эмоции! Ты бежишь прочь, когда нужно бороться! Салага! Ты не уверен в себе, твой страх неудачи в любой момент может заставить тебя предать! Ты слабак.

За эти шесть лет Кобра изменил свое мнение о Кэно. Теперь для него это был человек, которого хочется уважать, по-настоящему одержимый своим делом, хладнокровный и непоколебимый, не привыкший сдаваться или отступать. А вот изменить мнения Кэно о себе Кобра не смог. Месяц назад он не выдержал и сбежал из клана. Месяц он бесцельно скитался по миру, пытаясь укрепить силу своего духа. И чем кончились его старания? Двумя часами, проведенными на мосту в попытке самоубийства, и на то не хватало сил…

— Прыгай! — выкрикнул за спиной хриплый голос, и сильная рука ударила Кобру в спину. От неожиданности он не успел зацепиться за что-нибудь руками и сорвался вниз.

Кто-то успел крепко схватить его за руку, и парень почувствовал сильную боль в запястье. На какое-то время его жизнь была спасена. Он поднял глаза, глядя вверх сквозь ширму волос, мокрых от холодного липкого пота. На мосту стоял небритый темноволосый мужчина в тяжелых армейских ботинках, штанах цвета темного хаки и черной куртке с капюшоном. На груди его раскачивались золотые цепи и крест на черном шнурке. Порыв ветра сорвал с мужчины капюшон, и Кобра оторопел, глядя на своего спасителя. Правую половину его лица закрывала серебристая металлическая пластина, буквально вживленная в тело, правый глаз заменял пылающий красный шар. Преодолевая ужас, Кобра не сразу смог узнать этого сурового человека, чей взгляд, казалось, видел душу насквозь.

— Что, страшно? — спросил человек и резко отпустил руку Кобры, но тут же перехватил ее в воздухе другой рукой. Его взгляд прошел сквозь тело парня ледяным буром, оставив за собой панический страх.

Все тело Кобры била крупная дрожь, он чувствовал пульсацию каждого сосуда в своем теле. Он пытался выговорить хоть слово, но дар речи предательски покинул его. Мысли о желании жить переплетались с множеством воспоминаний, ощущений и эмоций, пока не слились в один безумный выкрик:

— Кэно!!!

Кэно засмеялся.

— Что, сопляк, теперь захотелось жить? Теперь ты понял, какая идиотская идея стукнула в твою безмозглую башку?!

Беззвучно рыдая, Кобра кивнул. Кэно схватил его второй рукой за капюшон черно-белой спортивной куртки и вытащил на мост. Кобра упал навзничь и зарыдал.