Весь день Кэно всячески избегал смотреть в глаза товарищам и даже сторонился их, но те не донимали вопросами, полагая, что дело было в его вчерашней тягостной исповеди. Он мог надеяться, что пока они ничего не заметят. Пусть не замечают, пусть остаются в неведении как можно дольше, сейчас ни к чему было обрушивать на них еще одну проблему.

— Может, я тороплю события, брат, — обратился к главарю Джарек, когда все выжившие анархисты собрались за обеденным столом, — однако че мы будем делать дальше? Мы ведь «до победы — всегда».

— Сначала нам надо приобрести «корпоративную квартиру» на Статен-Айленде, — объявил Кэно, стоя лицом к окну с сигарой в зубах. — Потом я буду думать.

Он глубоко затянулся, выпустил дым через нос и вышел из кухни.

— И все? — недоуменно проронил Кобра.

Кира метнула на него ожесточенный взгляд, подобный выстрелу в сердце:

— Мы уже месяц с этим. Мы кое-как смирились, и то нам стало легче, когда мы узнали, что он выжил. А он лишь пару дней назад узнал, что клан фактически погиб! Дайте ему это прожить!

Кобра подавленно умолк. Джарек одобрительно кивнул, почесав козлиную бородку. Горец встал из-за стола и пошел за лидером анархистов:

— Кэно, я так понимаю, оформляем на меня? Обязательно Статен-Айленд?

Внизу у стойки бара главарь «Черных драконов» дал Коннору необходимые распоряжения, после чего шотландец сразу уехал. К вечеру он перезвонил и отчитался:

— Есть дом на окраине, в плохом состоянии. Окна выходят на старую, заброшенную пристань. Рядом уродливый недострой. Идеальная будет ночлежка для вольных музыкантов и уличных художников.

— Оформляй, — дал ему добро главарь. — И тогда сразу же закупи инструменты, стройматериалы — что там может быть нужно, чтобы привести эту задницу мира в сколько-нибудь приемлемое состояние.

На следующий день у «Черных драконов» появилось временное убежище в обшарпанном, но сносно меблированном доме в Статен-Айленде. Протекающую крышу, скрипучие лестницы, некоторые двери и полы еще предстояло привести в порядок, но зато это пристанище они приобрели практически за бесценок. Однако сразу после переезда Кэно в первую очередь поставил решетки на окна.

— Неужели ты думаешь, что кто-то попытается нас ограбить? — опять доставал вопросами Кобра, помогая с установкой.

— Не, это, пацан, чтобы к тебе ночью не пришла злая тетя Соня, — хрипло посмеиваясь, подколол его Джарек.

— Ха, на этот случай у меня есть мачете!

— Ага, только на смерть не руби ее. У меня для нее другой сюрприз приготовлен. В штанах.

Кэно молчал. Он сам не до конца понимал свою паранойю, заставившую принять такую меру безопасности. Он не мог сказать, от кого именно ждет угрозы. Однако вожак чувствовал, что должен был хоть что-то сделать.

— Так просто надо, — отрезал он и продолжил вгонять в стену анкеры.

После он сменил дверные замки. Коннор предлагал отметить переезд, но, так и не дождавшись согласия со своим предложением, уехал обратно в свой бар. Наступающая ночь отдавала ощущением неопределенной, сгущающейся тревоги, и Кэно щедро залил ее ромом, чтобы только суметь заснуть. Вечер и ночь он провел в полном одиночестве.

Утро вновь наступало тягостно, пробуждение приходило с чувством болезненной разбитости во всем теле, и для такого состояния не было ни одного реального повода. Кэно нешуточно занервничал. Он крадучись прошел в ванную комнату, уповая на то, что товарищи еще спят. Он не сразу решился вновь взглянуть в зеркало, из которого смотрело будто чужое, нечеловеческое лицо с хищным желтым глазом.

— О дьявол! — обреченно проронил террорист и ощутил, что с зубами у него что-то не так. Он оскалился — пожелтевшие от никотина зубы стали острыми, клыки удлинились и выступили вперед.

Что еще изменилось в нем? Со страхом Кэно расстегнул и сбросил черно-красную рубашку. Его руки безнадежно опустились — плечи и предплечья местами лишились кожи, на ее месте появилась мягкая, еще уязвимая красная чешуя, только в середине затвердевшая и приобретшая черный цвет.

— Значит, этим все не кончится… — осознал он. — Сука! Будь ты проклят, Мавадо! Траханый ублюдок!

В руках снова появилась предательская дрожь. Но бежать от правды было некуда, и Кэно задрал серую майку-борцовку, чтобы осмотреть свою грудь и пресс. Он шумно выдохнул — его торс оставался человеческим. Вот только знать бы, как надолго.

Это был не единственный вопрос, с которым сталкивался лицом к лицу главарь «Черных драконов». Что теперь делать? Как смотреть в глаза соратникам? Что им сказать? Для такого дерьма не существовало инструкций.

До вечера он не выходил из своей комнаты — он не знал, что предпринять. Несколько раз Кэно пытался прилечь и поспать, но мысли упорно не давали ему уснуть. Он вспоминал Клинка, верного соратника и славного бойца, измененного, изуродованного и замученного экспериментами «Красных драконов». И главарю было так понятно последнее и единственное желание товарища — желание быстрой смерти, чтобы оборвать мучения, и чтобы такой результат насилия над человеческой гордостью и самой природой не ходил по земле. Смерть была последним проявлением свободы для него. Кэно держал в руках револьвер Colt King Cobra, найденный в кабинете Мавадо, и пытался смириться с мыслью, что и для него самого после экспериментов свобода, возможно, останется только в выборе смерти. Но он не мог даже помыслить, как попросить об этом Джарека и что сказать Кире.

Он отложил револьвер и залпом выпил очередной стакан рома. Он проклинал собственные эмоции и сомнения. «А может, не все плохо, — неожиданно для самого себя предположил Кэно. — Если с этим я стану еще сильнее. Сильнее!». Он распахнул окно, отпер замок на решетке и под покровом ночи вырвался на волю.

Кэно за считанные минуты преодолел разбитую дорогу, заросшую редким чахлым кустарником, бегущую вдоль черно-серой мертвой пристани, заваленной скелетами деревянных лодок, старыми шинами и кранцами, грудами прогнивших досок и ржавого металла. Напротив обвалившегося причала маячила заброшенная стройка двух корпусов отеля. Анархист удивился, с какой легкостью он перемахнул через забор — даже в молодости он не был на такое способен. Внутри все сгорало от азарта и единственного желания — испытать новые возможности собственного тела.

Кэно разбежался и мгновенно взобрался по стене ближней постройки до уровня седьмого этажа. Даже будто не взобрался, а буквально взлетел. Словно неистовый порыв ветра вскинул его на эту высоту, хотя в округе не было ни малейшего движения воздуха, даже подобия легкого ветерка. Кэно присел в оконном проеме, поставив ноги на подоконник и прислонившись спиной к откосу. Он глядел на луну. Ее свет устремился в него тонкими серебряными стрелами, но эти стрелы, вонзаясь в тело, не причиняли боли. Только по коже бежала приятная легкая прохлада.

Какая сила чувствовалась в его немолодом теле, какая энергия! Это был новый уровень свободы, снимающий ограничения собственного бренного тела. Ушла нахлынувшая с годами слабость, ушла столько лет регулярно глодавшая боль. Да, боль. Ее больше не было! Ничто не мешало теперь наслаждаться свежими запахами ночи, игрой серебристых бликов лунного света на водной глади внизу, как и на каждом изъяне серого кирпича недостроенного здания.

Кэно шагнул из оконного проема и дальше полез вверх по стене, цепляясь только пальцами рук за щели между кирпичами. Он добрался до угла здания и прыжком оказался на пожарной лестнице. Он не карабкался по лестнице, как человек. Он был подобен ягуару, взбирающемуся на дерево, — проворными резкими прыжками главарь анархистов перемахивал через три-четыре ступени за один раз. Яростным прыжком, каким хищник кидается на добычу, Кэно бросился на крышу. Он встал во весь рост и расправил крепкие плечи.

Его чувства обострились до предела, недостижимого человеку. Зрение различало даже самые мелкие звезды на небесном своде, полупрозрачную светящуюся дымку Млечного Пути, метеоры, входящие в атмосферу, чтобы за миг сгореть, но оставить за собой огненный след. Анархисту казалось, что он может всматриваться в высокое ночное небо вечно, постоянно замечая в нем что-то новое. Единственный зрячий глаз — левый — никогда не видел так хорошо и ясно.

— Use your might, Kano! — сказал сам себе террорист.

И бросился бежать. У края крыши он присел и резко выпрямил ноги, бросая тело вперед. Находясь в воздухе, он плавно раскинул руки, будто орел расправил мощные сильные крылья. Поочередно напрягавшиеся группы мышц играли в лунном свете. Кэно перепрыгнул с крыши на крышу, как тигр, выгнув спину и напрягая все мускулы. Приятная дрожь пробрала с ног до головы. Ни капли усталости, ни капли боли. И кровь лилась по жилам совершенно спокойно, кровь была холодна, а сердце стучало ровно. Это было похоже на реинкарнацию, его перерождение, переселение души воина-бунтаря в тело огромного, сильного, хищного зверя.

Кэно побежал по стене вниз, петляя, как паук, который легко, плавно, но молниеносно передвигается по своей ловчей сети. Вскоре эта беготня наскучила ему — Кэно спрыгнул на землю и замер. Он решил отдохнуть и насладиться тихой глубокой ночью.

Ощущения были тонки и остры. Террорист решил, что видит самые далекие небесные светила, ощущает незаметную дрожь в пропахшем влагой воздухе, встревоженном крыльями пролетевшей птицы, слышит, как едва касается берега практически неподвижная в безветрии вода, как ударяется о мягкую землю палый лист… Будто мир стал другим — тонким, чутким и хрупким.

Невдалеке послышались шаги человека. Кровь Кэно моментально вскипела. Он чуял тепло, излучаемое чужим телом, чуял в воздухе гадкий запах врага.

— Увидит! Узнает! Сдаст!