— Изучаешь свою волосатую лапу… Ты можешь поверить в это? — спросил тихо вошедший Генрих Вайнер, увидев, как Кэно обследует свою руку.

— Нет, — хотел ответить анархист, но почувствовал дикую боль в горле.

— Не пытайся говорить, — предупредил врач. — Тебе исправляли хрящи гортани — боль пройдет не скоро. Но шрамов у тебя не останется, кроме старых, обещаю. Уж не знаю, когда я успел заняться благотворительностью во имя благословенной анархии, но глаз мы с твоим другом тоже исправили. Скоро у тебя все будет по-старому.

Кэно улыбнулся, обнажив желтоватые зубы, которые снова стали ровными, а не острыми.

* * *

Оправившись после всего пережитого, Кэно предложил Кире вместе съездить в Квинс и зайти в бар «Valhalla».

— О-о, салют выжившим анархистам! — торжественно прокричал Горец, потрясенный их возвращением. — Я грешным делом подумал, что вы дружно сыграли в ящик. Считай, погода ни ответа, ни привета! Что будут пить «Черные драконы»?

— Пиво, — ответил Кэно с улыбкой. — Наконец-то снова могу себе позволить.

Кира улыбнулась и кивнула, дав понять, что будет то же самое. Женщина была в высоких сапогах, брюках из красной кожи, черной рубашке и с красно-черным платком шемахом на шее. Кэно же был одет в белые денимовые брюки, заправленные в тяжелые ботики с ножнами для верных клинков, и плотную белую куртку без рукавов, а его шею до самой челюсти закрывал шемах защитного цвета.

— Так чем вы занимались? Воевали в Ираке? — рыжебородый шотландец в черном килте и темно-синей рубашке-безрукавке усмехнулся. — Вы похожи на моджахедов!

— Заткнись, Горец, — бросила Кира, но не стала говорить, что у главаря «Черных драконов» до сих пор болит горло, зная, как Кэно не терпит жалости. Она просто сердечно обняла вожака, погладив его плечи.

— От тебя до сих пор пахнет госпиталем, — грустно отметила она. — Медицинским спиртом, йодом, еще какой-то дрянью…

— Ничего, детка, — усмехнулся Кэно. — Пройдет неделька — и от меня снова будет пахнуть, как раньше: вискарем, сигарами и бензином. Байк охренителен! Закурим? — предложил он Кире, вытащив старый золотой портсигар с выгравированным гербом «Черного дракона».

— Похоже, теперь все будет по-старому, — улыбнулась женщина, взяв сигару.

Горец принес две кружки пива с пышной пеной, плеснувшей на стол через край. На сцене бара снова играли «Iron Certain». Они исполняли песню «Пепел на ветру», под которую Кэно и Кира когда-то танцевали в этом баре. В зале тогда царила темнота, мрак был засыпан огоньками поднятых в воздух зажигалок. Рядом танцевали Тремор с Тасией, Джарек с безумной золотоволосой воительницей Валькирией, и еще несколько пар. Кира заворожено следила за танцем огней зажигалок в руках анархистов. Кэно целовал ее, долго, пылко, страстно. Сейчас они оба хотели, чтобы все это повторилось, но… не было ребят с зажигалками, не было больше старых боевых друзей, танцевавших рядом. Был только Горец и рок-коллектив с не очень хорошо настроенными инструментами.

— Не будет, — резко возразил анархист Кире на слова: «Все будет по-старому».

— Но ведь можно забыть все это, как страшный сон? — сказала женщина, намекая на минувшие мучительные для них события.

— Нельзя, — отрицал Кэно и задумчиво пояснил: — Когда все это произошло — превращение и все такое, — я взглянул в собственную душу. Впервые глубоко, по-настоящему — это, сука, не ЛСД или мескалин. Детка, я был в шоке — какой бардак там творится! И как я жил со всем этим… Может, потому у нас все и пошло так, через задницу…

— Но ты по-прежнему можешь сказать, что веришь судьбе и ничего не стал бы менять, будь у тебя вторая жизнь? — спросила Кира.

— Конечно. Такое прозрение, мать его, стоит жертв. Но с тобой грубо вышло…

— «Рашид» принимает извинения, — усмехнулась Кира, похлопав его по плечу, припоминая знакомство в Афганистане, которое тоже вышло грубым. — Однако то, как ты принял все это, с чем столкнулся в себе — это стоит зависти.

Кэно понурил голову:

— Дьявол, я никогда не думал, что не смогу убить себя! Мать моя женщина! Видимо, недостаточно страдал.

— Любовь моя, для меня… Для нас бесценно, что ты живой. И я — думаю, как и многие — не вижу ничего зазорного в страхе смерти, — попыталась утешить его Кира. — И я не просто так сейчас говорю, это не преувеличение. Серьезно, могу поклясться на Коране… Хотя, после стольких лет едва ли это будет убедительно выглядеть.

— Детка, я всегда знал, что мир не охренителен, и жизнь нелегка. Понятное дело, это гложет меня. Не то, чтобы я боялся смерти… Как тявкнул один умник в древности: «Не стоит бояться смерти. Когда мы есть — ее еще нет, а когда она есть — нас уже нет». Я не боюсь смерти. Вот только жить хочется. Несмотря ни на что, все равно, не поверишь, как хочется! Одно скажу тебе честно: то, что случилось, изменило меня навсегда.

20. Из праха в прах

Вам не приходилось слышать про Фредерика Тернера? <…> Он был историком.

Лет сто назад он придумал теорию о Границе. Граница — это нечто вроде предохранительного клапана цивилизации, чтобы мы совсем не сошли с ума.

Когда появляются люди, не способные жить как все — безумцы, недовольные, экстремисты — они устремляются на Границу.

<…>

Тернер умер в 32-ом, так что не увидел, что стало с миром, в котором кончились Границы.

х/ф «Трасса 60»

Октябрь 2007 года должен был стать перекрашенным из золота в кровь. Так решили «Черные драконы». Возродить клан и нанести решающий удар, поставить все на карту и не сделать больше ни шагу назад. Но как бы ни были единодушны в этом вопросе анархисты, первый и главный пункт плана казался невыполнимым. Денег и оружия у них не было. Их осталось всего четыре человека. Способный боец среди них фактически был один: Кира, прекрасно владеющая любым оружием, ставшая за годы тренировок мастером восточных единоборств. Был еще, конечно, Джарек — опытный стратег и тактик с идеальным глазомером, но стоило брать в расчет, что этот мужчина давно уже не молод. Кобра, конечно, старался и постепенно, но верно превращался в перспективного бойца, но все же он еще не знал и десятой части того, что должен был знать. У самого несменного главаря Кэно здоровье уже было не тем, чтобы драться — разве что с кем-то в паре, чтобы прикрыли спину. После плена, опытов и устранения их последствий он до сих пор чувствовал себя раненым побитым зверем. Нередко его мучили головные боли, а ненавистная хромота на левую ногу вернулась снова, спустя тридцать лет, когда уже считалась навсегда забытой. Клану нужны были средства и волонтеры, а для этого необходимо было связаться с АЧК, если эта организация все же не прекратила свое существование.

— Я готов поспорить, что Джефф на самом деле в глубоком подполье, — озвучивал свои мысли Кэно, собрав на совет оставшихся «Черных драконов». — Прячется вместе с нашими деньгами, и это верно — они, как и он сам, нужны нам в целости и сохранности. И если он до сих пор не вышел на нас, значит, мы тоже удачно залегли на дно. Но теперь надо отправить ему весть. Нужна террористическая акция. Как в старые добрые времена.

Джарек сощурился, словно от внезапной зубной боли:

— Вот только денег нет вообще. Потому я и торговался с немцем за глаз. Конечно, он никогда раньше не делал таких хирургических операций! Надеюсь, Мавадо уже горит в Аду! Я, конечно, мог бы обыграть какое-нибудь казино, но даже если тот ниггер-майор считает меня мертвым, светить свою рожу теперь рискованно.

— Никаких вопросов, брат, — хлопнул его по плечу лидер клана. — Будем думать дальше.

Кобра вскочил из-за стола и вышел из комнаты, а через минуту вернулся с ликующим выражением на лице и швырнул на стол спортивную сумку с пачками денег.

— Ну да, — гордо произнес он, ловя на себе удивленные взгляды «Черных драконов», — я в соседнем штате грабил заправки и магазины! Не мог же я просто сидеть здесь и ничего не делать! Делал все аккуратно, рожу не светил. Все, что могу — ради благословенной анархии.

Кэно встал из-за стола и перебрал пачки денег, ничего не говоря. Джарек подошел к молодому анархисту, накинул на него капюшон его черной ветровки и, широко улыбаясь, потрепал его по русой голове:

— Кобра! Поднаторел!

— Тогда доводи дело до конца, раз взялся, — приказал Кэно, строго и твердо взглянув на ученика. — На гексоген здесь хватит.

— О чем это ты? — настороженно спросил Кобра.

— Ты помнишь мост, с которого собирался прыгать в Детройте? — спросил главарь и ехидно усмехнулся. — Думаю, ты его ненавидишь. Так что, Кобра, ты взорвешь этот гребаный мост к чертям собачьим?

— Да чтоб его… — не сумев сдержать азартной улыбки, ответил Кобра.

— Тогда изучи расписание поездов. Нам нужно знать, кода на мосту разминутся два экспресса. Это будет громкое заявление, мать его! Заодно пусть все думают, что мы вернулись в Детройт.

На следующий день весть была послана. Взрывные устройства сработали по принципу цепной реакции, и прогремел не один, а пять взрывов. Расчеты Кобры не подвели, и в тот день был взорван не только мост, но и два экспресса. По городу же были разбросаны многочисленные листовки с гербом «Черных драконов» и надписью: «Мы возвращаемся!». После этого, как и ожидалось, к анархистам на связь вышел Джефф Картер. Он передал контакты через Коннора, а через пару дней смог сам явиться на встречу с «Черными драконами». Картер мало изменился: на нем была старая рваная майка сеткой и потертый кожаный плащ с цепью, висящей под погоном, как аксельбант, он все также навязчиво крутил в руке деревянные четки, да и говорил с теми же интонациями, что и много лет назад. Все это навеяло «Драконам» неприятные и болезненные воспоминания об утраченном прошлом.

— Мне казалось, что я насовсем потерял надежду, — рассказывал Джефф, — когда весь мир облетело это известие об уничтожении базы «Черных драконов». Потом просто сказал себе: «Нет. Тот, кто знает Кэно достаточно хорошо, может держать пари, что он все равно вышел бы живым». И я вижу, что я был прав! Хоть бы дал о себе знать, сукин ты сын!