- Кланяюсь я рукам вашим умным, разуму вашему крепкому, сердцам вашим добрым. Вы спасли мне сына, просите все, что угодно. Мне ничто не покажется много для вас.

Ответили горожане так:

- Если бы мы помогли Королю - мы запросили бы награду. Ибо за труды просить вознаграждение не зазорно. Но мы помогли отцу. И нам, самим детей имеющим, награду просить за помощь не к лицу. Да и нет большей награды, чем здоровье наших детей, которое вернулось к ним. Подари ты нам память. Подари Городу - Герб.

Растрогался Король Субтилий:

- Вы не только великие мастера, но еще и скромные, благородные люди. Злато и богатство - тлен. Память - бессмертна. Я, получив от вас жизнь сына моего, хочу подарить вам, кроме Герба, самое дорогое для каждого человека волю. Я объявляю ваш Город - Вольным Городом. Нет отныне над вами никакой власти, даже королевской. Нет никаких на вас налогов. Это подарок от имени моего сына. Чтобы помнил он, когда вырастет, кому жизнью обязан. А на Гербе вашем будет парить Орел с Золотыми Перьями. А под ним будет щит, разделенный на четыре части. В каждой из частей: игла, молот, циркуль, и книга. А на самом щите пускай сидит сова - символ мудрости, держащая корону, как символ того, что не мудрость сильна властью, а власть сильна мудростью.

Вот так получил волю Город, в котором сидел на базаре продавец копилок.

Шли по торговым рядам цеховые Старшины, выискивали таланты незамеченные. Да и просто мастерству радовались, заодно и присмотреть, не пренебрегает ли кто трудом своим, не позорит ли звание Мастера, и цеховые знамена плохим товаром.

Радовались Старшины отсутствием такого. Значит, хорошо учили с малолетства мастерству, крепко в память заложили, что лучше ничего не делать, чем делать что-то плохо.

Собрались они уходить, когда Старейшина ремесленников заметил в самом углу базара злополучного Горбуна, торговавшего своими кошками-уродами...

Глава двадцатая

"Наше время - Полночь!"

Пока Всадник продолжал, в бывшей квартире Пупкина полным ходом шел военный совет.

Бабушка Горемыкина уговаривала Рыжую Женьку, впавшую в несвойственную ей нерешительность:

- Ты, голуба, об нас не печалуйся. Ты все об дружках-приятелях своих печалуешься, которые погибли, когда вы за островами коралловыми, да за пальмами ездили, а через это и нас погубить боишься. В том, что тогда случилось, твоей вины нет. Судьбу каждый сам себе выбирает. Это только кажется, что судьба-злодейка сослепу на человека кидается. Не бывает слепой судьбы. Если что и случается, человек к этому сам шел. Хотел, не хотел, а шел. И ты за нас не решай. Мы все сами сюда пришли. Каждый сам за себя решил. А как оно все дальше будет - не нам решать. Хуже всего будет то, если мы ничего не сделаем.

Женька что-то решила и хлопнула в ладоши. При этом опять сверзился с табуретки задремавший Самовольный Домовой. Он ползал по полу, собирал свои бумажки и бормотал:

- Она кааак хлопнет! А я кааак хлопнусь? Ух ты! Событие! Даже два события сразу. Ух ты! А она...

Он заметил, наконец, что все собрались около Женьки и проскользнул под ногами у всех в первый ряд. Женька отдавала распоряжения:

- Времени у нас почти нет. Ровно в Полночь - начинаем. Пока Всадник рассказывает Истории, мы должны попробовать хотя бы уравнять силы. Они в трансе. Будем таскать их сюда, при дневном и электрическом свете они бессильны. Каждый будет действовать самостоятельно, обязательно в полнейшей тишине. Остаются: бабушка Горемыкина, Королева Летучая Мышь, Клопулина. С ними самые сильные Летучие Мыши, будете принимать и охранять пленных. В чулан пихайте, там лампочка сильная. Не хватит места - в комнате по клеткам распихивайте, мы тут собрали клетки где могли. Все остальные - за одной. Наше время - Полночь!

Женька скользнула за двери. За ней, обгоняя ее, заскользили в бесшумном полете Летучие Мыши. Черной тенью промелькнули воронята с мудрым вороном Яковом во главе. Прокатился, отдуваясь, Гадкий Мальчик, на которого нечаянно наступил Домовой, бежавший, не глядя под ноги. Он только чуть слышно произнес: " Умпся!" - это Гадкий Мальчик укусил его за попку, и помчался дальше, потирая укушенное место.

У входа в подвод Женька сказала:

- Вперед! Но осторожно и тихо. Делать что-то не быстрее, чем думает голова. Пошли!

Летучие Мыши, на мгновение зависнув над серой толпой, тщательно выбирали жертву, стремительно и бесшумно падали вниз и так же бесшумно взмывали вверх, унося с собой добычу. Откуда-то из самой гущи серых, выкатился Гадкий Мальчик. Глаза у него выпучены, сам он еле передвигался, а изо рта торчало около дюжины крысиных хвостов. Он с трудом катился к выходу - разгружаться.

Самовольный Домовой ходил, приладив на спину большой короб, с лукошком через руку. Он ходил среди толпы, словно по лесу, собирая грибы. Наклонялся, подносил аккуратно к глазам, и бормотал при этом:

- Так, Хромулек мы берем, Хромульки - это изрядная гадость, а это что у нас такое? Это у нас крыса. Крыс пускай Летучие Мыши таскают... А вот Темнулек мы очень даже берем. 0оочень. Пожалте в лукошко...

Когда лукошко у него наполнялось, а происходило это довольно быстро, он пересыпал его в большущий короб, висевший за спиной.

Снулик набивал мышей в карманы, а Хромулек складывал за пазуху Локтем он прижимал к себе Темнульку, потом запихивал кого-то под другой локоть, потом брал в обе руки еще по какой-либо твари, и нес их на выход. Ходил он совершенно бесшумно, по самым темным углам. Все бы хорошо, но только он постоянно засыпал в самых неподходящих местах: то прислонясь плечом к косяку, то к стенке в подъезде. Хорошо еще, что в обе стороны шло непрерывное движение и Снулика периодически толкали, из него сыпалась добыча, он собирал ее и нес дальше...

Воронята брали мышей и крыс в когти, подхватывали клювами, и неустанно сновали туда-сюда. Даже Летучий Кот заявил, что он раскаивается, и занимает по отношению к серым крайне непримиримую позицию. И теперь из углов, в которые залетал Кот, раздавалось тихое и вдумчивое чавканье. Летать он вскоре уже не мог. И не пытался. А вскоре и вовсе передвигался исключительно ползком, по причине перегруженности желудка.

Рыжая Женька, принесла с собой большущее ведро, веник и совок. Теперь она быстро и привычно заметила серых существ в совок, и вытряхивала в ведро, которое по мере заполнения относила на первый этаж. Возвращаясь с очередным опустошенным ведром в подвал, она увидела на пороге Самовольного Домового. Он сидел, обхватив голову руками, раскачивался из стороны в сторону, повторяя одно и тоже:

- Нет, это невыносимо! Нет, это невыносимо!

Женька остановилась, чтобы успокоить Домового:

- Не переживай. В конце концов, ты же не убиваешь серых, а обходишься с ними вполне гуманно.

Домовой поднял голову и схватил Женьку за руку:

- Ты должна! Ты просто обязана мне помочь! - горячо забормотал он. Это невыносимо. Одному совершенно невыносимо. Надо хотя бы вдвоем. Помоги мне! Помоги!

И он указал на здоровенный короб, который стоял рядам с ним, доверху набитый Хромульками и Темнульками.

- Видишь, сколько напхал?! Одному это никак невыносимо. Надо выносить это вдвоем. Помоги, а?

Женька не удержалась, и звонко щелкнула Домового по стриженой башке. Звон получился неожиданно приятный, но очень уж звонкий. Домовой собрался обидеться, но Женька подхватила короб с одной стороны, и ему не осталось ничего другого, как взяться с другой. Когда они внесли короб в комнату, то Домовой даже присвистнул.

Все, буквально все пространство было заполнено и забито подвальными обитателями. Повсюду пищали мыши и крысы, фрякали и фрюкали Хромульки и Темнульки. Серые были распиханы повсюду: в клетки, в коробки, в сетки, в авоськи, на антресоли, в ванную, даже в унитаз.

- Надо их куда-то девать, - пожаловалась бабушка Горемыкина. - Здесь уже совершенно некуда. Не рассчитали мы. Их больше и намного, чем мы думали. А вы, голубчики, все тащите и тащите...