-- Отец, скажи, это очень серьезно? Может, еще можно как-то избежать опасности? Неужели ничего нельзя сделать?

Лемма смотрела на отца широко раскрытыми глазами, пытаясь заранее предугадать его ответ.

-- Это не опасность, дочка, это даже не беда, которую можно было бы пережить -- это катастрофа, надвигающаяся на нас невозвратно и альтернативы ей нет. Вы правильно разобрались в ситуации при полете над этой дырой. Единственное, что могу добавить -- времени у нас осталось относительно немного. А дел и проблем столько, что их и перечислить сложно.

-- Но выход ведь какой-то есть?

-- Выход единственный, -- Кэлледал вышел на середину зала, повел рукой и над головой засияла Вселенная. Это уникальное сооружение лоуэтян создавалось многие тысячелетия и впитало в себя самые последние научные достижения в области космологии.

-- Смотри, дочка. Вот планеты, которые на сегодня способны приютить осиротевшую, но великую цивилизацию. В этих галактиках, путь к которым высвечен особо, ты это видишь, есть планеты и планетные системы идентичные по своим физическим характеристикам нашей системе или близки к ней. Но, как сама понимаешь, там везде свой разум, свой уровень цивилизации. И далеко не каждая из них гостеприимно распахнет двери своего дома. А вон, видишь, в самом уголочке и твоя Зея.

-- Земля, отец. Люди называют ее Землей!

-- Да, да, я знаю. Знаю и то, что это чудесная планета. Райский уголок во Вселенной. Матушка-природа поработала здесь на совесть, создав уникальные условия жизни, достойные великого разума.

-- Ты прав, отец. Дивная планета. Она достойна Великого Разума, -медленно проговорила Лемма. Затем с грустью добавила: -- Только вот достоин ли Разум ее? Велик ли он? На этот вопрос пока сложно ответить. И в этом отчасти виноваты мы, затеяв этот сложнейший эксперимент. Ты не подумай, отец, я не обвиняю предков. Нет. Я хорошо понимаю важность этого эксперимента, его суть. А если учесть обстоятельства, в которых оказались в настоящее время мы, смысл его становится еще более значим. Слава Богу, первая часть эксперимента уже завершена, и завершена успешно. Биологической разницы между людьми не существует. Что касается всего остального, здесь намного сложнее. Тем не менее, я верю -- земляне станут великой цивилизацией.

-- Лемма, ты долго работала на Земле, жила среди людей. В чем главное отличие их от нас? Совет, конечно, располагает всеми сведениями об этой планете. Есть ответ и на этот вопрос. Ну а ты, лично ты, как бы ответила?

-- Ты знаешь, отец, на первый взгляд они почти не отличаются от нас. Люди настолько неоднородны по своему этническому, рассовому, национальному составу, что нам не составило никакого труда затеряться среди них. Происходит постоянное движение и преобразование народов. Ассимиляция одних другими, исчезновение целых этнических групп и появление новых. Наблюдать и изучать это явление чрезвычайно интересно. Казалось, что оно должно неминуемо привести к необратимым процессам, значительным подвижкам в области психики людей. Но к счастью, а может к несчастью, я еще не могу определенно ответить на этот вопрос, этого не произошло. Душа и сердце у людей настолько раскрепощены, подвержены таким эмоциональным всплескам, что порой кажется, будто Разум в эти мгновения полностью покидает их, подчиняя все действия и поступки только чувствам. Так смеяться и страдать, сердиться, прощать, ненавидеть и любить может только человек с планеты Земля. В этом их основное отличие от нас. В этом их величайшее счастье и преимущество перед нами. В этом беда их. Скажи, отец, тебе ведома Любовь?

Кэлледа внимательно слушал дочь, напряженно всматривался в родные черты и неожиданно сделал поразительное открытие -- Лемма стала другой. В ней что-то изменилось. Нет, это, конечно, его дочь. Но совсем не похожа на ту, которую он отправил в экспедицию на Зею.

Они сидели напротив друг друга. И Кэлледал все отчетливее понимал, что в Лемме появилось нечто такое, чему он, при всем своем богатом интеллекте, не мог подыскать даже названия. Это была одухотворенность, свойственная только людям, не знакомая лоуэтянам. Во всем -- в походке, в движениях, в выражении лица -- это была не женщина Лоуэ. Но самое поразительное: из мраморной статуи богини, сверкающей красотой холодного камня, Лемма превратилась в живой цветок, излучающий тепло и радость жизни.

-- Ты спрашиваешь, ведома ли мне Любовь? -- Кэлледал чувствовал, что в этом вопросе заключено нечто большее, чем праздное любопытство. Тем не менее, он спокойно ответил. -- Конечно, ведома. Я очень люблю свой народ, планету, нашу галактику и абсолютно не представляю себя вне Родины.

Последняя фраза была произнесена им с какой-то великой грустью, но Лемма не заметила этого. Ее щеки вспыхнули ярким румянцем, нежные пальчики стали нервно вздрагивать.

-- Отец! Я люблю его больше жизни. Нет во вселенной силы, способной заставить меня отказаться от своей любви. Разве только смерть. В ней мое счастье, мое будущее.

Произнесла эту фразу Лемма тихо, но с таким достоинством, с такой убежденностью, что невозможно было усомниться в искренности ее слов. Кэддедал хорошо знал характер своей дочери. Это был его характер. Однако дело было даже не в этом. Он вдруг почувствовал в этом хрупком создании величайшую силу духа, способную или поднять плоть и разум на неведомую ему вершину или заставить исчезнуть навсегда.

-- Я не очень тебя понимаю, дочь моя. О какой любви ты говоришь?

-- Я люблю человека, отец. Землянина.

-- Но ведь это безрассудно. Вы даже физиологически разные. Ты об этом подумала?

-- Да, отец, подумала. И разницы этой уже не существует. Во время перелета я произвела коррекцию его имунной системы, своей тоже. Остальное все сделала сама природа. Да и отклонения были незначительны.

-- Понятно. А как быть с огромнейшей разницей в уровне развития наших цивилизаций? Между ними и нами пропасть во времени, в интеллекте, наконец, в формах мышления. Куда это все списать?

-- Отец! Я говорю не о цивилизациях, а о конкретном человеке, о конкретном сознании, его и моем. И прежде, чем ты его примешь, я хотела, чтобы ты все знал, чтобы ты понял меня.

Кэлледал молча сидел напротив дочери, продолжая выискивать в возбужденном сознании аргументы для возражений, но не находил их. Нельзя сказать, что его потрясло открытие, которое он сделал в дочери после долгой разлуки с ней, ее удивительное и такое невероятное признание -- нет, он просто не знал, как ему повести себя именно в эту минуту, какое принять решение. За долгие годы такое случалось с ним не часто. Но, как у человека с исключительно рациональным мышлением, в его голове уже возник вариант, при котором открывшееся обстоятельство позволит ему в сложившейся на планете трагической ситуации сделать верный выбор.

Еще некоторое время он продолжал молча сидеть, принимая окончательное решение, а затем встал и, стараясь быть абсолютно спокойным, сказал:

-- Значит, говоришь, счастье? Н-н-да. Ну что ж. Счастье, так счастье. Пусть будет все, как ты желаешь. Где он, твой землянин? Его, кажется, Сергеем зовут?

-- Отец! -- Лемма в одно мгновение повисла на шее отца. По ее щекам текли слезы.

-- Я знала, что ты поймешь меня! Я занала!

-- Ну, ну! Успокойся. Женщине Лоуэ не к лицу слезы! Давай своего землянина ко мне. Будем знакомиться.

Нервное напряжение, с которым Сергей ожидал приема, достигло апогея. И когда ему показалось, что терпение его иссякло, открылась дверь и на пороге появилась сияющая Лемма.

Глава 10. ОТКРОВЕНИЕ

Дни пребывания на Лоуэ для Сергея проплывали один за другим, словно сладкий сон. С Леммой они почти не разлучались, несмотря на ее большую загруженность работой. Продолжалась расшифровка накопленных данных во время экспедиции, запись на лазерной аппаратуре наблюдений, сделанных экипажем.

От Сергея ничего не скрывали, и он с громадным вниманием воспринимал всю информацию. Было чрезвычайно интересно, как бы со стороны, с высоты знаний и уровня мышления высокоразвитых лоуэтян взглянуть на родную Землю, ее обитателей.