Если с пунктами захода все складывается более или менее определенно, то суда грядущей экспедиции проходят в «Графике» чаще всего под условными названиями, так как заранее неизвестно, какое из судов смогут дать вам пароходства, и все они, будущие участники очередного антарктического рейса, еще бродят по морям-океанам либо стоят в ремонте, набираясь сил перед плаваниями.
Еще хуже со сроками. Суда Дальневосточного пароходства идут в Ленинград через Арктику, разгружаясь по дороге в Певеке, Тикси, Диксоне, и это уже в сентябре – октябре, когда на трассе Северного морского пути начинается зима, кого-то прихватывают льды в проливе Вилькицкого, и прекрасно скорректированные в июле – августе сроки стыковки судов в сентябре уже оказываются некорректными. Так до самого выхода экспедиционных судов обновляется «График» и просчитывается его уже энный вариант, который за неделю до выхода первого судна в Антарктику еще не будет последним.
Наконец, после всех треволнений в конце октября – это еще хорошо – или в начале ноября – это уже хуже – первые суда все-таки начинают свой долгий путь в Антарктику. И конец октября, и начало ноября – это уже те сроки, когда всем понятно, что к началу антарктического лета одному и тому же судну и в Мирный и в Молодежную не успеть, что в дальнейшем нужно полагаться не только на свои знания и опыт, но и свято верить в удачу.
Пути судов, выходящих из Ленинграда (это работяги-транспортники типа «Амгуэмы», пришедшие с Дальнего Востока, и новые грузовые теплоходы типа «Пионера Эстонии» из Архангельска и все суда, принадлежащие Арктическому и антарктическому научно-исследовательскому институту), пересекают пути судов, следующих с Черного моря (это «пассажиры» и танкеры), в районе Канарских островов. Отсюда пути расходятся: те, что идут в район Молодежной и Мирного, прижимаются к Африке; те, что следуют на базу Дружную и на станцию Беллинсгаузен, уходят в сторону Южной Америки.
Атлантические трассы не вызывают проблем. Карты подробны, ибо эти акватории исхожены моряками многих поколений еще со времен Великих географических открытий. Авторулевой без колебаний держит судно на заданном курсе, а навигационная спутниковая система по меньшей мере один раз за вахту выдает координаты с точностью до одного кабельтова.
Но чем нас встретит Антарктика? Какие дороги выбирать там?
Тернист путь в океане
Сейчас выбирать эти дороги стало намного легче. Вот уже более 30 лет непременные участники экспедиций в Антарктику – топографы, гидрографы, геодезисты, географы, то есть все те, чья научная деятельность воплощается в листах карт самых различных масштабов, назначения, в страницах лоции, за которыми стоят эти 30 лет прозаических полярных будней на материке и в Южном океане, 30 лет «камералки» в стенах институтов, лабораторий, картфабрик. Правда, и сейчас на карте обширных пространств прибрежных вод едва ли отыщешь хоть одну обозначенную глубину. По сути дела, рядом с Мирным, на восток от островов Хасуэлл и до самого ледника Шеклтона, рельеф дна практически сплошное «белое пятно». Впрочем, даже если говорить о рейде Мирного, на который составлена подробнейшая карта, то и здесь не раньше чем в январе 1983 г. были открыты два острова. Островами их можно назвать с большой натяжкой, скептик вообще хмыкнет и сочтет их незаслуживающими внимания каменными пупками, едва торчащими из глубин моря. Рейд Мирного – это россыпь островов различных размеров, самый большой из которых, Хасуэлл, представляет собой каменную глыбу высотой около 100 м и площадью около 6 км2, с колониями пингвинов, гнездовьями птиц, с многочисленными озерками, обрывами, террасами, осыпями – словом, горную страну в миниатюре. Другие острова поменьше. Остров Токарева меньше Хасуэлла в несколько раз. Были там топографы, сделали подробную карту, поставили вешку на вершине, и, кажется, на этом его история как объекта для топогеодезических изысканий окончилась.
При аварийном варианте разгрузки тяжеловесов у Мирного, а случается он чаще «безаварийного», каменные террасы, вершины и снежники острова Токарева становятся убежищем тягачей. Так было и в январе 1983 г., когда тяжеловесов различных калибров и назначения набралось много как никогда – 22 штуки. Анатолий Лебедев, водивший гусеничные поезда по всем мыслимым и немыслимым трассам как в глубине Антарктиды, так и на припае среди паутины трещин, очень хотел устроить все это обилие подопечной ему техники с максимальными удобствами: чтоб и студеным ветром не очень обдувало, и соленой водой не захлестывало, и снегом не заносило. Тогда, при разгрузке, очень понравился ему снежничек между двумя вершинами острова. Ладный такой, уютный, укромный. «Давай, – говорит, – гидролог, сюда поставим, ну что гусеницы по камням уродовать». Мне это место показалось ненадежным – что-то в нем было зыбкое: «Нет, давай все-таки вот на этот пупок загоним». Дня через два пришла зыбь, взломало припай, и снежничек, что 25 лет стоял нерушимо, волна, как корова языком, слизала, и вместо одного острова – два и пролив шириной метров двенадцать.
Прошло еще два дня, закончили мы разгрузку, отправились на Молодежную. Обходим с севера Хасуэлл – что-то черное и горбатое из моря торчит. Соврали карты – есть к северу от Хасуэлла два острова: Плоский и Гребень, а тут третий безымянный появился на исхоженном вдоль и поперек рейде Мирного – тоже только сейчас решил открыться.
Антарктида, видимая белому свету, – ледяная, и почти все ее классические географические объекты – острова, полуострова, мысы, проливы и прочие приметные точки – тоже ледяные. Поэтому мало того, что вследствие текучести льда со временем меняются их координаты, но еще и пускаются странствовать по океану обширные провинции со всеми их географическими объектами и навсегда исчезают с карт. Совсем недавно перестал существовать полуостров Челюскинцев – крайний северо-западный выступ Западного шельфового ледника площадью более 3000 км2; исчез ледник Беллинсгаузена, который выступал в открытый океан более чем на 120 км; не обнаружили мы в 1975 г., когда открывали Дружную-1, бухты Чика, потому что выступ ледника Фильхнера, образующий ее западные и южные берега, отправился в дальнее плавание айсбергом размером 60 на 20 км, наконец и сама Дружная-1 оказалась на айсберге.
Все это придает прибрежному плаванию особую прелесть, ведь штурманы прочерчивают пути судов, имея в виду береговую линию, существовавшую год назад, а берега либо исчезают, либо появляются там, где их раньше не было. Это и немудрено – ледник сползает в океан со скоростью до нескольких метров в сутки.
Ледовые капитаны уже через два-три года после того, как на побережье появляется новая станция, приблизительно знают наиболее удобные пути подхода к ней. Для надежности примерно на траверсе Кейптауна или Буэнос-Айреса, где кончается сравнительно теплая Атлантика и суда готовы окунуться в слякоть туманов и бесчинства «ревущих сороковых» и «неистовых пятидесятых», на столе капитана появляется первая информация о ледовой обстановке на подступах к побережью Антарктиды. Это ежедекадное донесение на Большую землю и всем судам, бороздящим Южный океан, которое составляет наша антарктическая столица Молодежная по данным, принятым с искусственных спутников Земли. Качество и объективность этого ежедекадного обзора во многом зависят от технических возможностей приемной аппаратуры, но более всего от квалификации того, кто ее обрабатывает. Помню, лет 20 назад, когда эта система только начинала внедряться, на «Оби» был получен обзор, который, к сожалению, не удалось сохранить, так как он был украден любителями крокодильской рубрики «Нарочно не придумаешь». Кое-что из этого обзора мне запомнилось на всю жизнь. Например, там указывалось, что граница припая проходит по 50° ю. ш. – на самом деле в этих широтах и айсберги не всегда встретишь. Или, например, автор обзора, синоптик по специальности, утверждал, что были отмечены поля припая 500 км в поперечнике – припай всего, дай бог, 100 км шириною бывает, да и то в местах считанных: в заливах Лютцов-Хольм, Лена, у Мак-Мёрдо, иногда на подходах к Молодежной. Капитан и штурманы долго этот обзор помнили, и когда вечерком начинались байки за круглым столом, со снисходительной усмешкой заодно с тем синоптиком и нас, гидрологов, мюнхаузенами называли.