— Я — Локи Лафейсон, правитель Йотунхейма и Асгарда по праву наследования и по закону! — Разнесся в воздухе его звонкий, стальной голос. — Вызываю тебя на поединок, Один Всеотец, называвший себя моим родителем и владыкой Асгарда. И да будут небеса тому свидетелями! Победивший получает всё, побежденный уходит навеки в небытие. Настала пора выяснить раз и навсегда, кто же из нас по настоящему достоин. На кону всё — власть, судьба и жизнь. Принимаешь ли ты вызов, «Отец»?

— Вызов принят, — надменно ответствовал Один. — Признаться… Мне будет жаль убивать тебя… Но снисхождения, выродок, не жди. До победы или до смерти, да будет так!

— Я уже давно ничего от тебя не жду, — ровно отозвался Локи. Он понял то, что Один сказал между строк: он не признает поражение, скорее уж умрёт в бою. Но ещё вероятнее, по мнению Одина, что погибнет сам Локи. Впервые в жизни, несмотря на жуткую боль, словно выворачивающую его душу наизнанку и бьющую жалкие остатки привычной ему жизни, как тонкий лёд, им овладело абсолютное спокойствие. Да, всё правильно… Ведь кто-то должен это сделать.

«Я уже обещал убить тебя однажды, — пронеслось в сознании Лафейсона. — Да что там однажды, немало раз я стремился к мести. Но тогда я хотел расплатиться за те мучения, что перенес. Сейчас же… У меня просто нет иного выбора. Не только ради себя. Ради Тора. Ради Асгарда. Я пойду на это. Прости меня, если сможешь, мама. Ты бы этого не хотела. Но ведь мы оба знаем, что и я этого не хотел.»

Возможно, Локи всегда был слабее других. Но он всю жизнь преодолевал трудности силой решительности и упорства.

Возможно, он никогда не рвался на подвиги. Но зато исполнял свой долг неукоснительно.

И в этот момент он был уверен, что рука не дрогнет, но… Этого узнать ему было не суждено: Лафейсона опередили.

Пространство вздрогнуло. Один Всеотец не зря полагал, что непобедим. Ему подчинялась изначальная материя всех миров, которую он мог обратить в любую силу и стихию…

…Локи снесла оглушающая волна энергии. Пролетев по воздуху несколько метров, он рухнул на металлический пол. Судорожно пытаясь вдохнуть, Локи не успел уйти от следующей атаки, которая обрушилась на него, раздавливая многократно усиленным притяжением. Чувствовалось, череп был готов взорваться, белки глаз покраснели от лопнувших сосудов, не могло быть и речи о том, чтобы подняться, да даже просто пошевелиться. Казалось, ещё чуть-чуть — и магия переломает кости, минуя доспех.

Организм ответил на это практически без участия Локи, который был близок к потере сознания. Контуры тела чуть дрогнули, и перед Одином на полу оказался неправильный, слишком тонкокостный и небольшой по сравнению с сородичами ледяной великан.

Однако, какой бы ущербной не была йотунская сущность Локи, она, бесспорно, подходила сейчас куда лучше асгардской. Синий монстр сверкнул белками глаз, кровавыми от природы, и сделал лишь одно движение пальцем. На миг, лишь на миг Один потерял ориентацию, ему показалось, что он висит в космосе вверх ногами, что верха и низа больше просто не существует. Уже через секунду Всеотец раскусил иллюзию, но мимолетного мига расконцентрации хватило. Заклятие сбилось, ничто больше не приковывало Локи к земле.

Когда Один вернул себе ясное зрение, его окружали фигуры.

Лица.

Хорошо знакомые… иллюзии. Всюду, куда ни глянь…

Много отражений Фригги. Несколько клонов Тора с Мьёльниром.

Его друзья, четверка воинов.

И конечно, Хеймдаллы.

Один не удержал самообладания, вздрогнул: он и сам не отличил бы такую иллюзию от оригинала.

— Дорогой, любимый мой, я так скучала! — Вдруг воскликнул какой-то из этих миражей, и фальшивая Фригга бросилась к Одину в объятия. Всеотец судорожно отмахнулся Гунгниром. Но иллюзия не исчезла, нет: она с обидой и болью в глазах осела на пол.

— Один… Дорогой… За что? — На стекленеющих глазах проступили последние слезы… И, наконец, лицо посерело, теряя оставшуюся искру жизни.

— Ты за это поплатишься, ублюдок Лафея! — В ярости Один прикончил одним ударом ещё несколько иллюзий, которые не пытались защищаться или уходить от карающей руки Всеотца. На этот раз их предсмертный стон был общим. Каждый из раненых копьем мороков умирал столь же живо, мучительно и неумолимо, как сделал бы это реальный ас.

— Отец, что ты…

— За что, папа?

— Один, нет, прошу тебя, подумай что ты…

— Дорогой, муж мой, молю тебя, остановись…

— Ничего, мой повелитель, я понимаю…

Он пытался развеять этот сумрак, заволокший форпост Хеймдалла, но казалось, это сам воздух стал плотным, как дым.

Новые иллюзии всё выходили и выходили из тумана. Всеотец знал, что ничто из увиденного им не было реально, но собраться и найти выход из этого заколдованного круга он не мог.

Гнев и боль застили глаза, он бездумно косил Гунгниром несуществующих людей, которые умирали СЛИШКОМ по-настоящему.

Он не считал, сколько еще раз Фригга погибала у его ног. Отмахиваясь, он всё надеялся найти среди иллюзий единственный настоящий морок, под которым будет скрываться реальный Локи.

Сюрпризы, однако, не кончились.

Откуда-то из-за спины Одина вышел он сам, небрежно переступив через труп Тора.

— Каждый рано или поздно пожинает то, что посеет своими руками, — хрипло, с расстановкой произнесло это живое отражение, походя отшвырнув в другой конец зала очередную «Фриггу». И замахнулось на Одина копьем изо льда, точь-в-точь повторяющим Гунгнир. Один лишь недобро на это хмыкнул. Оружие в Асгарде — не просто вещь. Так просто его не заменишь и не подделаешь.

— Ты все равно не сможешь править. Гунгнир не примет тебя, — зло прокричал Один в туманную пустоту, перерубая ледяное копье, и, ощутив неприятный холодок по спине, вогнал настоящее оружие в сердце ненастоящего Всеотца.

— Он меня УЖЕ признал, когда ты исчез, — прошелестело отовсюду.

— Ложь, — рассмеялся Один, убивая очередного Тора. — Это оружие обладает разумом. Подчинить его насильно невозможно!

— Как и меня. Так что мы нашли общий язык, — вновь насмешливо отозвался туман. — В последний раз предлагаю тебе пойти на договор без кровопролития, Всеотец!

— Отдать тебе трон и уйти на покой? — Саркастично спросил Один, приканчивая пятую по счету Сиф, а затем еще одного Хеймдалла.

— Не трогать меня, Мидгард и Тора, — четко произнесли несколько следующих мороков, которые поплатились за это своей недожизнью.

— И ты смеешь выставлять мне условия? Наглец! — Гнев всё же пересилил все остальные противоречивые эмоции, и Один атаковал сразу во всех направлениях убийственной волной света и раскаленного воздуха.

Туман исчез.

Миражи тоже.

Но… спасая свой пошатнувшийся от реалистичности этой картины разум, Один оступился, оступился непоправимо и страшно.

Ведь его окружал МЕТАЛЛ.

Стены обсерватории поплыли, меняя форму, проседая, собираясь гармошкой, комкаясь и сборясь, как дорогая золотистая ткань. Но что еще хуже, сам механизм, служащий держателем для меча Хеймдалла, оплывал, как свечка.

В какой-то миг изменившаяся структура механизма как-то хитро согнулась, замкнулась, и…

Один издал дикий вопль ужаса. Уже почти неуправляемый Биврест ударил прямо в него. И теперь Один сгорал, распадался на частички. И кричал, кричал, кричал, пока ещё мог…

Откуда-то сбоку — Локи под иллюзией невидимости видел — к Всеотцу кинулся Хеймдалл. До того он не вмешивался, согласно закону. Поединок надо выиграть только в одиночку. Иначе — бесчестье.

Но сейчас речь шла о жизни и смерти, и Страж решился нарушить договор.

Ни Локи, ни Хеймдалл явно не ожидали того, что в этот момент произойдёт.

— Ну ты и тварь! Лучше умереть, чем принять твою помощь, Локи, сын ледяного чудовища! — Прохрипел Один и метнул Гунгнир.

В Хеймдалла.

Богу Иллюзий хватило доли секунды, чтобы осознать: Всеотец решил, что под обликом Стража Радужного Моста скрывается Локи.

Но ведь это был не он!

Это был Хеймдалл!