— Ну что, Ген? — робко спросила Аня.
— Ладно… — не поднимая головы, проговорил Генка. — Делайте…
— Сотня задатка нужна, — сказал Димка, — на рабочие расходы.
— У меня сейчас нету. — Выражение лица у него было несчастное.
— Когда будут? — сухо спросил Димка.
— В-вечером… — Генка даже заикаться стал. — В-вечером достану.
— Добро, — кивнул Димка. — Техпаспорт и ключи?
— Техпаспорт в машине, а ключи — вот… — Аня протянула ключи.
Димка открыл дверцу, сел в машину, включил двигатель и выглянул:
— Где мой гараж, Григорий Кузьмич знает. К вечеру чтоб сотня была. Иначе за два дня не гарантирую.
Взревел двигатель, дверца захлопнулась, и желтые «Жигули» покатили мимо шеренги таких же «Жигулей», «Волг», «Москвичей» и «Запорожцев» к распахнутым воротам стоянки.
Аня, Генка и сторож поплелись следом. Сторож сказал:
— А гараж его тут недалеко. За новыми домами. Я покажу.
Аня и Генка вышли за ограду автостоянки.
— У меня есть пятьдесят рублей, — жалобно сказала Аня. — На туфли копила. Может, я куртку свою замшевую продам, а? Итальянская, хорошая. Галка Светлакова давно ее у меня выпрашивает…
— Не надо… — Генка собрался с духом, поняв, что все же надо быть мужчиной. — Я машину разбил, я и башли доставать буду.
— Русско-японская война девятьсот пятого года показала всю гнилость и чудовищную отсталость царской России, — размеренно говорил историк Яков Павлович, расхаживая вдоль стены с черной доской. — Даже армия, на которую опирались царь, помещики и капиталисты, даже армия была поражена теми же смертельными недугами, что и весь царский строй…
Класс терпеливо и в меру внимательно слушал. Хотя кое-кто читал книжку, положив ее на колени, кто-то рисовал рожи на тетрадном листе, кто-то играл в «морской бой».
Мишка уже несколько раз пытливо смотрел на Генку, сидевшего рядом с ним, потом раскрыл толстый блокнот, написал на чистой странице: «Что это ты сегодня такой задумчивый? Плохо провели остаток воскресенья?»
Генка прочитал, вздохнул и написал ответ: «Хорошо провели. Анькину машину раскокали».
Мишка прочитал, удивленно вскинул брови, написал: «Сильно?» — и передвинул Генке блокнот.
«Прилично, — написал Генка. — На триста шестьдесят колов. Если Анькин фатер узнает — помереть может. У него недавно инфаркт был».
«Кто разбил, ты?» — написал Мишка.
«Конечно. Мне, кретину, всегда везет», — написал в ответ Генка.
«Где деньги доставать будешь?» — написал Мишка.
— Черт его знает… — шепотом ответил Генка. — У матери вымогать придется… Если мой фатер узнает — на стенку полезет…
— Несмотря на героизм и стойкость русских солдат, царская армия терпела поражение за поражением. В армии, впрочем, как и везде, процветали воровство, коррупция, бесчеловечное обращение старших чинов с младшими. Народ проклял эту войну, относился к ней с презрением… — Историк заученно рассказывал и сердито поглядывал в сторону Генки и Мишки.
— Сегодня вечером жестянщику сто рублей задатка отдать надо, — шепотом говорил Генка. — А где башли достать, черт знает…
— Маг продай… — посоветовал Мишка.
— Я его чинил два раза… И фатер сразу заметит, прицепится. В общем, труба дело…
— Куликов, выйди, пожалуйста, из класса, — раздраженно проговорил историк.
— Почему? — нисколько не смутившись, спросил Генка.
— По полу, голубчик, по полу.
— Да за что, Яков Павлович?
— За дверь, голубчик, за дверь. И встань, когда разговариваешь со старшими.
Генка нехотя поднялся, подцепил с полу сумку с книгами и вразвалку вышел из класса, бросив на Мишку, а потом на Аню, сидевшую в другом ряду, удрученные взгляды.
— Надеюсь, Рубцов, ты понял, почему я и тебя не удалил из класса? — спросил историк.
— Почему? — спросил Мишка.
— Чтобы вы не смогли в коридоре продолжить вашу увлекательную беседу… — Он посмотрел на часы. — Итак, продолжим…
…Генка побродил по пустым коридорам, почитал школьную стенгазету с карикатурами, спустился на первый этаж. Было непривычно тихо и пустынно. Вдруг послышались громкие шаги, и Генка нырнул в туалет. По коридору шла учительница. Генка подождал, пока стихнут шаги, вышел из туалета и двинулся по коридору к вестибюлю.
И тут на противоположной лестничной площадке снова раздались чьи-то шаги. Генка испуганно оглянулся, увидел на одной двери черную табличку «ФОТОСТУДИЯ», дернул ручку, и дверь подалась. Генка торопливо юркнул внутрь, закрыл дверь. Шаги простучали по коридору, и снова наступила тишина.
Генка поставил сумку на стул, огляделся. Кабины для проявки и зарядки фотоаппаратов, фотоувеличители на столах, разные химикалии, ванночки, баночки, пачки фотобумаги. А на стенах развешаны в рамках разные фотографии. Генка медленно прошелся вдоль стены, машинально отворил дверцу навесного шкафа — там было полно фотоаппаратов, отечественных, дешевых. Генка взял один, повертел в руках, положил обратно. Открыл дверцу другого шкафа и увидел черный футляр кинокамеры, на которой блестели тисненые серебристые буквы «ПЕНТАКА». Генка осторожно взял футляр, вынул, осмотрел кинокамеру. И тут его пронзила, как током, мысль, что камеру можно взять. Генка облизнул губы, огляделся по сторонам, будто кто-то мог его в это время видеть. Потом снова, уже опрометью кинулся к своей сумке, стал торопливо запихивать туда кинокамеру. Вспомнил что-то, вернулся к столу за футляром, положил туда кинокамеру, а уж потом — в сумку. Застегнул «молнию» и только тогда перевел дух. Осторожно подошел к двери и выглянул в коридор. В коридоре — никого…
…Мишка и Аня медленно шли по переулку. Скоро переулок кончился, и стали видны пруды, на льду которых, как в броуновском движении молекул, сновали на коньках мальчишки и девчонки.
— Куда он подевался, ума не приложу… — озабоченно проговорила Аня, зябко поеживаясь.
— Деньги, наверное, ищет, — предположил Мишка.
— Нет, ну какие идиоты, а? Нашли на свою голову приключений, — с досадой сказала Аня. — Хорошо хоть, что в милицию не попали.
— Может, плохо, — усмехнулся Мишка. — Может, тогда машина цела осталась.
— Да ну тебя, Миш… — поморщилась Аня. — От тебя дождешься утешения… по большим праздникам.
— Любое утешение — лекарство для слабеньких…
— А я и есть слабенькая… — Она грустно вздохнула. — Слабенькая и несчастливенькая… Как я отцу в глаза посмотрю — представить себе не могу…
— А Генка тоже слабенький? — спросил Мишка, пропустив последнюю реплику Ани мимо ушей.
— Генка тоже. С виду здоровый, отчаянный, а характера — никакого, — даже с досадой сказала Аня.
— Смотри-ка! — удивился Мишка. — Не ожидал, что разбираешься в людях.
— Но парень он хороший.
— А я? — подумав, спросил Мишка.
— У тебя характер есть… но ты злой… — Аня задумчиво смотрела на пруды, на ребятню, носившуюся по льду.
— Почему — злой? — Мишка посмотрел на нее с недоумением.
— Не знаю… мне так кажется…
— Может быть, — неожиданно согласился Мишка. — В наше время добреньким приходится плохо.
— Почему? — теперь спросила Аня.
— Все за их счет проехаться хотят… за дураков считают… оскорбляют… как мою матушку, например…
— Все-таки мне больше нравятся добрые, чем злые.
— Мне тоже, — сказал Мишка.
— Потому что можешь проехаться за их счет? — насмешливо спросила Аня.
— Этого за мной никогда не водилось, — нахмурился Мишка.
— Извини… просто у меня настроение ужасное… Все ломаю голову, где достать деньги. Ведь это я подначила Генку на машине поехать. Покататься захотелось, дура чертова… — Аня быстро пошла вперед, опустив голову.
— Ань, я могу достать рублей семьдесят… — Мишка догнал ее. — Но ведь это вас не спасет?
— Не спасет… Где же Генка? Может, зайдем к нему, а, Миш?
— Я к нему не пойду. Никогда, — твердо ответил Мишка.
— Почему?
— Есть причины… — Он посмотрел на часы. — Извини, Ань, меня в детском саду ждут… Родители с детьми, снимать их надо. Хочешь, вечером увидимся.