Три года. Боже.

— Но как же время? Ведь оно течёт, идёт своим чередом.

— А я не старею, — продолжил он. — Для меня всё — вечность. Что я жил там, что живу здесь. Я не помню, как родился и рос в своём мире. Начал жить с того самого возраста, в котором сейчас нахожусь, и так и не повзрослел.

— То есть, вы хотите сказать…

Теперь всё встало на свои места. Ну, конечно же. Как я мог сам не догадаться? Вечная работа, вечная жизнь, а в памяти — ничего,  кроме имён и лиц всех знакомых, и обязанности, занявшие почётное место в моей жизни — являться на фабрику каждое утро. Каждый день. С утра до вечера.

— Благодарю вас, — я повернулся было, чтобы идти, но ещё раз взглянул на Альберта. — Вы мне очень помогли, мистер Заламов.

— Не стоит, сэр. Спасибо за приятную беседу.

— Вам спасибо, — я отошёл от него на пару шагов. — И, мистер Заламов, — он повернулся ко мне. — Я был не прав на ваш счёт.

Я торопливо направился к Джесси.

Они закончили разговаривать, и она с любопытством смотрела на меня, ожидая, что я заговорю первым.

— Спасибо, сэр, — я снял шляпу. — Без вас и вашего героя я не знаю, что бы и делал. Спасибо за всё.

— Приходите ещё, — подмигнул мне писатель, и мы с Джесси вышли из магазина.

Железо неслось без остановки. Джесси каким-то образом остановила одно, мы сели внутрь. Только тогда я вспомнил, как нелепо выгляжу. Чёрт возьми, и что подумал обо мне Альберт?

— Джесс, — нарушил тишину я.

Она оторвалась от наблюдения пейзажа за окном.

— Как скоро ты собираешься заканчивать книгу?

— Через месяц, — спокойно ответила она. — Может, больше.

Я удобнее облокотился на сиденье и закрыл глаза. В горле застрял ком, я не мог произнести больше ни слова. Я не хочу умирать.

Я провёл новую линию, достраивая чертёж. Слух ласкал скрежет бумаги, в голове витали только приятные мысли, несмотря на разговор с Альбертом. Да и забыл я как-то быстро о книжной смерти. То, что Джесси отправит меня домой и захлопнет свою тетрадь, казалось мне нереальным. Я не решился рассказать ей о том, что может произойти, но в скором времени решусь. Надеюсь, что решусь. Рука скользнула по шероховатой поверхности, я на миг зажмурился. Порез уже почти зажил, но боль осталась.

— Итан! — потирая выпуклый рубец на коже, я оглянулся. Уилл, улыбаясь, бросил тёмные перчатки на свой стол и на некоторое время удалился. Вернулся он уже без верхней одежды.

— Ну и погода на улице! А ты чего такой угрюмый?

Он подошёл ко мне и взглянул на чертёж. Я не торопился их убирать, потому что знал, что Маркес придёт не скоро – слишком мало рабочих было в мастерской, а за работу приниматься не хотелось.

— Опять за своё, — буркнул друг, косясь на меня. — Когда ты перестанешь ерундой заниматься?

— Ты о чём?

Он ткнул пальцем в то место, где на чертеже была нарисована кабина.

— Я подправлю. Знаю, что такой нагрузки не…

— Я не именно об этом!

Я вскинул брови.

— Что за чушь, ну скажи мне! Летающие станки! Передвигающееся железо! Глупее не придумаешь!

— Уилл, ты болен?

— Я абсолютно здоров.

— По тебе не видно. Ты ведь знаешь о моих увлечениях и ни разу слова дурного не сказал.

— Я пытаюсь вернуть тебя в реальность! Ты помешан на фантастике. На этих магических шкафах, на придуманных девушках.

Я начинал злиться и, отодвинув чертежи на край стола, приблизился к Уиллу.

— Не трогай Джесси.

— А то что?

— Уилл, я тебя не узнаю.

Он усмехнулся.

— А ты меня знаешь? Очень хорошо? Да? Докажи.

Я замолчал, смиряя весь гнев на стоящем на соседнем столе стакане. Если бы он в ту минуту разбился, разлетелся на тысячи осколков – а я всё отдал бы за это, — Уилл перестал бы нести чепуху, которая от него никак не отставала.

— Хорошо, — я глубоко вздохнул. — Я закончу с этим, только не говори Маркесу.

Он довольно улыбнулся.

— Вот и славно.

Я действительно перестал чертить, завернул лист и включил станок – всё это с ошарашенным видом и горьким чувством внутри. Я не узнавал друга.

Рабочий день уже подходил к концу, но домой я не спешил, всё равно ведь посещу Джесси. Рабочих в мастерской становилось меньше, я сидел за выключенным станком и, вновь предаваясь мечтам, чертил. От занятия меня отвлекли шаги людей. Я поднял голову и,  к своему огромному удивлению, увидел Маркеса и Уилла. Они остановились возле меня. Я с сомнением взглянул на друга,  догадываясь,  по какому поводу они пришли.

— Корбес, — Маркес протянул руку, готовый забрать листки. Я тяжело вздохнул и отдал ему чертёж, где только что рисовал.

— Всё, Корбес, — раздался раздражённый голос.

Под столом я хранил остальные и, вытащив их, покорно отдал начальнику.

— Это не всё, — произнёс Уилл.

Я обвёл его корящим взглядом. Зачем он так? За что? С ещё более горьким вздохом я приоткрыл крышку рабочего стола, где, по идее, должны храниться запасные детали для станка, и передал Маркесу множество мелких листков. Я и сам о них почти забыл,  а в последний раз открывал их, чтобы перечертить на большой лист. Маркес с каменным лицом принял от меня листы и двинулся к выходу с фабрики. У меня отлегло от сердца. Сейчас он выйдет, скомкает и порвёт чертежи, и выбросит на ближайшую помойку, и не будет рассматривать их и присваивать изобретения себе.

— Зачем, Уилл? — Я был на грани срыва, хотя меня и успокаивало то, что чертежи я ещё могу вернуть. Друг молчал,  но я был уже не уверен,  что стоит называть его другом. — Зачем, Уилл?!

По мастерской прокатилось эхо,  и я вздрогнул от своего же голоса.

— Хочу вернуть тебя на землю, — спокойно ответил он, сунув руки в карманы.

— Ты ведь верил мне. Ты видел её своими глазами.

— Видимо, у кого-то из нас с головой плохо.

— Это он тебе сказал? Он,  да? — я напрасно тыкал пальцем в закрытые фабричные двери. Бесполезные попытки. Уилл изобразил что-то наподобие улыбки.

— Идём домой.

— Он предложил тебе что-то? Повышение? Деньги? Ты продал меня, верно?

— Итан, идём домой.

Как холодно прозвучало моё собственное имя, произнесённое им!

Почти наравне с маркеровским «Корбес».

— Я постараюсь всё простить, если ты скажешь правду.

— Нет никакой правды, Итан! — Уилл наконец повернулся ко мне, и я заметил, какое бледное у него лицо. – Кто любит,  когда тебе вешают лапшу на уши?

— Ты же сам видел, как я пропадал в шкафу.

Я чувствовал, как мой голос всё более затихает. Во рту на языке защипало, загорчило. Я впервые узнал вкус предательства.

— Не всему есть логическое объяснение.

Он отвернулся и двинулся к дверям. Казалось, от меня уходит не друг, а незнакомый человек.

— Уилл…

Голос сорвался на хрип, потому что в тот момент двери раскрылись. В мастерскую ворвался ветер, сметая всё на своём пути. Я бросился было к другу, но снежный вихрь отбросил меня назад,  а потом всё быстро закружилось. Я не успел опомниться,  как с изумлением узрел, что меня бережно гладит по голове какая-то девушка. Сам же я лежал в постели – похоже, в тяжёлом состоянии.

— С ним всё будет хорошо?

— Конечно, — девушка с каштановыми волосами улыбнулась и посмотрела на Уилла, который спрашивал. – Всего лишь простуда.

— Простуда… — эхом вторил ей друг.

Я моментально откинул плохие мысли и улыбнулся, представляя, как сейчас, в этот самый миг, за тысячи миль отсюда, Джесси сидит в светлой комнате, может, тоже улыбается, и пишет книгу.

А дальше дни понеслись один за другим. Скучно, непрерывно и длительно. Несколько раз я попытался заговорить с Уиллом, но всё было тщётно.

Чертить я тоже перестал. Все макеты с самыми важными деталями Маркес забрал, а чертить новые то времени не было, то было слишком рискованно – казалось, оба недруга не сводят с меня взгляда. Это мешало и днём, и ночью, потому что кошмары — не самое приятное, что можно видеть ночью.