- Сашенька-Замарашенька, грязнулечка мой ненаглядный, поиграй со мной, мне так скучно: всё одна да одна. Я такая несчастная, у меня зубы болят. Я хоть и Сила, но здоровье у меня совсем слабое.

И в этот момент Кренделькова словно прорвало. Пересиливая боль, он зло крикнул:

- Не буду я с тобой играть, мне самому плохо. Обманула ты меня, увела из дому, лучше бы я умылся два раза холодной водой с мылом, чем с тобой удрал. Бабушка бы мне всё простила, отходчивая она. А теперь… Теперь сиди здесь с таким пугалом, как ты. Глаза б мои тебя больше не видели.

И Крендельков отвернулся.

Услышав эти слова, Сила часто-часто заморгала ресницами, готовая заплакать. Она-то думала, Саша ей настоящий друг, а он вон как заговорил. Неона ли для него старалась, ползала на коленях потраве, землянику собирая? Какая чёрная-пречёрная неблагодарность!

Так обидно Силе стало, так до слёз обидно, что не сдержалась она, заревела в два ручья, хотя прекрасно понимала, что ей вредно плакать: слёзы ведь всю грязь со щёк могут смыть. Но она об этом и не подумала. Вот как Саша её расстроил. У шла она от него вся в слезах.

А Крендельков сидит себе на пеньке и размышляет. «Как, оказывается, неприятно, когда рядом с тобой грязнуля живёт». И он посмотрел в строну Силы, которая, размазывая кулачками грязь под глазами, продолжала рыдать, но уже негромко, почти неслышно. Только по её вздрагивающим худым плечам можно было догадаться, ч то она плачет.

«Нет, с меня довольно,- решил Крендельков - Я умываю руки. И лицо тоже».

Благо, боль в животе на время прошла, и Саша смог без мучении подняться с пенька и выпрямиться. Затем он направился к звенящему невдалеке ручейку.

Подойдя к воде, он наклонился над зеркальной гладью и увидел своё отражение. Правда, до него не сразу дошло, что этот отразившийся в воде косматый, с грязным лицом мальчик и он, стоящий на берегу Саша Крендельков,- один и тот же человек.

«Зря я Силу обидел,- подумал Саша.- Сам ведь ничуть её не лучше. Как же неприятно было окружающим видеть меня всё время таким грязным. А я ещё считал, что мытьё - личное дело каждого».

Став на колени и сложив ладони ковшиком, Крендельков зачерпнул из ручья прозрачной холодной воды. Умыл руки, лицо, шею. Даже уши, и те не забыл. Вот только пожалел, что мыла нет, -без него труд но как следует отмыться. Вытерся краем рубашки. На душе как-то сразу стало полете.

«Вот сейчас можно и порезвиться, в салочки поиграть,- вздохнув полной грудью, подумал Саша - А то Силе и в самом деле одной скучна Поговорю сейчас с ней, пусть и она в ручейке поплещется. Холодная вода - это совсем не страшно. Даже приятно…»

Возвращаясь обратно, Крендельков обнаружил густые заросли дикой малины. Порядком исцарапавшись, он нарвал полные пригоршни не слишком крупных, зато спелых ягод. Пошёл к роднику, обмыл их в прозрачной воде. На обратном пути половину ягод отправил себе в рот, а остальными - самыми крупными - решил угостить Силу.

А та, кажется, и не ожидала, что Саша вернётся.

- Вот, возьми,- протянул ей Крендельков горсть малины.- Не бойся, чистая, я её в роднике помыл.

Он хотел добавить ещё что-нибудь ласковое, тёплое, чтобы Сила забыла про нанесённую ей обиду, но слова не находились. Не привык он ласковые слова употреблять.

- Кушай, пожалуйста,- вот и всё, что он смог сказать. Эх, у бабушки бы ласковым словам поучиться.

Нечистая Сила, всхлипывая, отрицательно покачала головой:

- Мне чистые ягоды вредно. Я к немытым больше привыкла. Чтоб прямо с куста и в рот. От чистых ещё живот заболит…

- Так ведь он у тебя и от грязных ягод частенько побаливает, сама же говорила,- припомнил Крендельков.

- Правильно, побаливает. А вдруг ещё сильней заболит? Спасибо. Сашенька, но я не хочу. Скушай, пожалуйста, сам. У меня и аппетита что-то нет.

«Даже ягод от меня взять не хочет, обиделась,- по-своему истолковал отказ мальчик.- И поделом, сам виноват».

Саше стало так тяжело, так стыдно: и за то, что обманул одноклассников, притворившись больным, и за то, что расстроил бабушку, не пожелав умываться, и зато, что наговорил обидных слов Силе. Да мало ли ещё за что…

«Уйду куда глаза глядят. И никому-то я не нужен… Эх, знать бы дорогу домой»,- размышлял Крендельков, не замечая, что ноги уводят его всё дальше от Нечистой Силы. Если бы он оглянулся, то увидел, с какой грустью смотрит она ему вслед. Силе хотелось крикнуть: «Куда же ты? Заблудишься», - но комок застрял у неё в горле.

… Ветка дерева сильно ударила Сашу по лицу. От удара он будто очнулся. «Куда я иду?»- пронеслось в голове у мальчика. Он стал осматриваться по сторонам, но кругом был лес, лес, лес.

Где-то неподалёку, хрустнув сухими ветками, пробежал волк. Саше стало страшно, и он быстро пошёл вперёд, лишь бы что-нибудь делать, лишь бы не стоять на месте.

«Никогда я больше не увижу своих товарищей, бабушку. Так и не починил ей утюг, а ведь целый месяц обещал… Синичкин, наверное, за чертежом везделёта приходил. Была бы возможность послать письмо, написал бы, что дарю ему свою действующую модель. На память…»

Крендельков шёл, не разбирая дороги, и воспоминания недавнего прошлого мелькали перед ним, словно ветви, сквозь которые он продирался, сам не зная куда. И, подобно ударявшей по лицу ветке, каждое воспоминание причиняло ему боль.

Но вернёмся вновь к нашему главному герою - Илюше Синичкину. Помните, он попал в лапы к людоеду Ням Нямычу Куле-Бяке, который, выйдя через «черный ход» на двор, спустился в погребок за перцем.

А в это время к парадной двери подскакала жаба Кваверза. Она заглянула в замочную скважину: из-за спинки кресла виднелась светловолосая голова того самого, с «золотым» сердцем, мальчугана.

- Эх, ещё не съел мальчишку,- сокрушённо вздохнула жаба - Ничего, подожду.

И она прыгнула в кусты.

Только-только исчезла в зарослях Кваверза, как к двери подбежал медвежонок Мишка. За ним, от усталости еле махая крыльями, летела ворона Каррамболькина. И медвежонок, и ворона дышали так тяжело, что даже Синичкин услыхал их.

- Помогите!- закричал он- Я здесь.

Распахнув дверь, Мишка молнией ворвался в пещеру - и откуда только силы взялись?! Ворона осторожно последовала за ним.

- А людоед где?- с опаской оглядываясь по сторонам, поинтересовалась она.

- Вышел,- хотел махнуть рукой в направлении «черного хода» мальчик, забыв, что его по прежнему держат рычаги.

Медвежонок начал дергать за них, задел нечаянно какую-то едва заметную кнопку, и рычаги сами собой моментально исчезли в спинке кресла.

- Оригинальная конструкция!- прокомментировала ворона.

Синичкин хотел встать, но ноги не держали его. Тело было непослушное, словно чуткое.

- Я по-кар-раулю пока,- сказала Карролина Каррловна, видя, что бежать им сразу не удастся.

Ворона вышла через «черный ход» во двор и стала расхаживать около двери.

«Интересно,- вдруг мелькнула у неё мысль,- людоеды ворон едят или нет?»

Так как точных сведений у неё на этот счёт не имелось, она на всякий случай взлетела на нижнюю ветку растущего рядом клена.

Ворона крыло козырьком к глазам приставила - вглядывается в даль, а людоед в это время как из-под земли появился. И на самом деле из-под земли - из погреба. А ворона всё в даль пристально смотрит. Проморгала она людоеда.

Ням Нямыч, мурлыча под нос песенку, вошёл в пещеру, близоруко прищурился: кресло, на котором сидел мальчишка, пустовало.

«Померещилось»,- подумал людоед, снял очки, протёр их носовым платком, посадил очки обратно на нос, присмотрелся вновь и - пришёл в ужас: мальчика в кресле действительно не было. Металлическая баночка с молотым перцем выпала из рук Ням Нямыча и, ударившись об пол, раскрылась. Едким облаком перец поднялся вверх.