разболелись глаза, и она избавилась от этого недуга лишь благодаря

чудесному вмешательству самого Абу Са'ида

18 .

Это предание ясно говорит о том, что подобные стихи (руба'и) в

то время считались несовместимыми с саном диейха, легкомысленными

и безнравственными. Можно думать, что стихи такого рода были тогда

преимущественно продуктом народного творчества. Это доказывает как

тот хорошо известный факт, что руба'и — форма не арабского происхо-

ждения, так и другое интересное указание, содержащееся в той же

биографии.

Рассказывают, что шейх Абу Са'ид, проходя по нишапурскому ба-

зару мимо торговца рабами, услышал, как молодая рабыня пела в

сопровождении чанга такие стихи:

^ —I

Сегодня в этом городе нет такой подружки, как я.

(Привели {меня] ,на базар, а покупателя и нет.

К тому, кто хочет купить, влечения у меня нет,

а к кому влечение, тот купить меня не может.

15 Жуковский, Жизнь и речи Абу Са'ида, стр. 30.

•

1в Т ам ж е.

17 Д а н г — одна восьмая дирхема, х а б б а — обычно одна десятая данга.

1 8 Жуковский, Жизнь

и речи Лбу Са'ида, стр. 34—35.

19 Там же, стр. 75.

48

Нет сомнения, что это руба'и— импровизация, что это такая фор-

ма, в какой и до наших дней иранцы и таджики изливают свои чув-

ства. Вместе с тем между приведенным выше руба'и и этой песенкой по

существу разницы нет никакой и руба'и из проповеди Абу Са'ида, конеч-

но, тоже идет из народа. О другом руба'и шейх говорил, что получил его

от одного из своих учителей, Бишра ибн йасина:

Без тебя, о душа, не знаю я покоя,

благодеяния твои сосчитать не могу.

Если 'на моем теле каждый волосок станет языком,

то и тогда одну тысячную часть благодарности выразить не смогу.

Здесь та же народная форма, но содержание показывает, что со-

здано оно все же специально для суфийской беседы.

Наряду с руба'и среди использованных Абу Са'идом стихов есть

и газель, по характеру приближающаяся к рассмотренным выше араб-

ским стихам:

c-1Ù o\ ^j- ώ ^>j Sji j Ь üj·** ^

< - Γ- ^ £ · - λΧΝ^ c£j Ij- · ^4* JJJ

JJJ ^

A

^

Ο 1>^ ς ^ J^- JÏ

Л? (jbb pâ* Jİ

На друга за пзсякий пустяк нельзя обижаться,

ибо эта любовь такова—то радость, а то горе.

Если унизит вельможа, унижение—не в укор,

а если опять обласкает, то клеймо обиды остынет.

Сто добрых [дел] .из- за одного злого нельзя забывать, если - опасаешься шшгшв, нельзя есть финики.

Он гневается, ты проси прощения,

ведь нельзя ж г »каждый день брать себе нового друга.

Сходство этой газели с приведенными арабскими стихами бросает-

ся в глаза. Однако Абу Сa

f ид сам стихов не сочинял. Это явствует us

его собственных слов. Однажды он написал на обороте письма дерви-

ша такой бейт:

JLi

Когда ты стал прахом, ,я стал прахом твоего праха,

когда я стал прахом твоего праха, я очистился.

А затем он обратился к муридам и сказал: «Мы никогда

22 стихов

не писали

23 . То, что раздается из наших уст,—сочинение доблестных

2 0 Там же, стр. 50.

21 Там же, стр. 45—46.

99 €

N • * > —в изд. неверно:

— в изд. н еверн о:^!

4 Е. Э. Бертельс 49

мужей, а большая часть этого принадлежит Абу- л- Касиму Бишру

[ибн Йасину]

24 ». Джами дает дату смерти этого шейха — 308/920- 21 г., но так как Абу Са'ид родился в 967 г., а в детстве и даже юности об-

щался с шейхом, то эта дата явно неверна. Ее надо отодвинуть лет на

семьдесят (378/988- 89). Но и при такой датировке вполне очевидно, что стихи на персидском языке декламировали на беседах шейхов уже

в середине X в. Все образцы этих стихов отличаются одними и теми

же свойствами: простотой, естественностью, близостью к народному

творчеству. Эти свойства вполне понятны. Ведь если на беседах шей-

хов и бывали иногда знатные и богатые люди, то основная масса слу-

шателей все же состояла из неграмотных или малограмотных ремес-

ленников и мелких торговцев. Щейх должен был приспосабливать свои

беседы к их уровню, его речи должны были быть доступными. Отсюда

и обращение к народному творчеству и стремление приблизиться к не-

му. Слушателям надо было дать что- то близкое им, родное. Отсюда

безыскусственность, простота, даже, может быть, примитивность язы-

ка, легкие метры стиха, близкие к народному пониманию образы. Изы-

сканной игры слов, характерной для придворной поэзии, нет и следа, нет и столь типичной для нее эрудиции. Но зато есть стремление к

максимальной эмоциональности, к глубокому воздействию на чувства, а отсюда — порывистость, широкое развитие словесной инструментовки, повторы, омонимы, глубокая рифма, частое применение длинных

радифов. Эти свойства суфийская лирика сохраняет и далее, что можно

доказать хотя бы таким руба'и гератского шейха 'Абдаллаха Ансари

(1006—1088):

\ Опьянен я тобой и от вина и чаши свободен.

Добыча я твоя, от зерна и силка свободен..

Цель моя, когда я устремлюсь к Ка'бе и капищу,— ты.

Если б не это, то от этих обеих стоянок (макам)

я свободен.

К сожалению, о маджлисах шейха Абу Са'ида мы знаем только

то, что он пел на них стихи, отвечал на обращенные к нему вопросы, собирал подаяние в пользу бедных. Беседы эти, вероятно, кем- то запи-

сывались, ибо в его биографии говорится: «около двухсот его бесед

(маджлис) в руках у людей»

25 , т. е., очевидно, ходят по рукам в за-

писях. Таких записей пока не обнаружено, но есть записи маджлисов

автора XIII в., которые, как мне кажется, дают весьма ясное представ-

ление о характере таких бесед и, может быть, мало чем отличаются

эт бесед XI в. Это маджлисы знаменитого Са

? ди, сохраненные в его

собственной редакции. Ознакомимся с основной частью одного из них.

24 Жуковский, Жизнь и речи Абу CaHıda, стр. 54. Таким образом, нельзя делать

шейха Абу Са*ида автором старейшей суфийской поэзии на персидском языке. На со-

ответствующие отрывки обеих биографий Абу Са'ида я впервые указал в докладе Кол-

легии востоковедов при Азиатском музее Академии наук в декабре 1921 г. Через два-

три месяца в Ленинграде была получена книга Р. А. Никольсона (R. A. Nicholson, Studies in islamic mysticism, Cambridge, 1921), где этот автор пришел к тому же выво-

ду. Соответственно надлежит исправить его заметку в «Encyclopédie de l'islam», опуб-

ликованную в 1943 » г. На необходимость этой поправки указано в моем «Очерке исто-

рии персидской литературы», Л., 1928, стр. 55. <Ср. стр. 56 наст. изд. — Рд^

25 Жуковский, Жизнь и речи Абу Са'ида, стр. 55.

50

Вступление составляет касыда муламма\ в которой арабские бейты

чередуются с персидскими. За этим следует восхваление Мухаммада,.

причем подчеркивается, что все пророки до него своими достижениями

обязаны только ему (теория нур Мухаммади), Затем Са'ди продол-

жает: «[Пророк]... говорит:

^ , то есть: ,,Всякий, кто в этой обители бренности и месте само-

обольщения, которое ты зовешь этим миром, дожил до сорока лет, если

благие дела его не перевешивают порочные его дела, и покорность [бо-

гу] он не предпочитает мятежности, тому скажи: собирай поклажу и

направляйся в ад!" Великая угроза и большое предостережение это для

[всех] непокорных в общине пророка! Они драгоценную жизнь свою про-

дали за зерно запретного, хирман покорности спалили огнем мятежности, пришли они ко дню Воскресения, не имея цены.

Чтобы доказать эти слова, скажу я притчу и поищу драгоценную

жемчужину в море мысли. Видал ли ты свечу, которую зажгли в под-

свечнике и накопили в сердце любовь к ней? Собрались вокруг нее