развиваться, не имела она и своего стиля. Поэтому суфийским шей-
хам не оставалось ничего другого, как обратиться к народной поэзии, откуда они позднее заимствовали столь излюбленную персидскую фор-
му четверостишия. Арабский жанр газели был заимствован и преобра-
зован ими применительно к народной песне, и так возникла своеобраз-
ная персидская любовно- мистическая лирика, являвшаяся резкой про-
тивоположностью арабской суфийской поэзии. Арабская поэзия ищет
внешних эффектов, она стремится ошеломить читателя технической за-
конченностью
5 . Персидская же суфийская лирика пренебрегала фор-
мой, стараясь заменить художественную законченность задушевностью
и теплотой. Суфийская газель в Персии была прежде всего звучной
и напевной песнью, достигавшей в большинстве случаев непосредствен-
ного воздействия на душу, способной потрясти чувствительную натуру, даже и без глубокого понимания ее метафизического содержания
6 .
Таким образом, персы обрели готовый образец лирики (газель) в
арабской поэзии, но они изменили и приспособили его для своих нужд.
Иначе обстоит дело с дидактической поэзией в форме месневи. Эта
форма не была известна арабам и должна была быть самостоятельно
создана персами. Рассмотрим теперь подробнее зопрос о возникновении
поэзии этого рода.
Распространение суфийских учений осуществлялось обычно двумя
способами. Через непосредственные устные поучения шейхов: инди-
видуальные— общение пира и мурида, или коллективные — в форме
проповеди, обращенной к массам (ваз), или же через обнародование со-
ответствующих посланий (так называемые рисале). Оба способа очень
важны для нашей статьи. Составление рисале началось очень рано.
Нам известны послания, составленные самое позднее в начале второго
века хиджры
7 . К сожалению, мы знаем их большей частью лишь по
названию. Только немногие произведения этого периода дошли до нас, да и они, сохранившиеся обычно в уникальных рукописях, очень мало
доступны. Все эти сочинения стремятся главным образом установить
более или менее точное определение различных стадий (макамат) на
пути к мистическому прозрению и объяснить психические явления, свя-
занные с нравственным очищением. Их основой является, таким обра-
зом, в высшей степени острый и глубокий психологический анализ, который влечет за собой морализирующую проповедь.
4 Я имею при этом в виду поэзию на персидском языке, пользующуюся арабской
метрикой.
5 Характерным примером этого являются большие касыды Ибн ал- Фарида.
6 Этот вопрос я подробно разработал в статье «Основные моменты в развитии
суфийской поэзии», — «Восточные записки», т. I <см. также стр. 55—62 наст. тома.—Ред.у
7 Л. Массиньон (Lexique, р. 155 et passim) называет следующие послания, от-
носящиеся к самому раннему периоду развития суфизма: 1) II в. х. — сочинения Ха-
сана Басри (ум. в 110/728- 29 г.) o bljj и ià&l^ 2) III в. χ.- —сочинения Зу- н- Нуна
ал- Мисри (ум. в 245/859- 60 г.), трактующие о последовательности экстатических со-
стояний (тартиб ал- ахвал); такие сочинения ал- Мухасйби (ум. в 243/857- 58 г.), как: ^ ^ hi f
l a2N 3 « * Ы <3j2*JI ÂJU^I «^^ал- Харраза (ум. в 286/899 г.) и восемнадцать различных сочинений ал- Джунайда (ум. в 297/909- 10 г.) Форма этих произведений — простая, бесхитростная, прозаическая
речь, и только крайне редко можно найти в такого рода прозаических
сочинениях рифйу (как подражание стилю Корана). Если в них кое-
где и вкраплены стихи, то это обычно уже упомянутая любовно- мисти-
ческая лирика, а мистические переживания описываются аллегориче-
ски, скрытые под вуалью любовной терминологии. Мне не известны
стихотворения этого периода, которые трактовали бы подобную тему
незавуалированно. Можно бы, пожалуй, упомянуть только Абу- л- 'Ата-
хию (ум. 211/826- 27 г.), но его поэзия является лишь излиянием бью-
щего через край религиозного чувства, она остается в рамках орто-
доксального ислама и не имеет мистической окраски. Дидактической
поэзии, относящейся к этому времени, в арабском суфизме нет, веро-
ятно потому, что изложить эти мысли в наиболее распространенной
в арабской поэзии форме касыды было бы очень трудно. Для того
чтобы отважиться на подобную попытку, нужно было прежде создать
другую более свободную форму, которая позволяла бы поэту, не пре-
одолевая чрезмерно больших технических трудностей, свободно изла-
гать течение своих мыслей.
Переходя к произведениям персидских суфиев, мы и здесь также
видим интенсивное развитие литературного творчества. Биографии
шейхов называют ряд авторов, и среди них имена таких, как катим
ал- Асамм, Ахмад ибн Хидруйа, Шах ибн Шуджа' Кирмани и др.
Правда, из всех их сочинений до нас почти ничего не дошло. В боль-
шом комментарии к Корану Абу
? Абд ар- Рахмана ас- Сулами (Тафсир
ал- хакаик) мы находим небольшие фрагменты — выдержки из про-
изведений этих авторов. На основании таких вырванных из контекста
цитат едва ли можно составить отчетливое представление о мировоз-
зрении этих шейхов. Мы можем только с уверенностью утверждать, что все эти произведения по форме своей ничем не отличаются от по-
сланий арабских суфиев. Это понятно, так как персидские шейхи были
большей частью тесно связаны со своими арабскими предшественника-
ми,, у которых они и учились. Даже язык их произведений — арабский, который в течение первых столетий после завоевания Персии был, так
сказать, официальным языком литературы. Итак, ясно, что эти авто-
ры обращались не к широким народным массам, а имели в виду лишь
узкий круг читателей, сведущих в богословской литературе.
Мы говорили уже выше, что суфийские шейхи в Персии постепен-
но создавали себе все более широкий круг слушателей. В первые века
ислама приступить к ознакомлению с суфизмом можно было лишь
после основательного изучения шариата, но в IV—V веках хиджры
было уже много шейхов, не прошедших настоящего курса теологии, в
чем они откровенно признавались в своих проповедях. Весьма харак-
терный пример такого рода суфиев — знаменитый шейх Абу- л- Хасан
Харакани (ум. в 425/1033- 34 г.), ревностный почитатель великого
Байазида Вистами. Изречение Харакани: с^У ^JJO <£)L^ V= ^L/ * &'
O J
^ J
jJİ\ I Λ* <J ^xl U ôJc^k 8 «Я обрел бога в обществе моего осла, т. е. я был погонщиком ослов, когда на меня снизошло это прозре-
ние»—доказывает, что он происходил из низших слоев народа, и, ве-
роятно, совсем не был знаком со школьной ученостью мухаддисов и му-
• фассиров. К счастью, до нас дошло одно сочинение, дающее нам до-
8 См. Сам'ани, Китаб ал- ансаб, л. 1946. Встречающееся в изречении слово
OXJJ^
может быть доказательством того, что изречение было первоначально сказано по-
персидски и у Сам'ани дан его арабский перевод.
•5 Е. Э- Бертельс 65
вольно полную картину образа жизни и проповедей этой своеобразной
личности. Это Hyp ал- 'улум, написанное одним из учеников Харакани, тексты которого мы имеем в кратком (и, к сожалению, неполном) из-
влечении в одной из рукописей Британского музея
9 . Девятая глава
этого труда, озаглавленная ob|£*JI ^ (л. 86), излагает несколько
рассказов, < слышанных автором от самого Абу- л- Хасана. Установить
в этой главе какую- либо последовательность изложения не представ-
ляется возможным. Изречения Байазида, анекдоты из жизни ранних
суфийских шейхов, апокрифические легенды, примыкающие к Корану, изложены здесь в простой, народной форме. Примером может служить
следующая краткая притча (л. 96):
^ j lft>j \j4 i^y ^ eues ß^r ^J^ï v_ilj.i? r<«j>^ ,/"» - ^ j ^ c*Jj IjA ^ JL ôlSvJÏ