— Через какую границу? — перебил Петя.

— Вокруг каждого табора, барон делает границу, — пояснил Эстебан бесцветным голосом. Пламя в камине немного угасло, цыган стал походить на восковую фигуру. Вроде и человек, но сидит совсем неподвижно. — Мы просим наших предков охранять нас от великих бед и сообщать о великих радостях. Тогда они предупредили нас о втором.

— Так вот, Эстебан вышел и сразу позвал меня к себе, — продолжил Женя. — Он жил в вагончике один, в то время как остальные, были набиты по другим вагончикам битком. Он усадил меня прямо на пол и сказал, что на мне лежит страшное проклятье. Напомню, это произошло спустя пару лет после смерти отца. Уже тогда стало ясно — вскоре я приберу к рукам весь завод. Я работал главным инженером, а когда разработал… но это вы знаете. Так вот, я не поверил. Я думал, что на нас действительно лежало проклятье, понимаете ЛЕЖАЛО, а теперь все, снялось. Но Эстебан гнул свое, мол проклятье лежит и сейчас, причем такое мощное, что даже он, сильнейший колдун к востоку от Берлина, не может его снять. Я рассказал, что мне и вам действительно не везло, но теперь все изменилось. Тогда Эстебан уложил меня и провел как это…

— Тсибу. Заглянул в суть, — пояснил цыган.

— Да-да, тсибу. И я увидел такое…. Скажу сразу, вы можете мне не верить, можете верить, но я увидел бабушку. Ее насиловал какой-то странный дед и что-то шептал…

— Фу. — Поморщилась Света. — А ты ничего не курил или ел?

— Настой из мухоморов, но это неважно.

— Ага, неважно, — подхватил Петя. — Конечно, от грибочков еще и не такое увидишь. Сам пробовал, у меня даже яд из них специальный есть.

— Я же сказал, вы не поверите. Но не волнуйтесь, скоро вы увидите подтверждение. Я пересказал Эстебану видение, он сказал: это и есть тот самый колдун, который проклял наш род. Но пока я валялся на полу, он смотрел в мою душу…

— В твою суть, — поправил Эстебан. — Это называется смотреть в суть.

— Правильно, в суть. И он сказал… Эстебан, дальше можешь ты.

— Я увидел, проклятье не совсем обычное, — сказал цыган. — Колдун допустил ошибку, когда накладывал его. Это странно, такие могущественные колдуны не совершают ошибок, но может он помешался разумом? В любом случае, проклятье каким-то образом повернулось вспять. Или даже не вспять… Смысл в том, что вы все стали проклятыми, и он, и вы, и ваши дети, и их дети. Но у вас ведь пока нет детей.

— Не знаю, — сказал Петька. — Я несколько раз…

— Это был не вопрос, — сказал Эстебан с нажимом. — У вас нет детей. Проклятье действовало, пока в Мире есть хотя бы два поколения вашей семьи, но со смертью отца оно вильнуло. Принцип проклятья примерно таков: оно высасывает из вас удачу. В зависимости от силы колдуна, удача или просто рассеивается, или переходит к нему. Есть еще такое понятие как сглаз, но это мелочь. От сглаза вам не везет только в определенном направлении, а… но я отвлекся. Так как проклятье было неправильным с самого начала, и колдун вместе с вами проклял себя, оно изменилось и потекло как надо, ну почти как надо…

— Что ты имеешь в виду? — спросила Света. Ее, как ни странно, рассказ цыгана заинтересовал. Хотя, после встречи с мертвецами, чего странного?

— Вся удача должна была течь к нему, понимаете? Так он хотел, но напутал. Теперь все изменилось, и удача от него потекла к вам. А так как он могущественный колдун, вам везет очень сильно. Его удача безгранична и пока все останется по-прежнему, она так и будет сопутствовать вам.

— В смысле по-прежнему?

— Пока вы живы, или пока не появилось еще одно поколение. Но это только начало. Я не видел того, что явилось Евгению, мне было другое видение. Яркое, красочное. Такое, что я даже зарисовал его. Взгляните.

Эстебан протянул тетрадь Свете. Та недоверчиво взглянула, но все же взяла.

— Последняя страница, — сказал цыган, прикрыв правый глаз.

Света аккуратно перелистала ветхую тетрадь, мельком рассматривая десятки рисунков. Иногда попадались изображения лошадей, волков, пару раз обнаженных мужчин и женщин. А когда дошла до конца, глаза полезли на лоб. С предпоследней страницы на нее смотрел серьезный мужчина с черными волосами. Рисунок цыган исполнил тушью, поэтому естественная бледность отлично передалась, оттеняемая черными линиями. И хотя меньше суток назад, волосы у корней только начали показывать истинный цвет, а седой пряди не наблюдалось, Света поняла — это он. Напавший на нее в мастерской. Старый цыганский барон нарисовал Жюбо.

Глава четвертая, подраздел третий: где загадок для мертвецов прибавляется, и они совершают два путешествия.

Весь следующий день, Жюбо и Манада проторчали в лесу. Он, тщательно зашивал ее раны, залепливал пластилином дыры, красил… короче приводил в порядок, как мог. Сам Жюбо все еще выглядел нормально, если не снимал одежду. Он снова повторил трюк с засовыванием руки в горло и окончательно выправил грудь. Из дополнительной одежды сделал подкладки и пришил к куртке. Единственное, что его выдавало — это волосы. Они росли очень быстро, и теперь сверху все еще сияли как пшеничное поле, а снизу впитывали саму тьму. Но худо-бедно они вернули нормальный вид. По крайней мере, в темноте, да еще подслеповатая бабушка, без одного глаза, никогда не отличила бы их от живых. Наверное…

Манада скучала, прогуливаясь по лесу и постоянно канючила: когда же, когда они пойдут допрашивать старушку билетершу. Жюбо хмуро отмалчивался, иногда взрывался и требовал оставить его в покое. Якобы ему надо подумать, прикинуть и так далее. Когда же Манада выводила его полностью, он сначала кричал как резаный, а потом объяснял — нельзя, дескать, сейчас возвращаться в Благодарный. Стражи наверняка их ищут, по наводке той же самой старухи. Правда, судя по очкам, видит она не очень, да и внешность мертвецов изменилась, после очередной перетяжки кожи, но все-таки идти сейчас — верх легкомыслия. Так прошел день, наступили сумерки. Манада развела костер. Иногда она вырывала из головы волосок и сжигала в пламени. Так в ее эпохе, молоденькие девственницы привлекали мужей. Это считалось жертвой Гоябе, после нее он помогал юным девчушкам выйти замуж. Манада вспомнила, как когда-то сожгла чуть не половину волос в компании подруг. Те посмеивались, говорили, мужиков надо привлекать волосами из других мест. Позднее Манада поняла — они правы.

Жюбо, наконец, вышел из ступора. Вроде сидел себе на пне, тер многострадальный подбородок, как вдруг выпрямился и сказал:

— Нам следует снова прогуляться в Сон.

— Зачем? Хочешь найти там ее братьев?

— Если получится. Но главное увидеть их лица, а еще главнее внимательней посмотреть на то сновидение…

— Какое?

— Когда Биатриче занимался с Варей любовью.

— Какое интересное выражение. — Манада накрутила рыжую прядь на палец, и проговорила с придыханием: "Заниматься, любовью…".

— А что тут такого?

— У нас так не говорили.

— А как говорили?

— Махнуться, слиться, (вырезано Архивариусом Силем).

— Да интересно. Особенно последние пять. И это самые ласковые?

— Ну, наверное, самое ласковое название это попыхтеть, или обмужиться. Или исполнить волю любимого…

— Я так понимаю, у вас было глубоко патриархальное общество.

— Да у нас было общество, где воля мужчины полностью подавляла женскую, где место женщины не ставилась ни в какое сравнение с мужской, где желание мужчины, пусть даже самое грязное, становилось законом.

— Это тебе, я так понял, Знание перевело "патриархальный". Ну-ну. Но мы отвлеклись. Я тут поразмыслил…

— Да за это время, можно было придумать, почему птицы осенью на юг летают!

— А ты что не знаешь? Потому что магнитные поля, испускаемые недрами… сейчас не об этом! Не нравится мне это задание. Такое ощущение, Магистр нам чего-то недоговорил.