Так оно, в конце концов, и вышло: Петко отправился в Варну и поселился там «будто в заточении в Диарбекире», как писал он в письме к родопскому литератору Христо Попконстантинову в 1883 году.

Для Капитана Петко началась свободная жизнь на болгарской земле. Первая женитьба на одной уроженке Кешана так и осталась для его биографов непроницаемой тайной, а теперь 35-летний дважды капитан и бывший воевода нашел себе даму сердца в лице казанлычанки Рады Кравковой — знакомство, которое в 1881 г. завершилось свадьбой. На деньги, вырученные от продажи киевского имения и еще не до конца розданные друзьям и просителям, Петко приобрел на Плевенской улице небольшой дом с садиком, и в этом скромном жилище свил свое второе семейное гнездо.

Высокий, статный, овеянный гайдуцкой славой, новый житель Варны в короткое время стал известен всему городу, и когда в июне 1881 года Варну должен быть посетить князь Баттенберг, среди тех, кому было поручено преподнести ему торжественный адрес, бывший воевода был одним из первых.

Узнав, кто перед ним, князь воскликнул: «Как несправедливо, чтобы человек с такими заслугами перед отечеством, не получал пенсии от государства!» и велел славному поборнику свободы» подать соответствующее прошение. Простодушный Петко считал, что слово, да еще княжеское, есть слово, и прошение подал. Прошли месяцы, прошел год — ни ответа, ни привета. «Привет» пришел позже, когда в связи с выборами в Великое Народное собрание Александр Баттенберг вторично приехал в Варну и вновь встретился с Петко. Слегка сконфуженный, князь вспомнил о невыполненном обещании и попытался уладить дело словами.

— Прежнего вашего прошения я не получил. Подайте новое!

Но Капитан Петко успел уразуметь: княжеское слово не то, что гайдуцкое, и, однажды уже испытав унижение, не захотел повторить свою прежнюю ошибку. Несмотря на увещевания сановников из княжеской свиты, он не стал подавать никакого прошения.

Вместо пенсии Петко попросил, чтобы его назначили на должность кассира в кредитном банке, потому что, как это ни невероятно, этот человек, через руки которого прошли бессчетные груды золота, не позаботился отложить сколько-нибудь на черный день и еле-еле сводил концы с концами. Расходы его не столь уж и велики, но у него щедрое сердце, и когда к нему приходят оказавшиеся в беде бывшие гайдуки или земляки-беженцы, а приходят они все чаще и чаще — у него не хватает духу отказать им. Никто не верит, что у него нет денег, да и он никому в этом и не признается. Раздает все, что имеет, и усердно скрывает оскорбительную свою бедность, чтобы не бросить тень на легендарное имя, чтобы не сказали люди, что Петко-воевода разорился, обнищал.

Недели, месяцы, годы проходят в хождении из дома в банк, из банка в кофейню Ахмеда-Эффенди Хадырчали, где посетители-турки при появлении бывшего воеводы почтительно встают и где ведутся приятные беседы о делах минувших и настоящих. А «настоящие, сегодняшние» дела кое у кого из турок не вполне благополучны. Освобождение развязало руки некоторым жаждущим мщения болгарам, а также жаждущим богатства чиновникам, и многие турки стали жертвой явных или тайных угроз и шантажа. У бывшего воеводы все это вызывает глубокое отвращение, и он открыто выступает в защиту каждого невинно преследуемого или пострадавшего, независимо от того, турок он, гагауз или грек. Он оказывает им многочисленные услуги, спасает от произвола местных властей. Иными словами, Петко и в мирной жизни остается все тем же защитником слабых и обиженных, каким он был всегда, и благодаря этому пользуется искренней любовью и уважением простых людей всего города.

Помимо кофейни Ахмеда, Капитан частенько захаживает в сапожную мастерскую братьев Стефановых, греков-беженцев из Кешана, земляков его первой жены. Остальное время помогают коротать книги. Да! Доподлинно известно, что бывший гайдук со страстью и увлечением читал такие книги, как «Отверженные» В. Гюго, и когда он дома, чтение — любимейшее его занятие. Поскольку у него не совсем хорошо со зрением, жена читает ему вслух. Она читает, а он, откинувшись на спинку дивана, устремив глаза в потолок, целыми часами слушает и лишь время от времени просит жену остановиться, сворачивает очередную цигарку и вновь погружается в перипетии борьбы между благородным Жаном Вальжаном и его недругами, а когда долгая история мытарств Вальжана завершается торжеством правды и любви, на глаза бывшего воеводы наворачиваются слезы умиления.

Неугасимая любовь к правде, все той же злосчастной правде, защите которой были отданы его лучшие годы, заставила Петко оставить должность кассира и перейти на службу в Варненский «мировой» суд. Он умеет читать и писать, говорит как на своем родном на трех языках — турецком, греческом и итальянском, обладает престижем и острым чувством правды и справедливости. В те блаженные времена, когда еще существовало различие между дубиной и правдою, а также вера в то, что эта правда восторжествует на болгарской земле, всего этого было совершенно достаточно, чтобы выступать в суде «защитником».

Кто в ту пору мог знать, что эта правда вскоре навлечет тяжкие испытания на жителей Варны и первым, на чью голову они падут, окажется Капитан Петко Киряков?

Вначале все выглядело совершенно безобидно. В 1887 году правительство Каравелова пало и пост премьера занял видный революционер-эмигрант и поэт Стефан Стамболов, который решил порвать с традиционной русофильской политикой болгарского княжества и повести государственный корабль иным курсом.

Капитан Петко Киряков, один из наиболее видных приверженцев русофильской партии в Варне, разумеется, далек от того, чтобы приветствовать эту перемену. Стамболову это отлично известно, но он достаточно умен, чтобы понять, каким приобретением может стать для нового режима поддержка прославленного воеводы и поэтому предлагает ему соблазнительный пост начальника Варненского округа. Естественно, при одном невысказанном вслух условии: подавить свои русофильские настроения и помочь проведению новой национальной политики.

Предложение, конечно, соблазнительное, но Капитан Петко, не колеблясь ни минуты, отвечает Стамболову, что по недостаточной своей грамотности не считает себя достойным занять столь высокий пост.

— Я дам тебе грамотного секретаря! — настаивает премьер.

— Нет! — вновь следует решительный отказ.

Самолюбивый диктатор не забудет этого «афронта» и в дальнейшем постарается найти удобный случай, чтобы наложить на Петко свою тяжелую лапу. Удобный случай представился тремя годами позже — в связи с процессом майора Косты Паницы, заподозренного в заговоре против Стамболова. 17 мая 1890 года Паницу приговорили к смерти. В дни, предшествующие утверждению приговора, по Софии распространился слух, что в столицу нахлынет множество «бродяг» — друзей и почитателей Паницы, которые намерены освободить его и захватить в плен самого Стамболова, когда тот будет возвращаться из Бургаса в столицу. По случайному стечению обстоятельств в эти самые дни в Софии находился и Капитан Петко.

2 июня около полуночи, когда воевода уже собирался ложиться, в дверь его номера в гостинице «Русский царь» постучали, и на пороге вырос пристав 1-го полицейского участка Бончев.

— Господин Киряков, господин премьер-министр желал бы увидеться и поговорить с вашей милостью, — обращается он к Петко. — Если угодно, я провожу вас.

— Отчего же, с удовольствием. — Капитан Киряков быстро одевается и следует за приставом. Перед гостиницей их ожидает экипаж и полицейский. Пока господа усаживаются, полицейский почтительно держит руку у козырька, но едва пролетка тронулась с места, как откуда-то возникают еще 15 конных полицейских и с шашками наголо выстраиваются по обе стороны экипажа.

— В чем дело? — осведомляется Капитан Киряков.

— Вы арестованы! — отвечает пристав.

— За что?

— Не приказано ни спрашивать вас, ни отвечать.

Пролетка доставила арестованного в муниципалитет, где Капитану Кирякову был учинен настоящий допрос: с какой целью он прибыл в столицу, с кем встречался, собирается ли в Кюстендил, место сбора сторонников Паницы, и т. п.