Изяслав как разъяренный бык влетел залу.

– Где Кокора?

Начали искать, оказалось того и след простыл. Милорад вместе с Егором и десятком гридней ворвались на боярское подворье. Расталкивая челядь вошли в терем и поняли, что опоздали. На женской половине в разных позах лежало все семейство боярина. Синюшные лица и пузырившаяся пена изо ртов говорили о многом. Их отравили и сделали это совсем недавно, и часа не прошло. Сам боярин сидел под образами в своей светелке. Остановившиеся, стеклянные глаза смотрели в никуда На шее аккуратный надрез, кровь из него испачкала расшитую красной нитью рубаху.

Лихой приложил палец к виску Кокоры, отметил, что тот еще теплый, констатировал:

– Готов.

– Да! – Согласился Милорад. – Кто-то умный и знающий, оборвал нить ведущую к другим. Теперь не вызнаем, кто против нас игру затеял.

– Ничего, в такое время сами всплывут.

Сойдя с высокой теремной лестницы, Егор мельком глянул на дворовую шавку, от ворот пристально наблюдавшую за происходящим. Всем было не до блохастой. А та, как только кавалькада покинула усадьбу, порскнула в переулок, скрываясь от глаз прохожих. Через короткое время из переулка появилась старушка. Отмеряя дорогу суковатой палкой, прошла мимо знакомых ворот, раскрытых настежь. Улыбка озарила морщинистое лицо, а губы едва слышно выдавили напевную речь.

– Бабушка умная! Бабушка успела вовремя!

Состояние затишья перед бурей витавшее в воздухе целого города, казалось не добралось только сюда, на самую окраину Курска. И то сказать, хоть и стояла изба за крепкой стеной, а все ж на отшибе. Когда-то давно, еще прапрабабке отвели клок земли позволили поставить избенку в черте града, только подальше от глаз людских. Князья тоже болеют, вдруг помощь будет потребна в короткое время, а знахарь далеко. Желана сидела у окна и перебирала травы, лежащие на столе. Их все нужно разобрать, какие-то связать в пучки и развесить сушиться, какие-то измельчить и опять же засушить, какие-то сохранить свежими. Работы всегда хватает, люди ручейком стекаются на подворье, особенно сейчас.

Взгляд зеленоглазой красавицы блуждал за окном, переносился от куста к дереву, от дерева к облаку на небосводе, вдруг замирал, замирали и руки… Желана, долго сидела не шевелясь, думала, размышляла, вспоминала, просто мечтала. Соскучилась за Лихим, хоть и прошло-то менее двух седмиц с тех пор, как виделись. А теперь все изменилось. Нет-нет! Все хорошо. Всего-то так случилось, что она непраздна. Радость переполняла душу. Людские приходы не напрягали, одно и тоже изо дня в день, это ее работа. Бывало забежит Милолика, прощебечет ни о чем, посетует на жизнь свою, иной раз оставит корзинку с едой, заберет снадобья да и убежит на подворье десятка. Прижилась боярышня, а ведь положение у нее шаткое. После гибели семейства, зависла, что называется, между небом и землей. Время бежит неумолимо, нет его сейчас ее проблемы решить. Да она и не думает о них. Видно же, без памяти влюблена в Лихого. Ничего не попишешь, первая любовь. Он для нее герой былинный. Раньше только слышала о нем. А кто в городе не слышал? А теперь живет в его светелке. Воробей наведывается часто. Вот уж чудо растет! Тоже пригрелся под крылом Лихого, все хозяйство на нем. Мужчина! А сам от горшка, два вершка.

Сегодня знахарке было тревожно. Отчего и почему понять она была не в силах, да и не старалась особо. Она радовалась будущему материнству, смаковала это чувство. Сегодня что-то произойдет! Может Лихой заявится, как он сам выражается, из командировки. Прижмет ее к груди, а она расскажет ему обо всем. Он точно обрадуется, она это знает.

За окном, прямо напротив нее, словно из-под земли вырос лохматый с клочковатой бородищей, мужичок-с ноготок. Чтобы привлечь внимание хозяйки, басовито прокашлялся. Дворовой. Этот еще у бабки ее прижился. Тоже хозяин. Порядок держит не хуже челядника.

– Чего тебе, Фаня? Али случилось чего? – Одарила домашнюю нежить светом своей улыбки.

– У нас гость на подходе, – пробасил дворовой. Заставил таки отложить пучки связанных трав.

– Кто?

– Кто-кто! Полюбовник твой явится! Вона, идет уже.

Лихого Фаня недолюбливал с тех самых пор, как тот в первый раз по хозяйски расположился на сеновале. Мол, порядка от него никакого. Разбросал все и ушел потом.

Выбежала на двор, повиснув на груди любимого. И чего его все бабы так любят? На однажды заданный вопрос, получила непонятный ей самой ответ Лихого: «Химия».

– Как ты, милая?

– Все хорошо!

– А я только приехал, к шефу заглянул, с князем встретился, в бане отмылся и к тебе. Соскучился, жуть!

– Не говори это слово!

– Не буду.

Рядом послышались легкие шаги. Так и знала, Милолика увязалась. Вот уже и нахохлилась, ревнует мелкая. Позвала.

– Заходите люди добрые, кормить с дороги буду.

«Отправил бы ты мелкую домой! – Посоветовал Лука. – Ведь всю малину испортит».

Сиротка. Ничего, пусть посидит, послушает сказки.

«Сиротка? Да ты слепой! Эта сиротка на тебя глазами удава смотрит. И не забывай, в этом времени в таком возрасте уже и замуж выдают. Вон как Желану-то ревнует».

Ты же знаешь мое отношение к педофилам.

«Она-то этого не знает».

– Все наши живы? – Спросила Желана.

Лиходеев сразу спал в лице. Видно рана не зажила. В гибели товарищей винил и себя. Ведь как-то же мог уберечь, обойти заслон, спрятаться, в конце концов.

«Не мог!», – подсказал Лука.

– Не все. Ильи не стало. Двух братовьев лишился. Из троих, один Зоран остался в живых. Вообще, весь поход неудачным оказался. Радует лишь то, что Любаву освободили. Сейчас с Лисом и остальными бойцами в Ростов пробиваются, а мы с Гораздом прямиком в Курск. К тебе летел как на крыльях.

Сидевшая за столом напротив Милолика заерзала попкой по лавке. Со двора послышался шум. В вечернюю пору на подворье протопали вои с подвывавшими женщинами, внесли двоих увечных.

– Принимай хозяйка поранитых! – Воинский муж с густой окладистой бородой крикнул со двора, видно старший.

Знахарка тут же встрепенулась, распорядилась в окно: – Заносите в избу! Чего у вас там?

Лиходеев рассмотрел элементы поражений на человеческих телах. Сильно ребят покромсали, точно из боя вынесли. Рубились, видать.

– Откуда, Тихон? – Спросил знакомого десятника.

– Со складов. С данами сцепились, теми, что с Сигурдом лет пять тому ушли. Пожар на складах. Доси тушат.

– А даны как?

– Всех их порубали.

– Ну хоть это радует. Желана, хотел с тобой побыть, а раз такое творится, мне уходить нужно, небось боярин уже на розыск подал.

– Иди милый! Будь осторожен.

Вот и повидались!

Разъяренный, пересказанными боярином переговорами, Светлый князь Черниговский отдал приказ на утренний штурм Курска. Они ответят за свои слова! Пленных не брать, этот город Владимиру придется поднимать заново. Нет, но каков Изяслав, а! Хотя бы к возрасту мог отнестись по другому. Интересно, откуда стало известно, что княжны у него нет?

До позднего вечера метался по шатру, не хотел видеть ни сына, ни ближников. Лишь когда месяц поднялся на небо, унесшее надоевшую паморось, и вызвездившее мрак, велел позвать воевод, а выяснив, что к штурму все готово, снова прогнал всех, лег спать. Нет, ну каков родственничек, испортил настроение.

Утро встретило солнечным светом. Ночной ветерок сдул влагу с трав и кустов, высушил лужи, словно тоже решил поучаствовать в людской воинской забаве, выступив на стороне сильного. Войска увидели своего князя, с вершины холма, сидя на белом жеребце, созерцавшего за выдвижением полков на исходные позиции.

Вот воевода левой руки подал сигнал готовности. Что же там у Щуки? Чего медлит? Ага, вот и он отметился, и у него все готово. Это ему начинать сшибку.