Довольный голос Ждана, прорезался из братской перепалки близняшек:

– Да, задрали вы из пустого, в порожнее лить! Порог дома уже совсем рядом. Приедете, там и разбирайтесь, кто из вас виноватее будет!

Ждан попал в десяток не как все. По роду своему происходил из потомственных мельников, пришел в эти места уже не в юную пору своей жизни. В одной из разборок между князьями, лишился семьи и родовичей, перешел в положение отщепенца рода людского, обозлился на всех, замкнулся в своем малом мирке. Дорога привела его на берега небольшой речушки, притоком впадающей в Северский Донец. На заливных лугах смерды снимали два – три укоса трав, в реке было обилие рыбы. Река, труженица и кормилица людей, поселившихся рядом с ней. Прижился и он. От природы, наделенный умом и любознательностью, со временем стал настоящим мастером. Сам был плотником и столяром, хорошо владел глазомером и смекалкой, мог рассчитать и сделать топором своими руками водяные и подпольные колеса, вытесывать мельничные валы. От забивки первой сваи, и до последней, в одиночку построил нижнюю часть плотины, а затем надстраивал и верхнюю, с кокорами, козлами, стояками для коренных и верхних тварок. Построив плотину, запрудил ее. Русло реки перед плотиной заложил хворостом, затем соломой, неперегнившим навозом и в последнюю очередь все это засыпал глиной – создал затвор и плечи.

«Двужильный, что ли?» – удивлялся народишко.

Сам рубил и строил мельницу, где размещались жерновые пары для размола зерна, в амбаре поставил крупорушку, просорушку. Мельница пошла в работу.

Мельница – это приводимые в движение падающей водой колеса, закрепленные на огромном дубовом валу. Она же, вращающиеся жерновые пары, расположенные в амбаре, сыплющаяся в короб горячая мука. Это помольщики – жители сел и деревень, приехавшие молоть зерно, рушить гречку и просо на крупу, это большой водоем, удерживаемый деревянной плотиной и переливающаяся через тварки, и падающая струями вода, превращающаяся под действием ветра в мельчайшие брызги, отчего все вокруг наполнено свежестью, особой энергией и аурой.

Потянулись из деревень к смекалистому мужику первые подводы с зерном. По-первых, неулыбчивый мельник не препятствовал смердам хотевшим присмотреться к работе механизмов, молча делал свое дело, лишь изредка командовал нерасторопными приезжими. Люди с интересом наблюдали за помолом. При вращении верхнего жернова зерно из бункера попадало через специальное отверстие в небольшой деревянный желобок и сыпалось в центр жернова. По канавкам, сыпалось дальше, где и размалывалось в муку. Мука собиралась в пространстве между нижним жерновом и обечайкой накрывающим жерновую пару. Ниже находился специальный ящик, в который сыпалась мука, когда открывалось специальное прямоугольное отверстие, и по лотку попадала в мешки.

О мельниках на Руси рассказывают всякие небылицы. Мол, что они заманивают прохожих и толкают их в омут или под колесо мельницы, что мельник продавал душу водяному. Ждан действительно жертвовал водяному, бросая в воду дохлых животных,

хлебные крошки, по праздникам прилюдно лил в воду чарку стоялого меду. Но это все для непутевых дурней, втемяшивших себе в голову ерунду, и забивающих своими побасенками ум другим соплеменникам. Зачем ему вся эта катавасия? Деда водяника он и так в светлые праздники в гости зазывал, только потчевал его за столом, а хмельное пили из чарок, не переводя добрый продукт в речной воде. Оба частенько смеялись над людской дуростью. Мельник сам мог гостить у водяных духов, они же – превращаясь в парней, иногда помогали ему в горячую пору осени, но это был большой секрет двух друганов – человека и водяной нежити.

В русальную неделю, Ждан гонял русалок, повадившихся смущая людей, расчесывать свои длинные гривы волос, сидя на мельничном колесе, вертясь вместе с ним, портили жернова и плотину.

С поместной боярышней мельник сосуществовал на равных, особо не мозоля глаза. Была она веры Византийской, мало того, еще и подколдовывала не слабо. Местный люд ее боялся и без надобности обходил десятой дорогой. Но наветов князю соседние бояре не несли. Их не трогает и ладно! За ведьмой стояла нечисть, за Жданом нежить, хотя он и сам обладал колдовскими способностями. Вот так и жили, каждый в своей епархии, тихо ненавидя друг дружку, ожидая подвоха от противной стороны.

В один из погожих вечеров дождался мельник. Принесла нелегкая на двор тиуна вражины. Не сразу разобравшись, вышел из ворот отправить боярского людина по известному адресу, а его под белы рученьки цап. Скрутили и на повозку. Когда вязали, почувствовал, что не людские руки пеленают, косматые да когтистые. Понял, что приплыл! Пришла значит ведьме Византийская помощь. Против нечистой силы он сейчас все едино, что дитя. Вон и мельница запылала. Ему б хоть руки освободить, чертей всего-то трое, да анцыбал, четвертый! Видно на роду ему написано пропадать.

И пропал бы, да тут, откуда ни возьмись вои. Свои, сварожичи. Уж, что они там творили, в тот раз Ждан не видел, лежал уткнувшись лицом в солому воза, а как смог повернуться, анцыбала и след простыл, ну а троих нечистых русичи умудрились чем-то обрызгать и заключить в магический круг. Мучились, визжали, просили, грозились, а конечный итог растаяли, оставив после себя три грязных лужи.

Изба сгорела, мельница сгорела. Куда бедному людину податься. Прибился к спасителям. Не прогнали, и на том спасибо! Теперь уж третий год с ними. И не понять посторонним, кто он в десятке? Только будь на то воля Лиходеева, он старого от своих ребят далеко не отпустит, посторожится.

Еще один «член экипажа», Истома. Появление этого человека в десятке не вызвало среди бойцов толков и пересудов. Вы часто обращаете внимание на свою тень? Нет? Ну, вот и Истома тенью промелькнув, стал тенью в коллективе. Никто не знал, откуда он, кем был раньше. Даже возраст мужичка определению не подлежал. Егор для себя решил, что этот фрукт из породы адреналиновых наркоманов. Ему доставляло удовольствие «ходить по острию ножа», изворачиваться в патовой ситуации и смаковать то, что кого-то вычеркнули из списков живых, а он вот он, цел и невредим. Сначала Лиходеев хотел отбраковать его. Если уж такая охота к мазохизму имеется, пусть переходит в десятки Бобра или Дубыни. Темная лошадка его никоим образом не устраивала. На руку дружиннику сыграла артистическая натура. В процессе решения задач на чужой территории, Истома крутился как угорь на сковородке. Мог сойти за купца, нищего, скомороха, если нужда придет, прикинуться смердом скудоумным, вырядиться старухой. Рассудив, Лиходеев пришел к выводу, как ни крути, а гнать пацана вроде как, не за что, а польза от него имеется.

Ну, и на закуску тройняшки. Зоран, Лютой и Сбыня, эти… О! Прибыли!

Когда золотой диск солнца заходил за кроны деревьев и сумерки чуть тронули внутренние постройки жилого комплекса, заводили лошадей в ворота своей усадьбы в поводу. Подворье сразу наполнилось шумом голосов, все радовались возвращению домой. Воробей, мальчонка лет семи, без роду и племени, подобранный Лиходеевым в далеком северном городке, бросившийся с порога к воям, глазами нашел всех, и только после этого, степенно доложил Егору:

– Батька, с хозяйством все ладно.

– Добро! Спрашивал кто?

– Седни, аккурат после обеда, посыльный от отца-командира был. Тебя разыскивал.

– Чего хотел-то?

– Не знаю. Мне не сказывал.

Заслышав шум, у теремного крыльца с улыбкой на лице появилась соседка, краса ненаглядная Желана. Перевела взгляд с Егора на лица его людей. Одновременно с изучением состояния личного состава, говорила:

– Вижу, что хорошо съездили. Сбыня, Лютой и ты Горазд, как лошадей поставите в стойла, жду к себе в избу.

– Батька! Да, скажи ты ей, устали мы! – апеллировал к начальнику Сбыня, делая удрученное лицо. – Сегодня в баню сходить потребно, чешусь весь. Завтра! А?

– А может завтра вам дорога дальняя? Черный наговор на вас. Сниму, тогда и париться пойдешь.

Что тут скажешь? Когда городская ведунья у тебя в соседях обретается, да еще по совместительству имеет быть твоей же подругой, можешь сколько угодно думать, а потом засунуть свой язык в известное место и согласиться с ее доводами. Поэтому сказал односложно: