Егор поклонился, причем не уничижительно, а как ровне. Заговорил:

– Прошу простить меня сирого и убогого, за то, что отниму у тебя время, и быть может, утомлю вопросами.

Как ни всматривалась, в газах не появилось искорок влюбленности. Ладно, был бы обычный смерд, тогда понятно. Но ведь он вой, хоть всего лишь десятник и не из гридней, знать не родовит. Присесть не пригласила, пусть стоит. Бесчувственный чур! Услыхала концовку фразы, предназначенную ей.

– …раглядеть стрелявшего?

– Что?

Глухая? А с виду не скажешь. Повторил громче, вдруг опять не услышит:

– Я говорю, мне передали, что ты успела рассмотреть стрелявшего?

В голосе девы проскочили нотки обиды. На кого это сердится?

– Да. Видела его, но издалека.

– Опиши.

– Это как?

Ну, точно дура. Явно не в старшую сестру пошла. А, говорили… Заговорил не выражая эмоций, как с недорослем:

– Во что одет, высок ли, низок, худ, полноват или толст. Еще лучше черты лица: растительность на нем, щеки, разрез глаз, брови. Хотя это я зря! Ведь далеко. Как с луком управлялся?

Вот тебе и вой! Это она сейчас перед ним выглядит простушкой. Пересилила себя, почувствовала, что добилась надменности во взгляде.

– Одет как смерд. В окно глянь, выбери любого из дворни, одежда будет такой же.

– Добро.

Хотел откланяться и уйти. Номер не прошел.

– По росту, вот с боярина будет, – указала на сопровождавшего. – И стать такая.

Боярин скис на глазах, будто его обвинили во всех грехах княжества. Любаве понравилась метаморфоза с ближником. Продолжила:

– Хоть было и далече, но бороду и усы я разглядела, а еще, я таких густых черных бровей за всю жизнь не видала.

– А вот это уже примета. Может еще что?

– Он не охотник и не воин.

– С чего такой вывод?

– Стрела у него всего одна была. Да и после выстрела, какой охотник, а тем более воин, отбросит в траву свой лук?

– А он его бросил?

– А тебе разве не сказали?

– Нет.

– Бросил.

– И лук имеется?

– Конечно. Его Дежень забрал.

– Это кто будет?

– Конюх на конюшне.

– Занятно. Спасибо княжна. Помогла.

Взгляд озабоченный, но совсем не по ней.

– Прости, что время отнял. Желаю здравствовать!

Взыграло ретивое! Вот так, не ожидая, встретить мужчину, у которого ты, такая прекрасная, умная, веселая, добрая и ласковая, совсем не вызываешь восхищения! Как это так? Почему? Она просто спросит. Надо же знать.

– Стой! – остановила торопыгу. Блеснула грозным взглядом, во многом похожим на взгляд брата, приказала. – Пошли все вон! А ты, останься, хочу перемолвиться.

Лиходеев пожал плечами. Девки и мамки ретировались в один миг.

– Я сказала, вон пошли!

Оба боярина бочком-бочком, словно крабы, улизнули в коридор. Последним уходил обиженный молодой вельможа, услышав вдогонку:

– Дверь не забудь прикрыть, Гордята!

Егор хмыкнул.

– Балуешь ты его, княжна.

– А это не твое дело, десятник! Росли мы вместе. Понял?

– Чего ж не понять-то? Понял, росли да уж выросли.

– Дерзишь! Как там тебя? Лихой? – Подумала, что напускная надменность получилась и вот-вот возымеет свое действие. – Сядь.

Присел, если приказывают. Глаза в глаза. Что ей от него нужно? Как повеяло ее красотой, запахом кожи, но взгляд суровый, не терпящий пререканий. Лиходеев, ты, кажется поплыл? Старый, она для тебя ребенок, к тому же сестра твоего государя!

– Тебя ведь Лихой зовут. – Снова скорее констатация факта, чем вопрос. – Скажи, разве я тебе не нравлюсь?

Лиходеев опешил. Он не знал, как ответить. Вот коза!

«Чего примолк? – Прорезался в мозгах голос Луки. – Скажи что ты в восторге от нее, и дело с концом. Девочке будет приятно».

Отвянь! А то сам не знаю, как ей ответить!

«Вот и скажи!».

– Нравишься. – Просто и не витиевато ответил на вопрос.

– В детинце нет ни единого молодого воя, который бы не мечтал о моей красоте.

Да она еще девочка. Взбалмошная и своенравная.

– Ты первый, в глазах которого я не читаю любви. Почему?

«Ха-ха-ха!», – развлекался Лука.

Ну, погоди, зэчара! Проиграю тебя назад первому же встречному черту. Вспомнишь тогда, как дерзил хозяину!

«Ага! Уже боюсь!».

Что ей ответить? В голову пришло воспоминание отрывка из фильма про Аладина, где актер страстным голосом воспевал красоту Будур. Как давно это было! В прошлой жизни. А-а! Была, не была! Сыграем. Упал перед девой на колено. Знал, что взгляд его потеплел, а лицо приобрело мимику влюбленного идиота. Проникновенно заговорил, бросая слова, как поленья в топку паровоза, не отрывая глаз от глаз Любавы:

– Я хочу, чтобы на тебя напал лев…

Девушка отшатнулась от такого признания. Повысил градус накала, выдыхая слова.

– И я убил бы его! Или, чтоб загорелся весь Багдад. И я вынес бы тебя из огня! И, чтоб землетрясение, и чтоб все провалилось. Я прыгну в бездну, и найду тебя там! Красива луна и звезды на небосводе, но ты в сотни раз краше их! С тех самых пор, как я увидел тебя, я мечтаю лишь об одном, быть рядом с тобою. Жду ту минуту, когда смогу лицезреть тебя. О, несравненная!

За спиной едва слышно раздался скрип, и потянуло легким сквознячком. Лиходеев не обернулся, а Любава не отрывая, в эту минуту влюбленных глаз, закричала в сторону:

– Закройте дверь!

Егор продолжил, поедая глазами лицо девы:

– Для меня священна земля, на которую наступала твоя ножка. Прикажи! И я выполню любую твою блажь.

«Убедительно. Да тебе скоморохом быть, а не мечом махать!» – В голосе Луки сквозило сарказмом.

Еще секунды Егор стоял на колене, потом поднялся и присел на свой стул. Как ни в чем не бывало, проговорил ровным, спокойным голосом:

– Ну, как-то так.

Любава справившись с собой, вышла из оцепенения.

– Что это было?

– Это признание в любви простого юноши по имени Аладин к принцессе города Багдада Будур. Ты довольна?

– Это божественно. Как он ее любит!

– Сейчас ты больше похожа на свою сестру.

– Ты знал Ладославу?

– Я сопровождал ее в Ростов.

– Сколько ж тогда лет тебе было?

– Много. Пятнадцатая весна шла. Прости княжна, время бежит неумолимо, а мне еще работу свою делать.

– Последний вопрос. Почему ты не гридень? Или худороден?

– Я из древнего боярского рода, и поверь, он ничем не хуже твоего. Прощай!

– Прощай варяг. Когда вернешься, приходи. Расскажешь о поездке.

Лиходеев кивнул, а перед дверью обернувшись, поклонился сестре своего государя. Уже идя по коридору, подумал. Ну, не дурак ли он? Не хватало еще только влюбить девочку в себя!

«А это для тебя проблема?»

Лука, ты совсем обнаглел.

Подземелья и переходы княжеского дворца внушали уважение. Узкие лабиринты переменивались широкими залами с высокими потолками скованными плинфой. В правой стороне содержались склады с продовольствием, темница и даже сокровищница князей Курских. Время не пощадило левую часть подземной махины. Давно не использовали ее, поэтому и сырость, плесень. Многие переходы, обвалившись, превратились в аппендициты. Спертым воздухом тяжело дышать. Теперь уж никто не упомнит в какой потерне замаскирован подземный ход, ведущий за пределы детинца и куда он вообще вел. Все от того, что и город, и сам дворец, уже не раз бывали в руках противника, но всякий раз возвращались к хозяину.

На поверхности ночь. Замковый предел погрузился в сон. Только караульная служба не дремлет. Бдит. Ей положено бодрствовать. Тени скользили по переходам подземелья, отблески огня на факелах слизывали темноту со сводчатой кладки потолков. Едва ощутимый сквозняк поворачивал языки пламени в сторону тяги. Обе тени, остановившись на перекрестке переходов, сориентировались. Та, что скользила первой, махнула рукой.

– Туда!

Двинулась в один из боковых проходов. Вторая шаркающей походкой последовала за провожатым. Вскоре дошли до какой-то контрольной точки. Встали.