Штурма бункера Гитлера не было.
История несколько искажается, поскольку существует твердое убеждение, что перед смертью Гитлера его бункер героически оборонялся.
Судя по всем доступным источникам, совершенно очевидно, что русские даже не знали, где находится бункер Гитлера. Известно также, что ни один советский солдат не штурмовал бункер. Как мы увидим, настроение в бункере было отнюдь не героическим,—это было состояние истерии, взаимных попреков, плаксивых воспоминаний и паники.
Глава 4 БУНКЕР
Легенда о бункере занимает большое место в современной мифологии, причем не только в Германии, но и повсюду в Европе. В самом начале конфликта между хорватами и сербами в бывшей Югославии западные корреспонденты в Хорватии услышали, как там превозносили последнюю защиту бункера и сравнивали ее с ситуацией в Хорватии.
В идеологии этого вновь возникающего сейчас правого крыла утвердился хорошо отработанный образ гитлеровского бункера во время осады. Отчаянно решительные, угрюмые, храбрые и доблестные герои-эсэсовцы из элитной части Зеппа Дитриха, их черные мундиры все еще девственно чисты, серебряные буквы «СС» на воротничках поблескивают, они стреляют с бедра из автоматов, отбиваясь от орд Красной Армии, сражаясь за своего фюрера, в то время как бункер, чудо подземного сооружения, медленно раскрывает свои секреты — подземная Валгалла, пылающая огнем славы.
На самом деле бункер Гитлера был частью комплекса, наспех спланированного и обустроенного хуже, чем любой другой бункер, какие трусливый фюрер выстроил, потворствуя своей мании преследования. Этот комплекс из соединенных между собой бункеров около министерства иностранных дел, Имперской канцелярии и министерства пропаганды никогда не предназначался для размещения в нем командных структур, а только как бомбоубежище. Верхний уровень бункера самого Гитлера начали строить в 1936 году — скромное сооружение со стенами всего в метр толщиной предназначалось тогда только для обслуживания старой Имперской канцелярии. В любом случае весь комплекс был нелепым местом, чтобы выбирать его в качестве командного центра, его единственным достоинством, как заметит впоследствии один саркастически настроенный советский полковник, было то, что бункер расположен «близко от магазинов».
С середины 1944 года бомбардировки союзников заставили проектировщиков «нерушимого Тысячелетнего Рейха» обеспечить себе существование под землей, и комплекс начали расширять, углублять, одевать в бетон. Убежища с вентиляцией стали обязательной приметой с тех пор, как американцы начали бомбить город днем, а англичане ночью. Больше спасаться в центре Берлина было некуда: великолепное здание Имперской канцелярии с его огромными комнатами с массивными мраморными столами, помпезными дверями и многочисленными тяжелыми канделябрами оказалось неподходящим — здесь можно было расположить только военный командный пост. Обитая со своими приспешниками в бункере, Гитлер находился в 24 километрах от Объединенного генерального штаба в Цоссене, к югу от Берлина. Для Гитлера, как Верховного главнокомандующего, не было никакого смысла находиться вот так далеко от своего генерального штаба. А может быть, и был?
Гитлер теперь был так уверен в опасности хоть какой-то критики, в заразности инакомыслия среди своего высшего командования, что прибег к такой экстраординарной мере, как требование к высшим армейским чинам подписывать клятву молчания, прежде чем они будут допущены на любую «конференцию» с Гитлером. Само понятие «конференция» приобрело совершенно иной характер, но военачальники вынуждены были проглотить свою гордость и соглашаться на то, что им затыкали рот.
Гитлер теперь поссорился со всеми командующими войсками, с одиннадцатью из восемнадцати фельдмаршалов, с двадцатью одним из почти сорока полных генералов и со всеми командующими трех секторов Восточного фронта. Тем не менее все они по-прежнему выполняли его приказы, воплощая на практике идеи, которые, как потом все они понимали, являются, с военной точки зрения, полным безумием.
Публикация генералом Вальтером Варимонтом записей различных «конференций» раскрывает поверхностный характер дискуссий между Гитлером и генеральным штабом — дискуссий, которые очень часто имели дело с проблемами совершенно неразрешимыми и в которых они даже не пытались обратиться к насущным делам. При чтении этих записей возникает совершенно нереальная картина: профессиональные фельдмаршалы потворствуют пехотинцу из другой эпохи, покорно выслушивая его непритязательные солдатские анекдоты и неточные, противоречивые обстановке неминуемого разгрома ответы на их конкретные вопросы. Со смешанным чувством гордости и совершенно очевидной глупости Варимонт записывает, что генеральный штаб понимал, что Гитлер совершенно не способен руководить простейшими военными операциями и что к нему с величайшим презрением относятся те самые люди, которые из привычки подчиняться и из чувства патриотического долга помогают ему уничтожать свою родину.
Поначалу они терпели его слабоумие с разной степенью неохоты, но когда началась война, они отказались от своей враждебности к Гитлеру, хотя внутри у них кипело раздражение. Практически в последние месяцы войны многие армейские командиры были преисполнены решимости сделать все, что в их силах, и игнорировать все противоречивые приказы. Многие из них были только счастливы не получать такое количество приказов, противоречащих здравому смыслу, и они приветствовали то, что Гитлер был изолирован в своем берлинском бункере. В последние два месяца войны почти все они, за исключением Кребса, начальника генерального штаба, и Йодля, начальника оперативного отдела Объединенного генерального штаба, считали приказы Гитлера совершенно ненужными бумажками. Они знали, что война бесповоротно проиграна.
Хотя Гитлер и считал это проявлением пораженческой власти, он справедливо боялся, что включение его узкого кружка подхалимов в огромный армейский командный бункер таит в себе опасность того, что его физическое состояние будет выглядеть смешным, а его умственные способности и его решения окажутся под вопросом. Поэтому он предпочитал изоляцию в компании Бормана, Лея, Ламмерса и Геббельса, хотя должен был понимать, каковы могут быть военные последствия такого добровольного отделения командующего от командных структур.
Изоляция, конечно, имела место: один телефонный коммутатор, один радиопередатчик и один радиотелефон — таковы были все средства связи Гитлера из бункера с военной действительностью. Предпочитая оставаться в бункере, Гитлер решительно отказался от ответственности за ведение войны — факт, не оставшийся незамеченным Объединенным генеральным штабом, хотя, похоже, историки прошли мимо него. Следует предположить, что Гитлер был охвачен чудовищным страхом перед возмездием со стороны его собственного народа и верховного командования армии, боялся восстания в армии, унижения, боялся того, что его живым отдадут в руки советских войск и союзников.
Берлинский бункер радикально отличался от штаба штаб-квартиры Объединенного генерального штаба в Цоссене, где комплекс бункера был по крайней мере в семь раз больше берлинской системы, где имелся центральный коммутатор, возможно, самый большой в Европе, соединяющий с любой частью нацистской империи, непосредственно обслуживающий генеральный штаб.
Если бы Гитлер хотел продолжать войну, то самым подходящим для него местом должен был бы быть Цос-сен. Но Гитлер хотел иного — создавать видимость войны. Берлинский бункер даже не имел прямой связи со штабом в Цоссене, его обслуживал наскоро смонтированный коммутатор, доделанный фирмой «Сименс» в ноябре 1944 года, такого размера, который сейчас можно увидеть в третьеразрядном отеле. Там было место только для одного телефониста, которым, как выяснилось, оказался не обученный этой профессии сержант Рохус Миш. Чтобы связаться с Цоссеном, Миш сначала должен был соединиться с телефонной станцией «Централ-200», передатчике, установленном на башне зенитной артиллерии в миле от бункера. В результате, когда советское наступление захлестывало один пригород за другим, перепуганные штабные офицеры сидели рядом с Мишем, пока он дозванивался до своих знакомых в разных районах Берлина и спрашивал их, не видели ли они советские танки. А в последнюю неделю войны этот коммутатор вообще замолчал.