«Верхний правый центральный резец был утрачен в 1942 году. Поскольку пустоту надо было немедленно заполнить, были сделаны временные коронки с окошечками на верхний левый центральный резец и верхний правый боковой резец. Утраченный зуб заменен фарфоровым на золотой задней основе. Поскольку все верхние резцы были ослаблены парадонтозом, основы моста были запланированы от клыка до клыка. Однако расшатывание резцов происходило медленно, временная конструкция оказалась вполне удовлетворительной, и большой мост так и не был сделан».

Обследование трупа показывает, что, если золотой мост на верхней челюсти, найденный отдельно от черепа, примерно подходил к углублению, где он должен был находиться, то он должен был примыкать и другим концом там, где должен находиться корень резца. Трудность в определении места заключалась в том, что кость верхней челюсти в этом месте разрушена, поэтому Согнес сделал рентгеновский снимок, чтобы убедиться в этом. Рентген показал, что там было хорошее соединение, но из-за интенсивного разложения окружающих мягких тканей корень утраченного зуба по-прежнему невозможно извлечь. Согнес все еще не был полностью удовлетворен. Однако клиническое обследование и рентген также показали, что имеется трещина в челюсти, проходящая наискось по поверхности челюсти как раз в том месте, где мост, и нет свидетельств того, что челюсть реконструировали. Трещина появилась или перед самой смертью, или после, и, таким образом, возникает предположение, что либо зуб был удален, чтобы приладить мост, либо мост был выдворен на это место.

На этой стадии профессор Согнес начал применять новые, появившиеся тогда научные методы, чтобы перепроверить подлинность таинственного моста на верхней челюсти, найденного отдельно от трупа. Прежде всего Согнес использовал технику микрорепродуцирования и электронный микроскоп в дополнение к простому осмотру и фотографированию.

Исследования показали, что и на мосту на нижнем резце (о котором Блашке ничего не знал), и на внешней стороне зубов, и на фарфоровом покрытии моста на верхней челюсти видны следы изнашивания, что предполагает — но не доказывает, — что оба моста использовались какое-то время при жизни. Подделать такие следы тоже возможно, так что главная задача по-прежнему состоит в том, чтобы провести точное сличение следов изношенности на верхней и нижней челюстях. Здесь видна аномалия, потому что мост на верхней челюсти сдвинут миллиметра на два по сравнению с мостом на резце на нижней челюсти — сдвиг, который никакой дантист не допустит у живого пациента.

По этой причине Согнес сделал модели нижних и верхних зубов и затем расположил их в соответствии с пометками, которые делал. И вновь стало очевидно, что верхняя центральная линия смещена по крайней мере на два миллиметра влево по сравнению с центральной линией нижней челюсти.

Весьма примечательно, что Блашке вообще не упомянут об этом. И в своих весьма тщательных рисунках соответствующих зубов он ни разу не указывал на такое очевидное различие. Это открытие взволновало Согнеса, но он объяснил его тем, что предположил, что такое смещение мото произойти из-за болезни околозубной ткани в районе верхних резцов. И такая дотошная ассистентка дантиста, как Кэте Хейзерман, в чьи обязанности входило записывать такие сведения, не мота припомнить такого смещения — во всяком случае, в тот период, когда Борман был пациентом Блашке. Но опять-таки, если Борман жил дольше, то смещение влево могло произойти после 1945 года.

Точно так же следы прикуса на внутренней стороне губы показывают, что у верхнего резца прикус был тоже несимметричным, — еще одно указание на то, что имела место неправильная установка верхнего моста, и это свидетельствует о возможной посмертной подмене или о смещении. И опять-таки Кэте Хейзерман не может вспомнить такую асимметрию.

Исследование зубов трупа с помощью электронного микроскопа показало наличие легких царапин на внутренней стороне верхних резцов, про которые Согнес решил, что они причинены осколками стекла, и выдвинул гипотезу, что эти царапины могли получиться от осколков ампулы цианистого калия. Причиной этой его уверенности было то, что предполагалось, что осколки стекла были найдены во рту трупа, который в конечном итоге был идентифицирован как труп Бормана. К сожалению, не было предпринято никаких попыток использовать новейшую технику для анализа поверхностей, такую, как дисперсный анализ рентгеновскими лучами, спектрометрия, с помощью ионов или зондирование рентгеновскими луча-ми — самая совершенная техника, которая могла разрешить все эти проблемы раз и навсегда.

Но даже без запоздалого использования этих способов значение царапин, обнаруженных Согнесом, немедленно вызвало подозрения, потому что мало кто из людей стал бы раздавливать стеклянную ампулу передними зубами, тем более если имеется мост. Место, где эти царапины могли меть значение, это не резцы, а коренные зубы.

Последнее предпринятое посмертное стоматологическое исследование — это попытка датировать зубы путем выпавшего зуба с использованием различной техники, существовавшей в тот период, как, например, вычисление сравнительное степени прозрачности верхней части корня.

Датирование зубов дает весьма точные результаты. Недавно профессор Уайттекер из Кардифского университета был приглашен экспертом-свидетелем, когда при вскрытии подземных сводов одной лондонской церкви было обнаружено множество свинцовых гробов, на которых были печати, удостоверяющие точный возраст покойника в день смерти. Профессор доказал, что техника датирования по зубам гораздо более точна, чем любая другая техника, применяемая в археологии. Его результаты привели в смятение археологический мир, к вящему удовольствию Уайттекера.

Представляет серьезный интерес, что профессор Согнес в 70-х годах определил возраст трупа предполагаемого Бормана между сорока и пятьюдесятью годами в момент смерти. Масштаб ошибки, как мы теперь знаем, колеблется не более чем в десять лет старше (или пять лет моложе). Таким образом, его исследования ставят нас перед вероятностью, что человеку, чей труп был найден в Берлине, было в момент смерти шестьдесят с небольшим лет. Борман родился в 1900 году.

Имелись и другие, не стоматологические наблюдения энтузиаста фон Ланга, который был убежден, что форма головы и лица отрытого черепа совпадает с физиономией лица Бормана. Такой же энтузиазм высказывался в отношении первоначально ошибочного предположения, что череп Штумпфеггера принадлежит Борману; к этому следует еще добавить, что профиль Бормана мало чем отличался от профилей большинства его современников. Техника реконструкции лица с помощью компьютера, к сожалению, подвержена ошибкам и неточностям оператора и не может служить не чем иным, как только помощью при идентификации.

Итак, идентификация трупа сводится к зубам. И необходимо еще раз напомнить, что, к каким бы заключениям ни подталкивало такое свидетельство, их нельзя считать окончательными — это только предположения, поскольку мы сравниваем патологоанатомические данные с записями сомнительной достоверности. Тем не менее такое сравнение может дать полезную информацию.

ВОЗМОЖНОСТЬ ПОСМЕРТНОГО ПОДЛОГА

Из различных комбинаций возможностей, которые предлагает нам сравнение стоматологических свидетельств в отношении предполагаемых останков Бормана, выделяются три основных вопроса, которые следует рассмотреть:

— Есть ли какие-то доказательства того, что это череп Бормана?

— Есть ли какие-нибудь свидетельства того, что подлог был совершен в 1945 году?

— Есть ли какие-нибудь свидетельства того, что подлог был совершен в 1972 году?

Ответ на первый вопрос становится очевидным при рассмотрении других двух.

Так вот, были ли доказательства подлога, совершенного в 1945 году?

Можно спорить о том, подтверждают ли такой анализ следующие детали:

1. Наличие многочисленных пломб, не отмеченных доктором Блашке на его схемах