Еще через мгновение после того, как пропеллер замер, люк распахнулся, и Сергей Писаренко легко спрыгнул на землю, отстегивая шлем, а на лице его была почти по-детски восторженная улыбка. К нему уже мчался кто-то из работников авиаклуба, группа парашютистов аплодировала, а механик, спешивший осмотреть самолет после полета, на все поле верещал:

- Сєрьожка! От угробиш ти нашу Аннушку, шо робить будемо, га? Шоб я оце в последній раз бачив!

- У нас каждый раз как последний, Вась! – отмахнулся Писаренко. – Ты ж знаешь, я аккуратненько. Аннушку обижать ну никак нельзя.

Услыхав его слова, Катерина выдохнула. Все-таки она совсем его не знала. Но глаз отвести от Сергея не могла, думая раз за разом: живой!

Он увидел ее, сидевшую на лавочке в стороне, как-то неожиданно для себя и очень удивился – что ей здесь делать? Потом в голову пришла дурацкая мысль – аэроклуб-то организация, доступная всем желающим. А через полчаса вылетает группа парашютистов. Мало ли, как она проводит выходные. И почему-то рассердился. Еще не хватало, чтобы она здесь сломала себе шею.

Ноги сами понесли его к ней, хотя всю неделю зарекался от встреч, намеренно избегая появляться в административном здании. Глупо споткнулся о камень. И, оказавшись в двух метрах и не решившись подойти ближе, ровно спросил:

- Ну и что вы здесь делаете? Игнорируете инструктаж?

Катя молча посмотрела на него, зная, что голос выдаст ее волнение, поднялась и, не оглядываясь, пошла прочь. Он смотрел ей вслед, на ее узкую спину в темной кофточке, делавшей ее еще более худенькой, и ругал себя последними словами. За каким чертом вообще надо было подходить? А раз подошел, то почему не сказал главного? «Я не могу без тебя, Катя!»

У всех нормальных людей воскресенье – законный выходной. А Горский уже которое подряд проводил в Виннице в обкоме комсомола. Но сегодня совещание выдалось коротким, и у него будет хотя бы полдня свободы. Сейчас он заберет Писаренко, а до Гнивани – рукой подать. Павел мчался по грунтовке, ведущей к аэродрому, и сердито мечтал об отпуске. Который год он никак не мог вырваться домой. «Хоть увольняйся», - криво усмехался он.

Неожиданно откуда-то сверху донесся громкий и ужасно знакомый голос, оглашавший округу… пением:

Где-то мелькают моря и границы,

Люди под солнцем живут...

Чайке завидуют звёзды и птицы –

Девушку Чайкой зовут...

Выбрала Чайка пути неземные:

Что ей покой и уют!

Мир принимает её позывные –

Девушку Чайкой зовут...

Горский резко ударил по тормозам и посмотрел в небо, из которого словно прямо на него опускался поющий парашют. Теперь сомнений больше не было. Товарищ Довгорученко искала себя в новом увлечении. Широко улыбнувшись, Павел Николаевич загадал желание на эту падающую звезду. Желание было об отпуске.

Звезда спланировала прямо на дорогу перед машиной, и, будто гигантской простыней, ее накрыло парашютом.

- Мамочка! – донеслось из-под груды белой материи.

- Вы еще и мамочку сюда притащили? – спросил Павел, отыскивая Лизку под шелком и подавая ей руку.

- Ой… Павел Николаевич… - пропищала Лизка, лежа на дороге в каске с торчащими из-под нее золотыми косичками и в огромных очках в половину лица, похожая на стрекозу, и глупо улыбаясь. Мечта о спасителе товарище Горском стала явью.

С этого дня юбки Лизки Довгорученко снова стали укорачиваться. И с каждым разом все сильнее. В конце концов, мода на мини дошла и до села Сутиски Тывровского района Винницкой области. Во время полета над колхозными полями Лизка смекнула, что если товарищ Горский за пять лет так и не женился на своей загадочной одесской невесте, то можно снова попытать счастья. А вдруг!..

О необходимости своевременной сдачи авансового отчета о командировке

Из зеркальца на Лизку смотрело нечто невообразимое. В прошлые выходные набралась смелости и сделала это! Поехала в парикмахерскую в Гнивани, отстригла косы и завила то, что осталось. Ресницы накрасила, глаза подвела карандашом – впервые в жизни! Губы намазала красной помадой. Чтобы мамка не увидела, всю эту красоту сотворила на работе. А потом достала из сумочки иголку и на живую нитку подшила юбку. Но юбку – уже привычно. Целых две недели так делала. Как домой идти, нитку обрезала.

Словом, для покорения товарища Горского в ход была пущена тяжелая артиллерия. Только вот он что-то никак не покорялся. Лиза вздыхала и снова стала реветь в подушку. Иногда. Оказывается, первая любовь не умирает. Особенно, когда она одна на всю жизнь.

Может быть, что-то не так делает?

В тот момент, когда она в который уже раз задавала этот вопрос своему отражению в зеркальце, в приемную вошел Писаренко. За прошедшие две недели Лизка подзабыла о своем намерении свести разошедшихся супругов, слишком занятая личной драмой, потому сейчас едва не хлопнула себя по лбу.

Писаренко выглядел еще более хмурым, чем обычно – с приездом жены кладовщица активизировалась. И теперь по заводу было трудно пройти, чтобы не налететь на Майку с ее осточертевшими пирогами, коими она все надеялась его накормить.

- Горский у себя? – осведомился Писаренко.

- Тільки шо повернувся з райцентру, - жизнерадостно заявила Лизка.

- Спасибо, - кивнул он, повернулся к двери в кабинет юрисконсульта и замер – в приемную влетела его собственная супруга, сверкающая улыбкой.

- Привет! – весело сказала Катерина и улыбнулась еще сильнее – Лизка сегодня выглядела… сногсшибательно. – На обед собираешься?

И тут заметила еще одного посетителя – собственного мужа. Она быстро кивнула ему, негромко бросила: «Добрый день!» И, неожиданно вспомнив, что из-за него, нарушая все инструкции, не может закрыть счет по командировкам, подошла к Сергею и деловито спросила:

- Почему вы до сих пор не сдали авансовый отчет?

Целых две недели ему удавалось ее избегать. В здание заводоуправления он заходил только по крайней надобности, целыми днями прячась в цеху. Если вдруг где-то видел ее издалека, то оба ограничивались кивком головы. На прошлой неделе ездил в командировку в Киев. И все бы ничего, если бы авансовый отчет о командировке не надо было нести жене. То ли несостоявшейся, то ли почти уже бывшей.

- Времени не было, - спокойно ответил он.

- Тогда и денег не будет. Потому что я не смогу провести ваши командировочные, - в тон ему сказала Катя.

- Переживу. С голоду без ваших командировочных не умру.

- Вы-то, может, и не умрете. А как же ваша кладовщица? – повысила голос Катерина, зло сверкнув глазами.