— Она здесь, на месте, — прошептал Лука. — Точно на том месте, куда я ее поставил. Никто даже не дотрагивался до нее. Как странно, не правда ли? Как она сейчас похожа на все остальные, правда?

Полчаса спустя Василий, помывшись горячей водой, вылез из ванны. Тело его казалось отдохнувшим, а разум свежим. Его руки вновь стали белыми. И недаром: ведь он с такой силой тер их. И сейчас юноша с удовлетворением смотрел на свое чистое тело Василий надел колобиум и направился к окну. Прямо под ним внизу находилось то самое место, где после памятных волнений у Храма и побега они остановились с Деворой и долго разговаривали, прежде чем войти в дом.

«А я ведь знал, чувствовал, что полюблю ее, — подумал Василий. — В то самое мгновение, когда она швырнула тот злополучный камень, я увидал ее в совершенно ином свете. Именно в ту минуту она перестала быть для меня просто девушкой со связкой ключей в руках. Она в полной мере продемонстрировала свое мужество и страсть. Никогда еще ни одна лесная нимфа не бегала с такой грацией. Как горели в тот день ее глаза! Как алели щеки!.. Нет, она была не просто очаровательна, она была прекрасна! Если бы в этот момент я раскрыл перед ней свое сердце, она сказала бы „да“».

Но сразу же после того происшествия он встретил Елену и почти тут же все смешалось в его голове; он стал очень несчастлив. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что еще тогда давно его чувства к маленькой рабыне не отличались ни чистотой, ни силой. В любом случае им не суждено было длиться, даже если бы она и не убежала тогда из дома Игнатия. Ему было стыдно за те тайные желания, которые она пробуждала в нем. Но хорошо, по крайней мере, было то, что он не упорствовал в них.

«Можно подумать, что я выпил тогда приворотного зелья», — сказал себе Василий. Он вспомнил тот необычный эффект, который на него произвело вино, выпитое у Симона. Сразу же после первого глотка он почувствовал что-то неладное. И все же нет, нет… Василий отбросил сомнения. «Не стоит лукавить со своим сознанием во второй раз. Твое зло живет в тебе, а не приходит откуда-то со стороны. Будь честен перед самим собой, дружище: оно просто является частью тебя».

К тому же Девора, вполне возможно, уже забыла о том прекрасном моменте, когда они вдвоем остановились на краю долины. А всего лишь час назад, вернувшись в родной дом, она думала только о дедушке. И это вполне естественно. Проходя по длинному коридору, она даже ни разу не оглянулась, чтобы отыскать его глазами.

Вернулся Лука, неся в руках кипу одежды. Он положил ее на кровать и сказал:

— Надеюсь, они подойдут тебе. Примерь-ка их тут же, время торопит нас. Пока Иосиф жив, нам еще многое предстоит сделать.

Василий откинул покрывало, скрывавшее то, что принес Лука, и застыл в изумлении. С его губ сорвался возглас восхищения. Не теряя больше ни секунды, он надел тунику из белого льна. Материя была настолько тонкой, что юноша даже несколько раз ощупал ее, не веря своим глазам. Следующий предмет одежды просто поразил его. Такого он еще никогда не видел. Он был сделан из тяжелого шелка и состоял из двух частей: верхняя крепко облегала его грудь и плечи. Рукава этой куртки были вышиты золотом, а на груди красовался орел (тоже золотого цвета) со змеей в клюве. Нижняя часть была неким подобием юбки. Она ровно облегала бедра Василия и опускалась ниже колен. Но самым поразительным был ее цвет: голубой. С помощью имевшихся в то время красителей было чрезвычайно трудно получить такой цвет, и обычно люди довольствовались фиолетовым, желтым или красным. Но вот чьи-то очень умелые руки, по какой-то счастливой случайности, добились прекрасного результата, получив такую голубизну. Она была немного темнее неба и гораздо теплее цвета люпина. По краям юбка была отделана золотой бахромой.

Сандалии были с длинными ремешками того же голубого цвета. Их покрывал такой же золотой рисунок, как и куртку с вышитыми орлом и змеей. Надевая их, Василий, по-прежнему находясь под впечатлением всех этих великолепных вещей, осторожно, с любовью погладил сандалии. Он словно испытывал некое чувство уважения к ним.

Казалось бы, надев на себя все это великолепие, Василий должен был испытывать чувство радости и гордость, но вместо этого горечь и оскорбленное самолюбие переполняло все его естество.

«Вот, вот, — сказал он себе, — в этом ты весь. Ну что, посмотри на себя! Посмотри, какой ты есть на самом деле! Нет, ты не достоин ее. Слишком много в тебе плохих инстинктов, которые ты не в силах подавить».

— Эти одежды идут тебе, — сказал Лука. Он был явно удовлетворен внешним видом молодого человека.

— Мне только хотелось бы, чтобы они не обнажали так сильно мою сущность, — вздохнул Василий.

Направляясь в апартаменты Деворы, располагавшиеся в самой проветриваемой и прохладной части дома, они прошли мимо двери, у которой словно на страже стоял Эбенейзер. Он склонил перед ними свой лысый с желтизной череп и сказал, будто успокаивая:

— Он разбирает какие-то документы и еще ни о чем не подозревает. Несколько минут назад он высунул за дверь нос и сказал мне: «Какая тишина в доме», а я ответил: «Все скорбят в ожидании неминуемого». Тогда он спросил: «А ты что здесь делаешь? Ты свободен!» — «Да, я свободен, но я рутинер. У тебя есть для меня какие-нибудь приказания?» Он покачал головой и нахмурил брови: «У меня нет для тебя никаких приказаний и никогда не будет!» После этого он закрыл дверь.

Главная комната в апартаментах Деворы была полна служанок, которые таскали туда-сюда тюки с одеждой, носились сломя голову, сталкивались. Казалось, все они потеряли голову. Руководила женщина средних лет. Полная собственного достоинства, она стояла посреди комнаты с листом папируса в руках.

Чтобы служанки не налетали на них и чтобы не создавать еще больший беспорядок, Василия и Луку провели в другую комнату. Она была гораздо меньше предыдущей, и почти все пространство ее занимала постель девушки. Василий смутился при виде этой кровати. Не зная, что делать, и чувствуя неловкость, он отвернулся и подошел к окну. Из него во всем своем великолепии был виден Храм. Краем уха он услышал, что Лука вышел из комнаты. Но лишь услыхав голос Деворы, молодой человек догадался о появлении девушки.

— Василий! Вот… вот я и вернулась из ссылки, на которую сама себя обрекла своим безрассудством.

Юноша медленно повернулся. Он тут же отметил про себя, насколько тяжело было девушке. Ее веки набухли, а глаза покраснели. Но Девора сделала над собой усилие, чтобы обрести контроль над своим лицом. Глядя в лицо Василия, ей даже удалось улыбнуться. На ней были одежды безукоризненно белого цвета, по которым никак невозможно было догадаться, что она вот-вот отправиться в дальнее и трудное путешествие. Но что больше всего удивило Василия, так это ее волосы, распущенные, волнами ниспадавшие на плечи. Несмотря на более чем скромное платье, оно оставляло открытыми руки, белые и круглые, как у ребенка. Тонкие сандалии держались на ее лодыжках благодаря шелковым завязкам, таким же белым, как и кожа на ногах.

— Какой ты красивый! — воскликнула она, видя, что он никак не найдет подходящих слов, чтобы встретить ее. — Этот голубой цвет просто великолепен! Я завидую тебе. Говорят, что этот цвет мне тоже очень идет, но у меня никогда не было такой красивой одежды, как эта.

В руках у девушки был мешочек, аккуратно перевязанный желтой ленточкой. Она протянула его Василию, и, взяв его, юноша понял, что он полон монетами.

— Он лежал под подушкой у дедушки, — сказала она ему. — Это тебе за работу над чашей.

В мешочке было достаточно денег, чтобы оплатить все его путешествия. Да и после этого в нем осталась бы значительная сумма. Молодого человека охватила такая радость, что он чуть было не подбросил мешочек в воздух.

— Это первые деньги, которыми я располагаю за последние два года, — сказал он. — Ты даже не представляешь, какое чувство свободы я сейчас ощущаю. Вот теперь-то я действительно стал свободным человеком!