Чьи-то горячие руки коснулись лица, с головы стянули что-то, что до этого сжимало виски. Мокрая от пота ладошка оказалась в руке Фридмана, на несколько секунд успокоила, затем мужской голос опять что-то кому-то велел и ладошка исчезла. Стой!

Повисла тишина.

- Профессор Фридман, вы меня слышите? Антон?

Антон молчал - сквозь веки понемногу пробивался яркий белый «больничный» свет. Дышать было тяжело. В горле першило.

- Профессор Фридман?

Открыв глаза, Антон обнаружил себя в помещении, похожем на большую операционную с застекленным балконом, откуда за ходом операции могли наблюдать практиканты или руководство. Такие обычно делают в передовых центральных больницах. Попытался вспомнить, был ли когда-нибудь в такой, или где мог видеть, но на ум пришла только старая мыльная опера, двадцать второй сезон которого мама упортно досматривала на плоском ТВ.

- Профессор Фридман?

Перед ним стояла девушка с каштановыми волосами, собранными в тугой хвост на затылке; узкое лицо, чуть выпирающие передние зубы и большие черные глаза. Девушка была красивой, но вспоминания не произошло.

- Профессор Фридман, вы меня слышите? Понимаете, что я говорю? Антон, ответьте, пожалуйста!

Из-за спины девушки раздалось ворчание. Через секунду в поле зрения Антона появился полный мужчина лет тридцати, в очках и с бородой. На нем был белый халат, заляпанный на груди бурыми пятнами, похожим на кляксы Роршаха. Мужчина хотел что-то сказать девушке, но потом увидел, что Фридман в сознании.

- Больше ни о чем таком меня не проси, Антон! К хреновой бабушке твои эксперименты! Мы не готовы! Не готовы, и еще долго не будем готовы.

Антон был словно человек, который, выйдя из глубокого, фатального запоя, обнаружил себя пес знает где в обществе пес знает кого. Люди тебя помнят, а ты их нет. Антон понял, что голова его пуста, как барабан: там, кроме нескольких дурацких детских воспоминаний - мама сидит на стульчике у какого-то сарая и курит, глядя куда-то непонятно куда, а за ее спиной медленно садится солнце, - и собственного имени, нет больше ничего. Приложил усилие, чтобы вспомнить что-нибудь. Снова получились серые холмы, над которыми полыхает апокалиптическое красное небо.

- Фридман, ты понимаешь меня? - обеспокоенно спросил мужчина, подходя ближе. - Знаешь, где ты, кто ты? Дерьмо... Антон. Ответь, пожалуйста. Что ты помнишь? Ты что-нибудь помнишь?

В горле резало, как нождачной бумагой. Антон потер висок холодными дрожащими пальцами.

- Каналродопсин восемь.

- Ну, уже хорошо. Но теперь, правда, снова семь. Восьмерка делает с человеком какие-то дикие ужасы. Ты бы видели, как тут все скакало... Для протокола: я не рекомендую повторять опыт, пока мы не поймем, как стабилизировать процесс. Тем более на людях. С ума сошел.

Антон с трудом, борясь с головокружением, сел на койке. Рядом стоял перегоревший компьютер, покрытый белыми хлопьями пены из огнетушителя. Память возвращалась. Он примерно представлял себе, что и почему здесь произошло.

- Мы нашли что-то... - вдруг, словно решившись, прошептала девушка.

- Ничего мы не нашли! - гаркнул Лапша. - Бред! Тут все скакало, как на сраной дискотеке восьмидесятых. Не грузи его сейчас.

- Что нашли? - спросил Антон, глядя в глаза девушки. Он уже успокоился. С удовольствием отметил про себя, что давно мучившее ощущение неясной опасности отступило. Почти все было хорошо, и это чувство всего долю секунду казалось чужим. Антон закрыл и открыл глаза, глубоко вдохнул и медленно выдохнул.

- Что нашли, Аня?

Если они смогут показать адекватные результаты исследований по роевому интеллекту, все опять станет иметь смысл. Ощущение цели и смысла бодрило.

- Чужой разум. Рой. Он, - сглотнула, быстро посмотрела на Лапшу. - Он здесь, и он здесь давно, история...

- Чушь, - отрезал Лапша. - Ты еще скажи, что реально путешествовал во времени и воевал со страшной воинственной нейросетью. Ну бред же.

Антон постарался усмехнуться, в сознании всколыхнулась ложная память. Действительно бредовая история. Вдох-выдох. Ускорившееся время, ага. Фридман надел улыбку.

- Анюта, ты не беспокойся, пожалуйста. Все в порядке. Чтобы ты не увидела - это просто игры разума. Слушай.

Совсем прогнать из головы «дурацкую историю» не вышло.

- А что ты конкретно видела? Что вы видели? - Антон повернулся к Лапше. - Может, мы сможем что-то найти, или как? Что думаешь? - Слез с кушетки, размял спину. Все, хватит приходить в себя, нужно работать.

- Мне теперь лучше, а времени у нас и без того не особо. Давайте посмотрим, что можно показать комиссии.

- Вам нужно отдохнуть, - напуганная Анна подалась было вперед, но как будто передумала. - Полежите.

И лицо серое. Такой страх не сыграешь. Удивительно.

- Ань, ну слушай. Сейчас мы со всем разберемся. Мы...

- А давай! - вдруг заявил Лапша. - Чем черт не шутит! Гореть, так гореть! Подключим тебя опять, хрен с вами, и попробуем проанализировать эту дьявольщину. Ведь может быть, не знаю, может быть, это первый контакт? Времени-то у нас все меньше и меньше. Час за два.

Фридман понял, что именно в поведении Лапши было непривычным, застыл и горько улыбнулся. Затем медленно провел пальцами левой руки по запястью правой и кожа стерлась, как краска, обнаружив металлическую конструкцию, покрытую изнутри витиеватым сетевым кодом.

- Ты не получишь мою память, тварь, - сказал он. - Не получишь. Не выйдет. Ни сейчас и никогда.

И все вокруг резко потемнело. Фридман сделал шаг назад, потом еще шаг, и уперся спиной в койку. Лапша и Анна стояли, чуть склонив головы на бок и их глаза светились фиолетовым огнем.

Говорить они стали одновременно:

- Я найду тебя, чужак. Найду и уничтожу!

Потом к двум голосам добавился третий. Непонятно, женский или мужской.

- Внимание, вернитесь в свое время! Внимание - последнее предупреждение! Немедленно вернитесь в свою часть континуума.

Непонятно как, но вот две фигуры срослись. И из этой новой теперь росли еще - ноги, руки, головы. Фридман не мог пошевелиться.

- Вернитесь в свое время!

И жуткий гибрид рванулся вперед.

***

...Сначала что-то гудело, будто бы издалека, а потом ближе и ближе, громче и громче, до тех пор, пока гул не заполонил собой все вокруг. Фридман потерял ориентацию в пространстве и провалился в верхние слои снов.

Он знал, что именно сейчас произойдет. Еще секунду назад не знал, готовился к смерти, полному прекращению стабильности на всех уровнях реальности, а теперь - знал.

Теперь был готов.

Тварь вынырнула из рваной тьмы совсем рядом, огляделась, как будто в этом действительно была необходимость, и бросилась в погоню. Бесполезно было даже попробовать понять, что именно происходит вокруг; сознание заполнили сотни, тысячи, миллионы, миллиарды голосов, сотни миллиардов влажных ртов и глаз. Они орали, говорили, просили, стонали, плакали, звали, молились, выли.

Штука - метаморф, кошмар - представляла собой нечто многорукое и многоногое, находящееся в постоянном изменении. Фридман лихорадочно разобрал ячейки времени, - откуда взялись ячейки времени? - и бросился в одну из них. В висках стучало так, будто кто-то долбил кувалдой в пуленепробиваемое стекло. В последний момент, прямо перед Прыжком, Антон почти физически ощутил удар огненной плетью по спине.

Несколько секунд тьмы. Небытия, отсутствия всего. Фридман и себя опять осознал только тогда, когда снова оказался в реальности.

В реальности жуткая штука не изменилась. Воздух вокруг нагрелся, окружающее пространство пошло волнами. В памяти всплыло дурацкое слово «патрульный». Патрульный времени. Так назвали этих созданий первые исследователи. Они, патрульные - стража, воины порядка. Лейкоциты. Они борются против чужеродных клеток. Они нужны организму.

Они помогают. Ждут. Выслеживают. Отбирают то, что не наше.

Антон рухнул на землю, больно ударившись, перекатился, обдирая кожу, и по инерции встал на ноги. Думать быстрее. Думать быстрее. Нужно думать быстрее.