Лана отвлеклась от своих мыслей.

- Что?

- Я говорю: едем или нет?

- Да-да, едем.

- Отлично!

У Димы горели глаза. Внутри Ланы был сквозняк.

Решение далось мне чрезвычайно легко. Можно даже сказать, что секунду назад не было никакого решения, а потом я встал, замер на секунду, пытаясь на прощанье услышать какую-нибудь случайную фразу из кухни, ну, типа «хороший мальчик» или какое-нибудь «не смейте». Ничего не услышал, подошел к окну, открыл, забрался на подоконник и прыгнул вниз.

Шестой этаж. Очевидно, был риск, что только ноги себе переломаю и доставлю маме еще больше проблем, но нет - все прошло удачно. Полетел вниз головой, инстинктивно (и нелепо) выставив вперед руки. Хрустнуло в локтях, звук такой, будто сломали сухие ветки. Я не почувствовал боли, а еще через мгновенье свернул шею и выключился.

И Андрея не стало.

Папа говорил: постоянные. Люди, которые умерли и попали в Город. Они теперь будут служить эльфам вечно. Звучит неприятно, да, но на деле все ровно наоборот. Вечная жизнь в мире, которым ты управляешь. Это же круто! Ни старости не будет, ни болезней. Можно вообразить кого угодно и заставить его делать что угодно!

- Тело и сознание умирают с разной скоростью, - говорил папа. - Пока пройдет несколько минут и твой мозг отключится, легкие скукожатся, а сердце перестанет гонять кровь, суперэго - сверх-я - сможет прожить несколько сотен жизней. Миллионы лет. Чтобы не уйти раньше времени, растворившись в нелепой черноте, нужно четко понимать, куда ты хочешь попасть. Кто-то попадает в рай, кто-то, из-за неполноценности и чувства вины перед неизвестно кем, отправляется в огненный котел, кто-то искренне считает, что начинает жизнь заново, в своем ли обличье или в виде камня у дороги.

- А как же бог? - спросил я тогда. Все что я помню о папиных родителях: бесконечные разговоры про бога. Господь то, боженька это. Папа всегда просил меня не слушать, а иногда отправлял на улицу, или в другую команту, и ругался со стариками.

 - Бог?

Была зима, мы сидели в зале, за окном бесновалась злая манная каша, истошно выл ветер, а дома было тепло, пахло апельсинами и ароматическими свечами. Мама спала. Мы с папой смотрели какой-то фильм на старом телевизоре, а когда расхлопнулась обязательная реклама Сингулярности, выключили звук и решили поговорить. Точнее, папа решил, он давно хотел что-то обсудить, нужно было, но в очередной раз не смог перейти к делу.

- Бог только здесь, - он осторожно коснулся указательным пальцем моего виска. - Ну, если есть. У каждого свой бог.

- А как так... Я...

Я не вполне понимаю, что хочу спросить и долго молчу, глядя на папу. Мне хочется, чтобы он не был сумасшедшим, но тогда еще кажется, что так оно и есть. Я ненавижу себя за это.

- То есть там, в Городе, живут люди, которые умерли... умирают, так? Прямо в момент этой своей жизни... там...

- Время ничего не значит. Каждый день кто-то умирает.

- А умерев здесь, они исчезают там?

Папа протянул руку, взял со стола полупустой стакан с чаем, поднес к губам и отпил.

- Нет.

- А... - страшно хотелось спросить что-нибудь еще. Такое важное, без чего нельзя было пойти спать, но мыслей у меня не было. Зудело внутри, просилось наружу, но страх перед определенностью взял верх.

***

...Кровавое море - маковое поле от горизонта до горизонта. Огромный дрожащий в желтом мареве диск раскаленного солнца, медленно заползающий за горизонт. Полупрозрачное розовое... багровое... фиолетовое... небо без облаков. На фоне солнца - высоченная черная башня.

Я выхожу из ниоткуда и иду к башне. Земля под ногами горячая, твердая. Мне кажется, что все это составляет смысл моего существования в последнюю тысячу лет. Я всегда выхожу из ниоткуда и иду к башне. Хочу спасти принцессу. Поднимусь по винтовой лестнице, вышибу дверь в темницу и возьму принцессу себе.

Посреди маков по дороге до башни меня встречает высокий и худой человек в белой одежде вроде комбинезона.

- Андрей Максимович, добрый день.

- Добрый.

В голове с ревом и стуком, как будто бы начинает работать какой-то ужасно старый и громадный часовой механизм, складываются кусочки прошлого.

- Мы рады приветствовать вас. Скажите, вы хотели бы служить Городу, как ваш отец?

«Нет», - говорит что-то у меня в голове отцовским голосом.

- Да, - отвечаю я. - Да, отведите меня к нему. Он меня ждет.

- К сожалению, сейчас это невозможно. Но есть и хорошие новости, - уголки губ человек дернулись. Жутко, бужто это было кожанная маска, которые жила отдельно от настоящего лица. - Теперь вы приняты на службу. И опять попытался улыбнуться. Как улыбался бы робот, если бы пробовал научиться выражать хоть какие-то эмоции.

Окружающее пространство незаметно изменилось. Мы... шли по улице вниз головой, а вокруг была голодная, слепая чернота космоса. Город, - а ведь это и есть Город, так я рассудил, - представлял собой сложную систему постоянно вращающихся колец, на внутренней стороне которых росли здания и ходили люди. О реальных его размерах мне было сложно судить. Скажу «огромный» - и ничего не скажу.

- Куда мы идем?

- Подождите, - сказал мой провожатый не оборачиваясь, а я только в тот момент понял, чего не хватает внутри - страха. Я совсем не боялся, это расстраивало.

- Сейчас я расскажу вам о правилах.

***

Снам нужно расчищать дорогу. «Регулировщик» - неправильное слово. Я бы лучше сказал «мусорщик». Сон может «нахвататься» осколков чужих снов, и человек, который его видит, изменится. Эти изменения будут заметны не сразу, но в конце концов станет поздно. Чужие идеи и страхи, чужие кошмары и желания. Ратиоморбия. Сны не должны сталкиваться, перемешиваться, прорастать друг в друга. Нет, регулировщик все-таки правильно.

Нет - санитар.

Хочется оперировать словами «тогда», «теперь», «сейчас». Для того чтобы проговорить происходившее со мной в Городе, я честно пытался подобрать слова из человеческой лексики, но не получается. В языках людей все привязано ко времени.

Эта игра такая: попробуй рассказать о чем-нибудь в одном-двух предложениях, не используя время. Не выйдет, спорим?

Я видел миллиарды, сотни миллиардов снов, в каких-то было интересно, в каких-то странно или страшно, непривычно, неприятно, противно, горько. Я проживал их, переставая понимать, что я это я, то есть какое-то отдельное от них сознание, я становился частью их снов, ваших снов, персонажем с лицом коллеги, порноактрисы, любимого певца, начальника или случайного прохожего. Они хотели меня, ненавидели, боялись, побеждали и насиловали. А я учился. И задавал вопросы.

- У сна нет времени, - говорили постоянные. Они все похожи, как братья-близнецы, но я, наверное, не смог бы утверждать, что это всякий раз был один и тот же. Хорошее слово «они». Пусть будут они.

Они не могут ответить, откуда взялись эльфы. Говорят, что это неважно для понимания устройства Вселенной.

- Почему мы не видим их? - спрашиваю я. - Почему они не приходят?

- Они приходят, - говорит постоянный. - Ты их видишь.

- Глупо. Я говорю о настоящем контакте. На самом деле никто и никогда их не видел. Где они, как их найти?

- Это неважно.

Но мне кажется иначе. Мне кажется, что это важно.

- Они из будущего, эти... странники, или кто они там? Народ. Эльфы. Тьфу, сколько дешевого пафоса! Они прибыли, чтобы чему-то научить нас? Тогда почему же не учат?

- Конечно же учат, Андрей. Все, что мы знаем, и все, что знают люди - это дар Народа. Кроме разве что дешевого пафоса.

- Вы же понимаете, о чем я. Почему они не покажут нам, как именно работает эта штука? Мы должны знать.

Постоянные уводили тему, право слово, как дети. Или нет, как взрослые, которые недооценивают ребенка, считая, что он чего-то не может понять. Что ему рано, что ему не нужно понимать. Большая ошибка.