- Запусти командный режим, - сказал он, вспомнив слова первого знающего Взлетной. - Запусти командный режим, Оберус.

- Это невозможно, прости, Уго. Больше невозможно. Я не могу.

- Ты говоришь «чужой», и значит, планета населена, верно? Почему ты не выходишь на контакт с ними? Почему? Я не понимаю! Эту планету населяют разумные существа! Мы нашли дом!

- Нет, не нашли. Эти создания уничтожают все вокруг, как болезнь. Убивают себя и свой мир. Не волнуйся, пожалуйста, не волнуйся, мой Искатель, скоро существ не останется, но останется мир, и тогда вы, мой народ, спуститесь на эту твердь и воздвигнете новое. Не волнуйся, пожалуйста, не волнуйся, мой Искатель! Я не трогаю их мир, их планету, она развивается отдельно от них. Зачем воевать, если можно просто подождать немного, и они исчезнут сами? Воевать контрпродуктивно, мой Уго, мой Искатель.

- Ты уничтожишь все и двинешься дальше, - пусто подумал Уго. - Как было тысячи раз. Ты выпьешь их и полетишь искать новый неидеальный мир. Будешь искать и никогда не найдешь.

- Конечно, найду! Мы вместе отыщем! Но прежде всего нам с тобой нужно найти чужака. Он здесь, на борту. Он здесь, он быстро прыгает между ними, моими Искателями. Чужак просыпался, ты понимаешь, мой Уго, а я все никак не могу его схватить! Он был в командном пункте! Нам нужно его остановить! Быстрее, сейчас же! Он что-то сделал с моей системой управления. Что-то плохое. Раньше такого никогда не было. Найди его, Уго. Найди!

- Хочешь, чтобы я тебя защищал?

- Да, да! Мой Уго, мой верный Искатель! Защити свой дом.

В голове Уго появились картинки: кривая черная тень на стене, как бы человеческий силуэт. Тень была бы незаметна, если бы Оберус не показывал ее. Вокруг слишком много сияния: буйство зеленого и золотого цветов. Командный пункт - центр нервной системы корабля. Вот Тень исчезает, а еще спустя мгновенье Уго не видит сияния.

Только душная ржавая темнота.

- Видишь? Ты видишь, мой Уго? Чужак здесь. Я не знаю, что ему нужно. Не могу найти его. Но ты, ты можешь! Найди, найди его и убей!

Лапша открыл дверь. Долго и молча смотрел, будто пытаясь что-то разглядеть у меня на лице. Медленно перевел взгляд на Лану. Мы стояли и не двигались. Я тоже, если быть честным, не представлял, что говорить.

- Эдик, пусти нас.

- Входите, - бросил Лапша и сам пошел в квартиру, не закрывая двери. - Обувь снимите грязную.

Мы вошли.

- На кухню проходите.

Остановился у входа в одну из комнат, повернулся.

- Дерьмово выглядите.

И, не дождавшись ответа, нырнул в вонючую полутьму.

- На кухню!

Мы с Ланой неопределенно переглянулись и пошли по коридору к открытой двери на кухню, которую я распознал по старому низенькому холодильнику у окна. На холодильнике громоздилась микроволновая печь. Лана прошла вперед и упала на стул.

- Проклятье, как гудят ноги...

Вытянулась. Когда поднимала руки, грязная, когда-то белая майка забралась немного, и я увидел ее живот и большой фиолетовый синяк слева. Она спохватилась. (Хочется думать, что покраснела). Вошел Лапша.

- Голодные? Вижу, что голодные. Сейчас.

Он прошел к холодильнику, открыл его, выудил большую черную сковородку, накрытую стеклянной крышкой. Поднес ближе к лицу, поднял крышку второй рукой, понюхал содержимое.

- Сойдет. Макароны. Конину ешь? - это он у Ланы спросил.

- Сейчас я все ем, - честно ответила та. - Хоть конину, хоть кошатину.

- Хорошо. Рассказывайте пока.

Он оставил сковородку на столе, повернулся к кухонным шкафам, открыл один, второй, вынул две вилки. Вернулся к сковородке. Выглядел он непривычно молодо, но вел себя точно так же, как при нашей последней встрече.

- Ну?

- Мне нужна помощь, - промямлил я.

- Фридман, - Лапша усмехнулся. Закрыл глаза, заставил себя не рассмеяться, выдохнул, - тебе всегда нужна помощь. Я знаю тебя лет семьдесят, наверное, и тебе всегда нужна помощь. Выкладывай.

Лапша задумался, взялся за ручку сковородки, отпустил, вернулся к шкафам, вынул из верхнего две глубокие тарелки. Молча набрал в каждую по несколько кусков слипшихся макарон и поставил первую тарелку в микроволновку.

- Что на этот раз? Ну что ты как воды в рот набрал? Я помню много просьб и просто запутался, очередь какой из них настала.

Не успел сесть, микроволновка пиликнула. Открыл, достал тарелку, поставил перед Ланой, вручил вилку.

- Bon appetit! А вот одежды у меня для тебя не найдется. Извини.

- Да ничего страшного!

Лана посмотрела на меня: прилично ли будет и за тем ли приехали, но голод победил. Лапша поставил вторую тарелку в микроволновку и некоторое время наблюдал за таймером.

- У меня был один знакомый, - начал я, но понял, что Лапша-отсюда знаком с Фридманом-отсюда, а значит, знает про мальчишку, может быть, даже больше моего, - Манохин. Ты его тоже, должно быть, знал.

- Слышал.

- У него был сын.

- Да, ты говорил о них.

- Он сказал мне... - в глазах на секунду потемнело. - Он мне... Он мне сказал, что нужно добраться, что можно попасть за пределы поля. Ты знаешь про поле?

- Да, знаю.

- Его нужно убрать. Иначе время сгниет.

- Это ненаучно. Но я тебя понял.

- Научно? - я прыснул.

- Что?

- Ты сказал научно?

Я улыбался. Лапша поставил перед мной тарелку с макаронами. Выглядели они отвратительно.

- Чего тебе от меня нужно? - спросил Лапша.

- У меня есть идеи, - ответил я, отправляя в рот теплый комок, - у тебя мозги и руки. Что ты знаешь про кильватерное ускорение частиц в плазме?

- Чего? - Лана едва не поперхнулась. - Ты хоть сам понял, что сказал?

- Сквозь плазму, - обиделся я, - почти со скоростью света летит компактный объект, драйвер, это может быть электронный или лазерный сгусток, он летит и расталкивает плазменные электроны. Ионы тоже получают толчок, но остаются на своих местах, так как они тяжелые. Электроны начинают колебаться относительно положений равновесия, возникает разделение зарядов и электрическое поле. Если в это поле поместить заряженные частицы, то они будут ускоряться.

Я ждал реакции, например, восхищения или как минимум одобрения, но выражение ее лица не изменилось.

Пришлось сказать:

- Я все прекрасно понимаю.

- А я забила, - Лана истерично хмыкнула и протянула руку к открытому пакету с кетчупом. Выдавила остатки себе в тарелку, даже высунув язык от усердия. Даже грязная и замученная, она была красивой.

- У меня, - я посмотрел на Лапшу, - есть координаты гравитационной аномалии, через которую можно добраться за границу поля.

- Ты хочешь, чтобы я на коленке собрал лазерный ускоритель частиц? Типа э-хей, сейчас пойду посмотрю, что у меня там в шкафу есть такого, может, завалялись говно и палки?

- Угу, - наконец кивнул я. - Все верно, только времени у нас немного.

- А, то есть приступать прямо сейчас?

- Ну, желательно.

Лапша покачал головой. Улыбнулся. Посмотрел на Лану.

- И что ты в нем нашла-то, спрашивается?

- Ничего не находила.

- Понятно. Антон... - он тяжело вздохнул. Как будто бы не собирался ничего говорить, но все-таки вдруг решил. - Знаешь, когда я слышу рассуждения на тему искусства, и о том, как правильно его понимать. - Он посмотрел на макаронину на вилке как на какой-нибудь артефакт.

- Или рассуждения про то, как все было безвозвратно утрачено, или пространные рассуждения по поводу того, как тяжело общаться с быдлом, которое не понимает вот в этой песне... они называют их «текстами», - это он почему-то сказал Лане, - отсылки к Борхесу или еще какому-нибудь... Или вот когда начинают такие: «ах что вы, да как же вы можете не знать, ай-ай-ай, какой же пробел, давайте я вам намекну, куда надо копать». Или такое: «нет, новый альбом Пинк-Флойд - полностью проект Гилмора, пошлые спекуляции и переработка старого материала, я вам сейчас поясню, какой вы тупой, раз вам понравилось». Вот когда я все это слышу. Знаешь, что я думаю?