На оккупированных немецкими войсками территориях коммунистов также безжалостно преследовали. В качестве примера может быть рассмотрена оккупированная в 1940 г. Дания. Датское правительство, по распоряжению германской оккупационной власти, 22 августа 1941 г. издало закон о запрете коммунистических союзов и выступлений. Некоторые из арестованных датской полицией в начале октября, а также 19 декабря 1943 года были депортированы зипо в Германию. Сначала руководитель датского министерства иностранных дел обратился к представителю германского рейха д-ру Вернеру Бесту с просьбой о возврате датчан. В своем письме от 31 декабря 1943 г. криминальный директор Линдоу (ведомство IV А 1) отклонил ее. Затем датская миссия предприняла попытку улучшить жизнь арестованных датчан в немецких концлагерях. Был сделан запрос в министерство иностранных дел, нельзя ли выплачивать узникам лагеря «зарплату», соответствующую принятым в Дании 1,5 кронам в день. В ответ Мюллер отправил 3 февраля 1944 г. письмо в отделы зипо и СД в Копенгагене штандартенфюреру СС Бовензипену[300], в котором говорилось: «Нет причины узаконить требуемую выплату денег»[301].

В совместной работе с ОКВ отдел IV А 1 PCXА занимался с начала 1943 г. наблюдением за почтовыми пересылками немецких военнопленных в Советском Союзе. На почтовых открытках, которые немецкие солдаты посылали своим близким, были изображены: в верхнем левом углу — красный крест, а в правом верхнем углу — красный полумесяц. Гестапо не считало нужным проводить дальнейшую пересылку корреспонденции, исходя из политических соображений. Даже министерство пропаганды рейха сочло необходимым ознакомиться с «хитрой советско-русской пропагандой». Не проходящие цензуру на участках проверки иностранной корреспонденции почтовые открытки заставляли в некоторых случаях близких пропавших без вести солдат начинать поиски. Случалось, что родственники из Германии должны были делать запрос в Анкару, или в Красный Крест в Женеве, или в Швецию, или даже в Ватикан, чтобы получить информацию о пропавших. Вследствие этого опыта участку проверки иностранной корреспонденции было дано распоряжение ОКВ: «направленные за границу посылки задерживать и переправлять в РСХА»[302].

Гестапо имело исключительное право брать под «охранный арест». Из-за различий между инструктажем и освобождением заключенного гестапо, с одной стороны, и обращением с ним в концлагере, сначала через создание должности инспектора по концлагерям, позже через создание управленческой группы D в главном административно-хозяйственном управлении (ВФХЛ), с другой стороны, было осуществлено также разделение ответственности[303]. Гестапо, а позже и IV отдел, незамедлительно сообщали находившимся у них в подчинении службам о создании концлагерей[304], о превращении лагерей для военнопленных в концлагеря[305] и о создании особых отделов для заключенных-женщин[306].

Ответственными за создание трудовых лагерей указом Гиммлера от 28 мая 1941 г. были назначены исключительно инспектора — служащие зипо. Созданными специально для уклоняющихся от работы иностранных рабочих лагерями руководили служащие гестапо[307].

Полицейская тюрьма на Принц-Альбрехтштрассе не вмещала уже в 1937/1938 гг. всех заключенных, арестованных гестапо. Поэтому в тюрьме полицейского управления в Берлине были созданы пункты для дальнейшей переправки заключенных. Мюллер подчеркнул, однако, в своем внутриведомственном циркуляре, что заключенные могут быть переведены в другое место только в том случае, если это не отразится негативно на результатах следствия. «Если заключенный не заслужил особого обращения и очень редко вызывается на допросы», то Мюллер не видел причины для его перевода в полицейскую тюрьму на Александерплатц. «Под особым обращением» в тюрьме гестапо понимались ужесточенные допросы и добытые страшными пытками признания. Мюллер разрешил одному из ведомств освобождать сидящих в тюрьме гестапо заключенных по своему усмотрению, поскольку ответственное за это ведомство по «охранным арестам» было перегружено с начала войны. Новое правило не могло быть применено к людям, отсидевшим до этого в концлагере[308].

Тайная государственная полиция арестовывала политических противников национал-социализма без судебного расследования. Основой этому послужило распоряжение рейхспрезидента от 28 февраля 1933 г. о защите народа и государства, в котором он объявил допустимыми действия, направленные на борьбу с «контрразведкой коммунистических антигосударственных действий», например, в параграфе 1, среди прочего, ограничение личной свободы, а также другие действия, выходящие за рамки существующих законов. Взятых под «охранный арест», необходимо было определить в концлагерь[309]. Приказом Гиммлера от 23 марта 1936 г. были созданы особые отделы для работы с заключенными, находившимися в концлагерях второй раз. Мюллер уточнил этот приказ: в соответствии с циркуляром от 29 мая 1936 г. под приказ Гиммлера должны подпадать не все заключенные, повторно находящиеся в концлагере, а «только те, которые во второй раз попали в концлагерь в связи с антигосударственной деятельностью»[310].

Шеф гестапо предложил министру юстиции рейха передать ему право на «принятие решений об «охранных арестах» тех людей, которых суд оправдал»[311]. В датированном 21 апреля 1937 г. указе, принимая предложение Мюллера, министр юстиции дополнил постановление тем, что «охранный арест» может быть применен для тех подозреваемых (врагов государства), которые были оправданы судом за недостаточностью улик[312]. Гестапо позаботилось также о том, чтобы так называемые «исследователи Библии»[313] после отбытия наказания были переведены в концлагерь[314].

Все заключенные, помещаемые в концлагерь, должны были пройти медицинское обследование для выяснения состояния здоровья и особенно работоспособности.

Больные, особенно психическими заболеваниями, а также неспособные к работе не должны были содержаться в концлагере. По мнению СС, они создавали ненужные проблемы для лагеря[315].

Ответственными за приказы об «охранных арестах» были различные участки, включая краевые полицейские учреждения. 25 января 1938 г. министр внутренних дел рейха издал указ о новом порядке взятия под «охранный арест», действовавший на всей территории рейха. Согласно параграфу 2, абзац 1, тайная государственная полиция получила исключительное право отдавать распоряжения об «охранных арестах»[316]. Во время войны исключительное право РСХА отдавать такие распоряжения было расширено на управление провинциями и оккупированными западными государствами, в то время, как на остальных занятых немецкими войсками территориях местные службы зипо были уполномочены проводить такого рода мероприятия[317]. Деятельностью, связанной с правом отдавать распоряжения относительно «охранных арестов» и помещением в концлагерь, занималось в гестапо ведомство по «охранным арестам», подчинявшееся Генриху Мюллеру[318], и оно было в курсе всех отдаваемых в связи с этим приказов. Заявления о необходимости «охранного ареста» от местных полицейских участков направлялись в занимающиеся этим ведомства гестапо для наложения ими своей резолюции. В соответствии с принятым в 1934 г. распоряжением приказы об «охранных арестах», завизированные Мюллером, должны были быть отправлены на подпись Гейдриху. В случае отсутствия Гейдриха, приказы подписывал шеф гестапо, если же его не было, то заместитель Гейдриха д-р Бест. После начала войны шеф РСХА был не в состоянии справиться со своими обязанностями из-за возросшего количества «охранных арестов», и он передал свои полномочия Мюллеру. Но для того, чтобы сохранить видимость ответственного подхода к каждому «охранному аресту», Гейдрих передал шефу гестапо факсимильный штемпель со своей монограммой. Этой печатью он скреплял приказы и визировал их своей подписью. Вскоре, примерно в 1939–1940 гг., Мюллер был также не в состоянии подписывать все многочисленные приказы и уполномочил визировать их руководителя ведомства по «охранным арестам» д-ра Берндорфа[319]. После смерти Гейдриха Мюллер наделил своего референта правом подписывать приказы об «охранных арестах» вместо него. После назначения Кальтенбруннера преемником Гейдриха, Мюллер, с согласия нового шефа РСХА, передал руководителю ведомства д-ру Берндорфу факсимильный штемпель с подписью Кальтенбруннера. Незадолго до окончания войны д-р Берндорф приносил шефу гестапо для визирования только наиболее сложные документы[320].