Будучи руководителем IV отдела РСХА, Мюллер содействовал своими распоряжениями, собственными решениями, приказами, участием в конференциях и подписанием указов по проблемам принятия «окончательного решения по еврейскому вопросу» уничтожению многих миллионов евреев на территории бывшего рейха, а также в оккупированных немцами во время второй мировой войны странах Европы[425]. Полномочия на проведение геноцида были переданы РСХА, которое, после запрета на выезд евреев с 23.10.1941 г., отдало распоряжение о проведении решающих организационных мероприятий по концентрации евреев в германском рейхе. Особенно в период «межвластия», между смертью Гейдриха и вступлением в должность Кальтенбруннера, Мюллер играл ведущую роль при подготовке «окончательного решения по еврейскому вопросу»[426]. При этом, если была необходимость, РСХА согласовывало свои действия с другими учреждениями, прежде всего с министерством иностранных дел[427]и министерством путей сообщения[428].

IV отдел в РСХА занимался вопросами исполнения поставленной задачи; наряду с Адольфом Эйхманом и Алоизом Бруннером[429], Мюллер являлся одной из ключевых фигур при исполнении управленческих заданий, связанных с уничтожением европейских евреев. По этой причине в качестве представителя РСХА 20.01.1942 г. он, вместе с Эйхманом, принял участие в Ванзеевской конференции[430]. «Я помню, что сразу после этой конференции Гейдрих Мюллер и моя скромная особа (Адольф Эйхман. — Прим, авт.) уютно сидели перед камином […] не для того, чтобы разговаривать на отвлеченные темы, а для того, чтобы после долгих, напряженных часов работы предаться долгожданному отдыху»[431].

Мюллер, будучи начальником Эйхмана, уполномочил его ведомство IV В 4[432] исполнять приказы по уничтожению евреев и постоянно контролировал выполнение данного задания. Случилось так, что Эйхман получал приказы непосредственно от Гейдриха. Перед тем, как выполнить приказ Гейдриха о поездке в Люблин для присутствия на массовой казни, он сообщил об этом Мюллеру. «Скорее всего, он уже знал об этом; я это понял по его молчаливому киванию и ленивой улыбке на тонких губах. Он безотлучно находился на Принц-Альбрехтштрассе и не вставал из-за своего письменного стола»[433].

Мюллер много раз давал поручения Эйхману наблюдать за убийствами на Востоке. Эйхман присутствовал на уничтожениях в Треблинке и Хелмно, был свидетелем массовых расстрелов в Минске и Лемберге, инспектировал гетто в Варшаве и Литцманштадте (Лодзи), а также в концентрационном лагере Аушвиц. После командировок он должен был представлять Мюллеру полный отчет[434]. «Мюллер никогда ничего не говорил. Никогда! Ни по этому делу, ни по другим делам. Он всегда был немногословен и спокоен, всегда говорил только самые необходимые вещи. Говорил «да» или «нет». А если он не говорил ни «да», ни «нет», то от него обычно слышали: «Дружище Эйхман […]», это было ни «да», ни «нет»[435]. На допросах в Израиле Эйхман защищал своего шефа. Он был убежден, что не было бы уничтожения евреев, если бы Мюллер имел право решать такие вопросы[436].

Руководимое Эйхманом ведомство занималось подготовкой депортации евреев. Бытующее среди историков мнение, что выселение евреев в больших количествах началось только в октябре 1941 г., было опровергнуто историками Грамлем, Шеффлером[437] и Шонбернером[438]. В действительности, с февраля по апрель 1941 г. около 72 000 евреев были «эвакуированы» в варшавское гетто[439].

Уже осенью-зимой 1939 г. были отправлены первые поезда с депортированными из Австрии и протекторатов Бемена и Мерена в Польшу. В этой связи следует упомянуть «собственноручно» проведенную Эйхманом в октябре 1939 г. акцию под названием «Писко». Подчиненный Мюллера «переселил» в Люблин, в «лагерь Ниско», по меньшей мере, 3 359 евреев из Вены, Моравии-Острау и Катовиц. Эйхман написал заметку о руководящей роли Мюллера, однако он перепутал устные распоряжение шефа с письменными. Во всяком случае, не существует ни одного отчета Эйхмана об этой акции своему начальнику. Телеграммой от 18.10.1939 г. Мюллер разъясняет Эйхману, что выдворение евреев должно происходить не внепланово, а по согласованию с руководством[440].

Из германского рейха из города Штеттина 12 и 13 февраля 1940 г. евреи были доставлены в окрестности Люблина[441]. Сохранилась посланная Мюллером 15.03.1941 г. полицейскому участку Позена телеграмма. Она доказывает, что массовые депортации начались уже осенью 1941 г. «По известным причинам невозможно с 16.03.1941 до дальнейшего разъяснения обстоятельств проводить эвакуацию из указанных немецких восточных районов и Вены в основную провинцию Германии (Пруссия. — Прим. перев.)»[442].

О том, что шеф гестапо упорно настаивал на эвакуации евреев, свидетельствует телеграмма от 21.05.1942 г. «В ходе мероприятий по эвакуации в Люблин/Ицбику, многие эвакопункты в старом рейхе, не беря во внимание непредвиденные случаи, могут зарегистрировать эвакуируемых в связи с установленными правилами.

Для того, чтобы на Востоке полностью использовать все возможности по принятию следующей партии эвакуируемых, я прошу местные эвакопункты указать количество оставшихся евреев с тем, чтобы продолжить эвакуацию в соответствии с инструкциями»[443].

Одним из важнейших свидетельств убийств этого народа является эвакуация 45 000 человек на Восток. Представленные обвинителем на Нюрнбергском суде документы подписаны Мюллером: «В ходе приказанного до 30.01.1943 г. пополнения концлагерей рабочей силой, в еврейском секторе должны быть соблюдены следующие предписания:

1. Общее количество: 45 000 евреев.

2. Начало эвакуации: 11.01.1943 г.

Конец эвакуации: 31.01.1943 г. (Железная дорога не в состоянии с 15.12.1942 по 10.01.1943 в связи с отпускным сезоном в вермахте выделить специальные поезда для эвакуации.)

3. Разделение: 45 000 евреев распределяются следующим образом: 30 000 из округа Белосток, 10 000 из гетто-Терезиенштадт. Из них 5 000 работоспособных евреев, которые до этого выполняли в гетто необходимые мелкие работы, и 5 000 неработоспособных евреев старше 60 лет; использовать возможность эвакуации для увеличения количества заключенных гетто до 48 000. Как и прежде, для эвакуации были выбраны евреи, у которых не было особых связей и которые не имели каких-либо заслуг. 3 000 евреев из оккупированных голландских округов. 2 000 евреев из Берлина = 45 000. В число 45 000 включены неработоспособные евреи (старики и дети). При применении определенных правил отбора из всех поступивших в Аушвиц евреев останутся в среднем от 10 000 до 15 000 работоспособных лиц»[444].

Вероятнее всего, это письмо является следствием приказа Мюллера от 17.12.1942 г., в котором он требует от ответственных служб в связи с острой нехваткой рабочей силы отправить по меньшей мере 35 000 работоспособных заключенных в концлагеря[445].